— Джо! — Голос матери слабым эхом достиг его спальни. Он медленно перевернулся и взглянул на будильник. Было одиннадцать утра. Он повернулся обратно и закрыл голову подушкой.

На этот раз голос матери прозвучал громче. Он выглянул из-под подушки. Дверь в его комнату была открыта, и двоюродная сестра Мотти стояла в коридоре рядом с дверным проемом. Он уставился на нее.

— Какого черта ты здесь делаешь?

— Ты нужен своей маме, — сказала она.

— Я слышал, — резко ответил он. — Я еще не выспался.

— Тебе лучше встать, — сказала Мотти — Это важно.

— Подождите еще полчасика, — сказал он, снова ныряя головой под подушку.

Через секунду он почувствовал, что с него срывают одеяло.

— Что, черт тебя дери, ты делаешь? — взорвался он, прикрываясь руками.

Мотти засмеялась.

— Ты опять дрочил.

— Нет, — сердито ответил он, садясь на постели.

— Дерьмо трепливое, — сказала она — Я же вижу пятна на простыне.

Он взглянул на простыню.

— Это во сне.

— Угу, — саркастически сказала она. — Ты всегда так говоришь. Мне лучше знать. Я ведь знаю тебя с тех пор, как ты был совсем малышом.

— Когда ты успела стать таким специалистом? — поинтересовался он. — Ты же ненамного старше меня.

— Мне уже двадцать пять, — ответила она почти высокомерно. — Это вполне достаточно. Я помню еще то время, когда я купала тебя, ты был практически еще младенцем.

— И все это время ты играла моим членом, — сказал он.

— Неправда! — возмутилась она.

Он убрал руки.

— У меня стоит, — сказал он. — Не хотела бы ты опять меня искупать?

— Свинья! — огрызнулась она. — У тебя извращенный ум. Я читала рассказы, которые ты пишешь для этих журналов. Сомнительные эротические рассказы, сомнительные детективные рассказы, сомнительные приключенческие рассказы.

Он взглянул на нее.

— Тебя никто не заставлял их читать.

— Мне было интересно узнать, чем ты занимаешься.

— Они зацепили тебя?

— Они отвратительны, — сказала она. — Если тебе хочется называть себя писателем, почему ты не пишешь для каких-нибудь приличных журналов? “Сетердей ивнинг пост”, “Коллиерз”, “Ледиз хоумджорнал”.

— Я пытался, — ответил он. — Я не могу писать в их стиле. — Он секунду помолчал. — Но все не так уж плохо Я получаю за свои рассказы пятьдесят долларов в неделю.

— Это не так уж много, — сказала она — Я зарабатываю тридцать пять в неделю за то, что пишу рекламные образцы.

— Я бы не назвал это “писанием”, — сказал он. — Кроме того, ты еще стоишь в магазине за стойкой.

Проигнорировав это замечание, она направилась к двери.

— Лучше бы тебе спуститься, — сказала она. — Твоя мама расстроена.

Прежде чем вылезти из кровати, он переждал, пока не услышал, как она спускается по лестнице, ведущей в нижний холл. Он выпрямился перед широко раскрытым окном и глубоко вздохнул. Уже наступил октябрь, но воздух был по-прежнему теплым и влажным. Казалось, лето никогда не уйдет. Он перевесился через подоконник и посмотрел вниз, на узкий проезд, разделявший их дом и соседний. Он увидел Мотти, выходящую из боковой двери.

— Ты, похоже, опоздаешь на работу, — прокричал он.

— Сегодня четверг. Магазин по четвергам открывается позже. — Она посмотрела — вверх, на него. — Ты сегодня работаешь допоздна?

— Нет, — сказал он.

— Может, зайдешь за мной в магазин? Мне не хочется возвращаться одной. Вечером это кошмарный район.

— Я тебе позвоню, — ответил он. — Я постараюсь.

— О’кей, — сказала она и пошла по проезду по направлению к улице.

Он повернулся лицом к комнате. Мотти вообще-то классная девчонка, несмотря на то, что иногда бывает настоящей язвой. Она жила с ними с тех пор, как ей исполнилось десять. Ее мать и отец погибли в автокатастрофе. И теперь его мать была ее единственной родственницей.

Он окинул комнату взглядом. Кровать брата все еще стояла у противоположной стены, как будто его ожидали в любой день. Стивен был на семь лет старше и учился на третьем курсе Высшей медицинской школы в Оклахоме, а домой приезжал только на две недели в году, на каникулы. Иногда он сомневался, что Стивен действительно его брат. Стивен был всегда серьезен, всегда занимался и с детства знал, что хочет стать врачом. Он обычно дразнил Стивена тем, что тот хочет стать врачом для того, чтобы Мотти перед ним раздевалась, а он осматривал ее. Но у Стивена не было чувства юмора. Он никогда не смеялся.

Джо вытащил сигарету из пачки, лежавшей на столике, зажег ее и затянулся. Вкус не был, строго говоря, потрясающим. На самом деле он предпочитал “Лаки”, но они стоили дороже, чем “Твенти Грандз”, которые он курил сейчас. Он затушил сигарету, не докурив до конца, и осторожно положил ее в пепельницу, так, чтобы можно было докурить позже. Он надел халат и вышел в коридор, пройдя мимо комнаты родителей в ванную.

Когда он вошел в кухню, мать стояла к нему спиной. Она не повернулась к нему. Продолжая чистить морковку над раковиной, она сказала, обернувшись через плечо:

— Ты будешь завтракать?

— Нет, спасибо, мама, — сказал он. — Только чашку кофе, пожалуйста.

Она все еще не повернулась к нему лицом.

— Тебе вредно пить кофе на голодный желудок.

— Я не хочу есть, — ответил он, усаживаясь за кухонный стол и крутя окурок между пальцами, пока горелый конец сигареты не отвалился.