голову и разгоряченное лицо ледяному ветру, не замечая его болезненных укусов.

Рыцарь перебирал в памяти события последних месяцев своей беспорядочной жизни, начиная с того момента, как он встретил мальчика в Перте. Он вспомнил то странное, подсознательное влечение, которое испытал к Кеннету, впервые увидев его во дворе замка, и благодаря которому он настоял, чтобы тот служил под его командованием, хотя характер юноши мало подходил к компании такого человека, как Криспин. Были ли эти чувства голосом крови? Наверное да, и те слова, что Джозеф Ашберн написал полковнику Прайду, были чистой правдой. Кеннет действительно был его сыном, теперь он был в этом убежден. Он попытался вспомнить лицо юноши, и внезапное открытие озарило его. Каким он был слепцом, чтобы не заметить его сходства с Алисой — несчастной девочкой-женой, погубленной восемнадцать лет назад! Как грустно, что он раньше не понял, что именно это сходство влечет его к мальчику!

Теперь он снова был спокоен и, пытаясь привести в порядок свои мысли, с ужасом осознал, что далеки они от радостных чувств. Кеннет не был тем юношей, каким рыцарь хотел бы видеть своего сына. С ужасом он отбросил эту мысль в сторону. Трусливые руки, которые похитили у него сына, испортили его характер, теперь он сам займется его воспитанием, он сделает из него благородного человека. Криспин горько улыбнулся своим мыслям. Кто он такой, чтобы обучать мальчика честности и благородству? Грубый разбойник с прозвищем, которое бы заставило краснеть любого джентльмена! Снова он вспомнил то недоброе отношение, которое мальчик питал к нему, но это, он надеялся, можно исправить…

Он закрыл окно и повернулся лицом к своему товарищу. Он снова был самим собой, он был спокоен, хотя лицо его было искажено страданием.

— Где мальчик?

— Я задержал его здесь. Хочешь его видеть?

— Немедленно, Хоган. Сию же минуту. Ирландец подошел к двери, открыл ее и отдал приказание караульному.

Пока они стояли в ожидании, ни один из них не промолвил ни слова. Наконец в коридоре послышались шаги, и в комнату грубо втолкнули Кеннета. Хоган сделал знак стражнику, который закрыл дверь и убрался.

Криспин сделал шаг навстречу юноше и остановился, встретив взгляд его враждебных глаз.

— Я должен был догадаться, сэр, что вы находитесь где-то поблизости, — горько произнес Кеннет, позабыв, что прошлой ночью он значительно опередил Криспина. — Я должен был догадаться, что мой арест — дело ваших рук.

— Зачем мне это понадобилось? — спокойно спросил Криспин, жадным взглядом ощупывая лицо юноши.

— Потому что вы мой злой гений, который разрушает мое счастье на каждом шагу. Не говоря уже о том, что вы вовлекли меня в вашу подлую интригу в замке Марлёй, вам понадобилось снова встать на моем пути, когда я уже был готов кое-что исправить, и погубить мой последний шанс. Боже, сэр, неужели вы будете преследовать меня всю жизнь? Какое зло я вам причинил?

Гримаса боли исказила лицо рыцаря.

— Если ты хорошенько поразмыслишь, Кеннет, то поймешь, насколько ты несправедлив ко мне. С каких это пор я, сэр Геллиард, служу Парламенту, чтобы «круглоголовые» подчинялись моим приказам? Что касается того, что произошло в Шерингаме, то ты забываешь, что мы заключили соглашение, и в противном случае ты бы был повешен еще три недели назад.

— Лучше бы уж я был сейчас на небе, — вырвалось у юноши, — чем платить такую цену за свою разбитую жизнь!

— Что касается моего присутствия здесь, — продолжал Криспин, оставляя его выкрик без внимания, — то оно никак не связано с твоим арестом.

— Вы лжете!

Хоган задержал дыхание, и в комнате воцарилась зловещая тишина. Эта тишина наполнила сердце Кеннета ужасом. Он почувствовал на себе тяжелый взгляд Криспина. Дорого бы он сейчас дал, чтобы вернуть эти два слова, вырвавшиеся у него в горячке спора. Он вспомнил вспыльчивый и тяжелый характер Криспина, которому он бросил в лицо это обвинение, и в его взгляде уже прочел жажду удовлетворения. Кеннету уже мерещился собственный холодный труп, лежащий на одной из улиц Вальтхама с ножевой раной в груди. Его лицо посерело, а губы тряслись.

Когда Криспин наконец заговорил, спокойствие его тона еще больше усилило страх Кеннета. Хорошо изучив Криспина за это время, он знал, что в этом настроении он наиболее опасен.

— Ты ошибаешься. Я говорю правду. Так уж я устроен — возможно, это последнее, что осталось во мне от джентльмена. Я повторяю тебе еще раз: я не повинен в твоем аресте. Капитан может подтвердить, что я прибыл сюда полчаса назад под конвоем его людей, которые задержали меня на дороге. Нет, — добавил он со вздохом, — это не моя рука задержала тебя здесь, это была рука Судьбы. — Затем его голос снова посуровел. — Ты знаешь, с какой целью ты скакал в Лондон? Чтобы передать своего отца в руки его врагов, чтобы доставить его на виселицу.

Кеннет широко раскрыл глаза.

— Мой отец! — сказал он упавшим голосом. — Что вы имеете в виду, сэр? Мой отец умер десять лет назад. Я его едва помню.

Криспин пошевелил губами, но из его рта не донеслось ни звука. С жестом, полным отчаяния, он повернулся к Хогану, который стоял в стороне как молчаливый свидетель.

— Господи, Хоган! — вскричал он. — Как я должен ему объяснить?

Ирландец в ответ на его мольбу повернулся к Кеннету.

— Дело в том, сэр, что от вас скрыли тайну вашего рождения, — прямо заявил он. — Алан Стюарт из Бэйлиночи не ваш отец.

Кеннет перевел взгляд с одного мужчины на другого.

— Не мой отец? Господа, это розыгрыш?..

Но, заметив серьезность выражения их лиц, замолчал. Криспин приблизился к нему и положил ему руки на плечи. Юноша вздрогнул от его прикосновения, и снова по лицу рыцаря пробежала тень боли.

— Ты помнишь, Кеннет, — начал он медленно, почти торжественно, — ту историю, которую я тебе рассказал в ту памятную ночь в Ворчестере, когда мы сидели в ожидании рассвета и палача?

— Какое это имеет отношение к моему отцу?

— Ты помнишь подробности? Помнишь, я говорил тебе, что когда я потерял сознание от удара меча Джозефа Ашберна, то последние слова, которые слышал, были приказанием его брату перерезать горло малышу в колыбели? Ты сам был свидетелем, когда прошлой ночью в замке Марлёй Джозеф Ашберн сказал мне, что Грегори был настроен более миролюбиво, и ребенок не был убит, и что если я подарю ему жизнь, то он вернет мне моего сына. Помнишь? Кеннет кивнул:

— Да, я помню.

Смутный страх начал закрадываться в его сердце. Не веря своим глазам, он смотрел на печальное лицо рыцаря.

— Это была ловушка, которую Джозеф уготовил мне. Но не все, что он говорил, было не правдой. Ребенок, которого пощадил Грегори, действительно остался жить, и из того, что я узнал за последние полчаса, я понял, что он был отдан на воспитание Алану Стюарту из Бэйлиночи с той целью, как я полагаю, чтобы женить его на своей дочери и тем самым вдвойне обезопасить себя: если бы к власти пришел король, то они бы находились под защитой юного Марлёя, который служил королю.

— Вы хотите сказать, — почти шепотом произнес мальчик с явными нотками ужаса в голосе, — вы хотите сказать, что я ваш… О, Боже! Я не верю в это! — воскликнул он с внезапной страстью. — Я не поверю в это, я не поверю в это! — продолжал повторять он.

— Я сам с трудом поверил этому, — последовал ответ Криспина, в котором тоже угадывалась горькая нотка. — Но у меня есть убедительные доказательства, помимо твоего поразительного сходства со своей матерью, к которому я был слеп все эти месяцы. По крайней мере, были слепы глаза моего тела. Глаза души узнали тебя с самого начала, еще в Перте. Голос крови влек меня к тебе, и, хотя я слышал его, я не понимал, что он означает. Прочти это письмо, мой мальчик, письмо, которое ты должен был передать полковнику Прайду.

Кеннет взял бумагу из рук Геллиарда и начал читать. Читал он долго, и двое мужчин терпеливо