месячное пособие, но больше денег не будет.

— Не может быть! — прошептала Эвви. Джонс, на которого никто не смотрел в этот момент, грустно покачал головой.

— Боже, неужели еще одно несчастье? Как несправедлива к вам судьба! — вскричала стоявшая за прилавком миссис Бишоп, которая тоже слышала их разговор.

— Мы ведь плохо ее знали, миссис Бишоп, — призналась Лиза. — По правде сказать, мы ее вовсе не знали. Еще три года назад мы даже не слышали о том, что у нас есть двоюродная бабушка… но она так поддерживала нас все эти годы.

— Что же вы теперь будете делать? — Глаза миссис Бишоп наполнились слезами.

— Не знаю, — тихо ответила Лиза.

— Пойдем домой, — сказала Эвви. — Мы что-нибудь придумаем. Мы ведь до сих пор как-то справлялись.

— Да, справимся как-нибудь, — повторила Лиза. — Спасибо вам, мистер Бишоп и миссис Бишоп.

Сжимая в руке письмо, Лиза вместе с сестрой направилась к выходу. Джонс немедленно открыл перед ними дверь, но Лиза даже не взглянула на него. Она уже думала о том мрачном будущем, которое ожидало их с сестрой и братом.

— Я должен видеть его немедленно, — заявил Холланд, не обращая никакого внимания на протесты Бидлса. — Где он сейчас?

— Его милость в столовой, сейчас он допивает, кофе. — Тон мажордома был ледяным. — Я бы попросил вас… Мистер Джонс! — вскричал он, видя, что управляющий решительно направился в комнату, где завтракал маркиз.

Холланд не реагировал. Он решительно открыл дверь как раз в тот момент, когда лакей принес маркизу вторую порцию пудинга. Лакей, шокированный внезапным вторжением, уставился на Джонса.

Трамор не поднял головы. Он отхлебнул кофе из чашечки веджвудского фарфора и снова принялся за свой завтрак.

— Я пришел поговорить об Альсестерах, — холодно начал управляющий.

— Я не помню, чтобы о вас докладывали, Джонс, — невозмутимо заметил маркиз. Только после этого он посмотрел на гостя и кивком велел лакею удалиться.

— К черту доклады! — резко воскликнул Холланд. — Я там был, вы меня слышите? Я был там, когда они получили это проклятое письмо. Лучше бы этого не видеть! — Холланд побагровел от гнева. — Зачем было так резко прекращать выплату пособия? Разве нельзя было дать мисс Альсестер хотя бы побольше времени? Или вы хотели, чтобы именно так все и было? Хотели заставить их страдать из-за того, что случилось в прошлом?

— А что случилось в прошлом? — спросил маркиз. — Расскажите мне об этом, если вы так хорошо знаете жизнь Альсестеров. — При этих словах Пауэрскорт в упор посмотрел на управляющего.

— Я не знаю всего, что было между вами и мисс Элизабет, — ответил Джонс. — Но я знаю, как к вам относились в этой деревне. И я подозреваю, что вам пришла в голову странная идея: если отомстить Элизабет Альсестер, то это будет уроком и для всех жителей деревни Ноддинг Нолл.

Маркиз помолчал с минуту, словно обдумывая эти обвинения, потом заявил:

— Вы ошибаетесь, Джонс. Возвращайтесь к своим делам в замке Пауэрскорт. Вам остается всего две недели. — Трамор закончил завтрак и дал понять, что разговор тоже закончен.

Он собрался уже выйти из столовой, но Холланд вдруг произнес:

— Я ухожу от вас.

— Что? — переспросил Трамор.

— Я сказал: ухожу. Я больше не хочу работать на Пауэрскортов. А вам придется искать нового управляющего имениями.

— А что это вас так расстроило, Джонс? — спросил маркиз. — Вы готовы уйти с должности, которую ваши предки занимали не одно столетие, только потому, что я прекратил финансовую помощь женщине, помогать которой, между прочим, я был вовсе не обязан? Я отказываюсь вас понимать.

— Это вас трудно понять, а не меня! — закричал Холланд, потеряв терпение. — Вы делаете всякие странные вещи, которые имеют тяжелые последствия. Я больше не хочу иметь с вами дело.

— Так вам придется иметь со мной дело — Трамор тоже вышел из себя и перешел на крик. — Хотя бы потому, что всю вашу жизнь Пауэрскорты заботились о том, чтобы вы хорошо питались и хорошо одевались; именно они платили за ваше обучение в Кембридже и обеспечили вашим родителям похороны на лучшем кладбище. Так что вы останетесь моим управляющим, Джонс. Это ваш долг передо мной.

Во время этого разгневанного монолога Холланд стоял молча и неподвижно, словно изваяние. Ему хотелось столь же резко ответить на слова маркиза, но мешало внезапно появившееся чувство вины. Он невольно вспомнил и свою студенческую юность в Кембридже, и то, как Трамор работал в конюшне, словно безродный нищий. Еще болезненнее были для Холланда воспоминания о его собственном безоблачном детстве в семье управляющего имениями маркизов, в то время как сам наследник их имений даже не смог похоронить свою мать по-человечески и вел полуголодное существование.

Джонс выдержал тяжелый взгляд маркиза, но разговор их на этом закончился. Трамор покинул столовую. Холланд мрачно посмотрел ему вслед.

Теперь совесть не позволила бы Джонсу уклонится от возвращения в замок, к его нелегким обязанностям, но, поставленный перед необходимостью вернуться, он утешал себя тем, что, быть может, там, в Пауэрскорте, он сможет повлиять на маркиза и каким-то образом помочь в беде семье Альсестер. Быть может.

— Мы должны продать Фиалковую Лужайку, Лиза, — сказала Эвви, не поднимая глаз от вязанья. — У нас просто нет другого выхода.

Лиза тяжело вздохнула. Уже две недели они с сестрой обсуждали собственное будущее, но так и не могли ни о чем договориться.

День выдался холодный, и сестры сидели у камина, пытаясь согреться. Эвви вязала, а Лиза сидела рядом на диване. Она была слишком возбуждена, чтобы заняться работой. Вот-вот должен был вернуться из школы Джордж, и обе они с нетерпением ждали его, и тогда им всем станет повеселее.

— Нам нельзя продавать домик, — сказала, наконец, Лиза. — Ведь другого у нас уже не будет. И кроме этого домика у нас ничего больше не осталось от родительского имения.

— Но ведь это единственное, что удерживает нас здесь, — возразила Эвви. — Мы — чужие в Ноддинг Нолл, по крайней мере, с тех пор, как разразился скандал. — Эвви даже перестала вязать от волнения. — Я слепая, но не глухая, Лиза. Я ведь знаю, что они о нас говорят.

— Ну, все не так уж плохо, — не очень уверенно возразила Лиза.

— Не так уж плохо? Да это просто ужасно! Ты думаешь, Лиза, я не знаю, что старая вдова Таннахил всякий раз, увидев нас, переходит на другую сторону улицы? Ты, правда, говорила мне, что она всегда кивает нам. Но почему я не слышу звука ее шагов? И почему ты всякий раз напрягаешься, когда она поблизости?

Лиза нахмурилась, услышав эти слова. Она-то всегда стремилась оградить сестру от деревенского злословия, да, видно, ничего из этого не вышло.

— Она ни о чем не разговаривала с нами со времени похорон, — заметила Лиза. — К тому же я ведь и без нее могу прожить. Так даже лучше.

— Она говорит, что ты стала совсем как мама, — продолжала Эвви.

Это было слишком для Лизы. Руки ее дрожали от гнева. Как могла старая вдова быть столь злой?

— Но все не так, Эвви, — проговорила она. — И оставим уже это.

— Она не перестанет говорить о нас, — возразила сестра. — Жители деревни не оставят нас в покое, поэтому мы сами должны покинуть Ноддинг Нолл.

Лиза покачала головой.

— Мы не можем этого сделать. За наш домик мы получим жалкие гроши, а потом будем жить в нищете, и еще неизвестно, сможем ли мы когда-нибудь приобрести новый. — Она снова тяжело вздохнула. С тех пор, как они получили последнее письмо от адвоката тетушки Софи, обе не знали покоя.

— У меня есть другое предложение, — произнесла Лиза, поколебавшись немного.