Холланд скрестил руки на груди. Всем было известно, что Айван Трамор — незаконнорожденный. Всем также было известно, что около двадцати лет он был подручным конюха, притом в соседнем поместье. Трамору было отказано даже в чести стать одним из слуг в Пауэрскорте. Прежний маркиз обошелся со своим единственным отпрыском словно с назойливым нищим, просто отшвырнув его в сторону. Но, несмотря на все это, Трамор был слишком зловещей личностью, чтобы жалеть его.

И Холланду не могло быть приятно, что Айван называл отца не иначе, как «десятый маркиз». Он продолжал делать это и теперь, через три года после того, как унаследовал все, что полагалось бы унаследовать законному сыну маркиза. Получив богатство и положение в обществе, Трамор нуждался теперь, кажется, только в знаниях. Рассказывали, то он, получив наследство, сразу же решил перечитать все книги в отцовской библиотеке, словно одиннадцатый маркиз хотел знать не меньше, чем знал маркиз десятый.

— Ведь, кажется, три ода с лишним уже прошло? — спросил маркиз и поморщился, словно отгоняя какую-то неприятную мысль.

— Да, милорд, — ответил Холланд, ожидая какого-нибудь подвоха.

— Джонс, не напомните ли вы мне — спросил маркиз, глядя в упор на управляющего, — почему в завещании сказано, что мне следует ждать три года?

Холланд выдержал взгляд хозяина. Трамор, пользуясь своей немалой властью, часто ставил людей в неудобное положение. Холланд готов был поклясться, что во многих случаях это доставляло маркизу большее удовольствие, чем близость с женщиной. Похоже, сейчас был один из таких случаев.

— Мне трудно поверить, что подобная деталь могла ускользнуть от вашего внимания, милорд, — заметил управляющий.

Трамор продолжал молчать.

Не видя возможности уклониться от ответа, Холланд заговорил:

— Ваш от… Простите, я хотел сказать, десятый маркиз установил срок в три года, так как он не желал, чтобы вы, по его выражению, «посещали его могилу прежде, чем она наверняка остынет».

Маркиз засмеялся так, что Холланду стало не по себе. Взглянув на мрачно-мужественное лицо хозяина, искаженное злобной гримасой, управляющий подумал, что ему трудно даже, представить себя на месте этого человека, обуреваемого темными страстями.

Поэтому он никогда не знал точно, как вести себя c маркизом.

— А скажите-ка мне, любезный, когда вы побывали в Пауэрскорте, могила была холодной?

— Конечно, была, милорд, особенно есть учесть, что на севере вообще холодно. — С этими словами Холланд поднялся, надеясь, что этот неприятный разговор можно считать оконченным.

—  — В таком случае пусть ремонтные работы в замке начнутся уже сейчас, — заявил маркиз. — Я желаю поселиться там через месяц. — — Он подошел к дверям и открыл их, показывая тем самым управляющему, что он может уже уходить.

— Через месяц! — воскликнул Холланд. — Но я не уверен, милорд, что этого срока будет достаточно.

— Могила десятого маркиза не станет за это время теплее, — усмехнулся Айван.

— Да, милорд, — сухо ответил Холланд.

Выходя из библиотеки, он подумал: «Вот воистину человек низкого происхождения, который хочет, чтобы все помнили об этом».

— Постойте, Джонс! — окликнул его маркиз. — Как давно люди вашего рода служат управляющими в Пауэрскорте?

— Уже шесть поколений, милорд, — ответил Холланд, поймавший себя на том, что он жалеет об этом. «Лучше бы мне стать химиком, как брат», — подумал он.

— Понятно. В таком случае, Джонс, вы — единственный человек, способный выполнить для меня такую работу. Так сделайте же это, а потом я щедро вознагражу вас, обещаю вам. — Внезапно маркиз улыбнулся и махнул рукой. — Итак, до встречи в Пауэрскорте через месяц.

— Хорошо, милорд, — ответил ошарашенный Холланд, покидая библиотеку уже окончательно.

Вот ведь как повернулось дело! Маркиз не стал угрожать ему, но поступил, пожалуй, еще хуже: оказал управляющему личное доверие. Теперь Холланду оставалось только за абсурдно короткий месячный срок или вернуть замку Пауэрскорт былое великолепие, или покрыть себя позором. Через несколько минут Холланд уже шел по Пиккадилли, мрачно размышляя о том, как ему выпутаться из этого нелегкого положения.