– Просите войти графа Родольфо де Тобар де Могюер, – ответил маркиз немного уже надтреснутым, но все еще громким голосом.

Слуга посторонился, а граф снял шляпу и, отвесив по почтительному поклону отцу и матери, вошел в зал. Слуга незаметно удалился, заперев за собой дверь. Граф медленно приближался к возвышению; подойдя почти вплотную к нему, он остановился, вторично поклонился, выпрямился и застыл в почтительном ожидании родительского слова. На какое-то мгновение в комнате воцарилась такая тишина, что, кажется, можно было слышать биение сердец четырех собравшихся здесь людей.

Дон Фернандо с насмешливым любопытством посматривал украдкой на старшего брата, а обращенные к сыну глаза престарелых родителей были полны суровой печали.

В позе графа, исполненной достоинства, не было ничего вызывающего: чуть сгорбленная фигура с выдвинутой вперед правой ногой, немного откинутая назад и едва наклоненная набок голова, взор честный и прямой, но без тени бахвальства и дерзости. Одна рука графа покоилась на эфесе сабли, а другая держала на весу шляпу с пером.

Заметно побледнев от внутреннего волнения, молодой человек терпеливо ждал. Графа нельзя было принять, судя по выражению его лица, за подсудимого; напротив, он производил впечатление человека, убежденного в своей правоте и заслуживающего скорее одобрения, чем порицания.

– Явились, наконец, ваше сиятельство! – язвительно произнес маркиз.

Граф ответил молчаливым поклоном.

– Однако вы не очень спешили откликнуться на мое приглашение.

– Ваша светлость, я только вчера поздно ночью получил письмо, которым вы изволили почтить меня, – кротко ответил граф. – А сегодня на рассвете я был уже на коне и сделал двадцать лье без единой остановки – так спешил я исполнить ваше повеление.

– О да, – не без горечи произнес маркиз, – я знаю, что если не на деле, то на словах вы – примерный сын.

– Простите, ваша светлость, – почтительно ответил граф, – но я не пойму, на что, собственно, вы намекаете? Губы старика сложились в недовольную гримасу. – Вероятно, потому, – сухо ответил он, – что мы с вами говорим на разных языках. Впрочем, я постараюсь выразиться яснее.

Наступило молчание: маркиз, по-видимому, собирался с мыслями.

– Граф, – начал он через несколько мгновений, – как старший в семье вы обязаны больше других блюсти незапятнанной честь, завещанную нам предками. Вам это известно, надеюсь?

– Известно, ваша светлость.

– Сударь! Ваша святая мать и я не жалели трудов, чтобы привить вам с малых лет понятия рыцарской чести, это самое драгоценное достояние нашего рода, бережно пронесенное через века многими его поколениями. Мы не уставали повторять вам прекрасный девиз наших предков, девиз, которым так справедливо гордится наша фамилия. Как же это могло случиться, что вы, милостивый государь, презрев свой фамильный долг и наши наставления, покинули внезапно отчий кров, не спросив даже нашего разрешения? Как же это могло случиться, что без всякой уважительной причины, не внемля мольбам и слезам вашей матери и вопреки моему формальному запрещению, вы позволили себе жить своей жизнью и стать чужим для нашего семейства?

– Ваша светлость… – начал было молодой человек.

– Заметьте, дон Родольфо, – живо прервал его маркиз, – я не обвиняю вас, но я жду правдивого и честного объяснения. Говорите ясно и откровенно, ничего не тая. Я этого требую.

– Ваша светлость, – отвечал граф, гордо вскинув голову, – совесть моя чиста, я не совершал ничего, недостойного имени де Тобар де Могюер. А приказ ваш я поспешил исполнить не потому, что хотел оправдаться перед вами, ибо не чувствую за собой никакой вины, а для того лишь, чтобы вы убедились в моем сыновнем послушании.

При этих словах графа дои Фернандо недоверчиво ухмыльнулся.

– Я ожидал другого ответа, – снова заскрипел маркиз. – Я надеялся, что вы поспешите ухватиться за предоставленную вам, по доброте моей, возможность оправдаться.

– Ваша светлость, – почтительно, но твердо ответил граф, – прежде чем оправдываться в каких-либо обвинениях, надо узнать, в чем они заключаются.

– Хорошо, не будем настаивать на этом. Но вы уверяете меня, сударь, в своем уважении ко мне. Так вот, я хочу немедленно доставить вам случай доказать ваше сыновнее послушание.

– Приказывайте, ваша светлость, – радостно воскликнул молодой человек, – и чего бы вы ни потребовали от меня…

– Напрасно так торопитесь, – ледяным током прервал его маркиз, – ведь вы не знаете, чего я потребую от вас.

– Это потому, ваша светлость, что я несказанно рад случаю доказать вам, как далек я от возводимых на меня обвинений.

– Пусть так!.. Мне остается только поблагодарить вас, сударь, за ваши хорошие чувства и без промедления объявить вам, чем можете вы снискать снова наше доброе расположение.

– Говорите, говорите, ваша светлость!

Взгляд старика все еще сохранял свою надменную суровость, а маркиза, вынужденная в присутствии мужа скрывать свои чувства, не спускала с графа своих глаз, заблестевших от навернувшихся слез. Дон Фернандо продолжая украдкой усмехаться, а дон Родольфо, несмотря на высказанную им радость, почувствовал, как замирает в страхе его сердце от предчувствия западни, очевидно, таившейся под притворной благосклонностью отца.

– Сын мой, – заговорил маркиз голосом, в котором на этот раз пробивалась печаль, – ваши родители стареют. В нашем возрасте годы ведут ускоренный счет; каждый шаг приближает нас к могиле, которая не замедлит поглотить нас.