Когда она подошла к нему, он взял ее за руки, в которых не оказалось цветов, кивнул настоятелю, и церемония бракосочетания началась.

Когда Хью поклялся заботиться о ней даже после своей смерти, она ощутила безмерное отчаяние, глубокую пустоту в душе. Все ложь! Он ничего не может обещать ей.

Воин! Он воин! Этим все сказано. И он умрет, как и все остальные. Как все молодые мужчины, которых Робин собрал вокруг себя. Как сам Робин. И все опять кончится, рухнет — теперь уже навсегда.

Она чуть слышно прошептала положенные клятвы, и их объявили мужем и женой. По толпе прокатились приветственные возгласы, потом они усилились. Хью обнял ее за талию и притянул к себе поближе.

— Эдлин… — Он наклонился и коснулся ее губ — поцелуй в знак примирения. — Перестань, сердитое выражение лица не украшает тебя, — прошептал он, позволяя себе снисходительно пошутить.

Ах, все равно! Она плакала и не скрывала этого. Хью увидел, что ее глаза полны слез.

— Дорогая, что случилось? — обеспокоенно спросил он. Этого он действительно не ожидал.

Эдлин не слушала. Теперь он мог позволить себе тихо и проникновенно петь свою нежную песню. Он одержал полную победу.

— Дорогая!..

Приветственные возгласы немного утихли, переходя в общий жизнерадостный гул, но один пронзительный голос высоко взлетел над толпой:

— Милорд, мне бы хотелось первым поздравить вас.

Эти слова принадлежали барону Сэдинтону. Его тонкие губы растянулись в притворной улыбке, и Хью мгновенно вскинул голову, словно волк, учуявший опасность.

— С вашей стороны это проявление необычайной сострадательности — жениться на этой леди, особенно после ваших решительных действий прошлым летом. Король, безусловно, гордится вами.

Эдлин не любила Сэдинтона. Никогда не любила. Она справедливо считала его жалким нытиком и пустым болтуном. Она знала, что он винит только ее в том, что лишился вожделенного макового сиропа. Но удовлетворение, которое он выставлял напоказ в этот момент, заставило ее почувствовать себя крайне неуютно. Она ощутила внезапный приступ дурноты и крепко ухватилась за руку Хью, не сознавая, что тревога побудила ее держаться за него именно так, как ему того хотелось.

Когда Уортон со сжатыми кулаками двинулся в сторону Сэдинтона, она еще сильнее вцепилась в Хью.

Сэдинтон, будучи человеком более чем осторожным, повернул обратно, но успел проговорить:

— Я никогда не думал, что доживу до такого дня, когда вдова графа Джэггера выйдет замуж за графа Роксфорда.

Ее руки безвольно упали.

— Не часто встретишь женщину, которая выходит за человека, повесившего ее мужа.

Хью, командующий королевскими войсками на Западе, смотрел вслед Эдлин, которая исчезала в чаще леса.

— Вы пойдете за ней? — спросил Уортон.

— Нет. — Хью сам не верил в то, что это говорит он, однако укоризненные слова леди Корлисс сверлили его мозг. Вовсе не потому, что он мог допустить, чтобы прихоти какой-то женщины влияли на его решения. Но он понял, что в сказанном настоятельницей проявилась незаурядная мудрость. Кроме того, — он был вынужден признать и это, — настоятельница куда лучше понимала ход мыслей Эдлин, чем он.

— Пусть идет, — подтвердил он свой отказ следовать за Эдлин.

— Что?! — Уортон топтался вокруг него, как петух, у которого выдрали часть перьев из хвоста. — Но это же неправда! Его не вы повесили.

— Понятно, что я сам не вешал, — хмыкнул Хью.

Но на самом деле он действительно взял в плен Робина, графа Джэггера, и передал его в руки принца, который и отдал приказ о его казни. Именно поэтому даже после того, как он набрался сил, чтобы защитить себя от убийц, он все же оставался в тени и вел себя тихо. До последнего момента он надеялся заявить свои права на руку Эдлин раньше, чем она поймет, кто он такой. Неоспоримые права. Физически. И сделать это так, чтобы женщина не могла ни забыть его, ни отвергнуть.

От одной мысли о возможности близости с Эдлин в нем возникло острое желание, пронизавшее его тело сильной дрожью.

Нет, он не вправе позволить ей бродить одной по лесу, как она того хотела. Он обязан удостовериться в том, что Эдлин вернется к нему, хочет она того или нет.

— Уортон, ты знаешь ее повадки лучше остальных. Иди за ней. Держись от нее подальше, так, чтобы она тебя не видела, но не упускай ее из виду. Мне становится не по себе, когда я знаю, что она в лесу одна. Мало ли что?..

— Если б вы пошли за ней сами, то вам бы не пришлось заставлять меня красться за ней, как кроту за червяком, — возразил Уортон.

— Своими сравнениями ты не делаешь чести ни себе, ни леди. Бодрящая прогулка по лесу пойдет ей на пользу. А свои поступки я объясню ей потом, когда она слегка успокоится.

— Женщинам незачем что-либо объяснять. Надо дать им разок по голове, вот тогда до них и дойдет, — глумливо заметил Уортон.

— Пожалуй, по голове получишь ты, если сейчас же не отправишься за ней следом, — оборвал его Хью. — И я буду в дальнейшем очень признателен, если ты оставишь при себе свои советы насчет устройства моей семейной жизни.

— Женат был почаще вашего, — грубо ответил Уортон.

Хью хорошо знал своего слугу и, надо заметить, многое ему позволял.

— Сколько же твоих жен все еще состоят с тобой в браке? — насмешливо спросил он.

Мельком взглянув на стоявшего рядом аббата, Уортон скороговоркой прошептал:

— Две — это наверняка. А может, и три.

— Ты меня успокоил, — ответил Хью и, прервав пустой разговор, напомнил: — А теперь отправляйся.

Уортон послушно направился к тропинке, по которой только что убежала Эдлин от своего нового мужа.

— Не забудь, что она — моя леди и главное сокровище моего сердца. Так что обходись с ней именно таким образом! — крикнул ему в след Хью.

Уортон поднял руку, давая знак, что он все понял.

Монахини, стоявшие в задних рядах толпы, грустно переговаривались, и Хью расслышал их слова.

— Нам так и не довелось осыпать их пшеницей.

Пшеница — на плодовитость. Пшеница — на достаток. Пшеница — на то, чтобы из чрева Эдлин появился на свет его сын. Да, он ждал этой церемонии с пшеницей, но леди Корлисс велела монахиням возвращаться, и они повиновались, как и должны были поступить добропорядочные женщины. Боже правый, ведь когда леди Корлисс начинала говорить, даже он был готов прислушаться к ее словам. Эта женщина держала себя как королева и к тому же была почти святой.

Несколько воинов стояли в ряд у подножия лестницы, и Хью направился к ним. Это была его личная охрана — люди, которых он на протяжении нескольких лет тщательно проверял, собирал вокруг себя. Дюжина рыцарей, два десятка оруженосцев, слуги для каждого — все они оставались вблизи монастыря после битвы, прячась и скрывая по указанию Уортона принадлежащее Хью имущество. Слуга не без оснований опасался, что Хью может утратить свое положение. Теперь они собрались на его свадьбу и с самым серьезным видом наблюдали за странными событиями, которые разворачивались у них на глазах.

Спускаясь по лестнице, он краем глаза заметил, что барон Сэдинтон наблюдает за ним с весьма неприятной ухмылкой, сияя от полученного удовольствия. Не задумываясь, Хью подошел к нему и нанес удар прямо в середину наглого, самодовольного лица. И еще до того, как Сэдинтон рухнул навзничь, Хью смешался с толпой своих соратников.

Они плотно сомкнулись вокруг него и все вместе направились к заново разбитому лагерю. Общепринятые свадебные поздравления казались в данном случае неуместными, поскольку невеста