необязательную беседу.
– Про виконта Уитфилда, надеюсь, вы так не скажете? – язвительно заметила проницательная Джилл. – Мисс Фэрчайлд, разве вы не понимаете? Ведь достаточно кому-нибудь похитить вас и опозорить, и вам придется выйти за него замуж.
Что-то непохоже. Все эти записки – вздор. Мэри начала всерьез подозревать, что их написали не сами искатели, а их секретари.
– Кто бы мог догадаться, что меня нет в моей спальне?
– Нет, обещайте, что вы больше этого не сделаете.
– Такого обещания я дать не могу.
– Тогда я пойду с вами.
– Джилл, успокойтесь. Ведь я была экономкой и ходила одна по коридорам много лет. Не раз случалось, что какой-нибудь джентльмен видел для себя возможность развлечься, но поверь мне, я умею громко кричать, да и защищаться всем, что мне под руку попадется.
Мэри вскрыла последнюю записку без оттиска печати на воске. Подняв глаза, она улыбнулась Джилл и, увидев, как та в тревоге ломает руки, почувствовала раскаяние.
Девушка была по-настоящему огорчена и обеспокоена.
– Правда, Джилл, все будет хорошо. Я чувствую.
Но прочитав написанное на листке, Мэри поняла, что никогда еще она так страшно не ошибалась. Там было всего одно слово.
«Убийца».
А вот и опять она.
Последние три дня, в грубой темной одежде, Мэри каждое утро потихоньку спускалась вниз. Она то и дело оглядывалась, как виноватая или как будто боясь чего-то, но всякий раз она непременно исчезала в кухне. Йен не обратил бы внимания, но он сознавал, что не продвинулся ни на шаг в своих планах соблазнить ее.
Эта мысль была ему невыносима. Сознание неудачи раздражало его, тем более, что эта женщина действительно ему нравилась. Он думал, что уж он-то невосприимчив к чарам девиц Фэрчайлд, несмотря на их красоту и обаяние.
Но Мэри была совсем другая. Она восхищалась им. Она, казалось, не видела тьмы, окутывавшей его душу, и не обращала внимания на хихиканья по поводу его незаконнорожденности. Она была как раз такая, каким она назвала его – милая, славная, – и он чуть ли не ненавидел себя за то, что собирался погубить ее.
Из-за этого чувства вины, постоянно его преследовавшего, он так напился в ночь бала, что заснул прямо на одном из диванов в большом зале. Он не мог понять, почему он вдруг проснулся, когда она на цыпочках, едва слышно проходила мимо него; ему хотелось думать, что между ними существовала какая-то внутренняя связь.
По крайней мере, он так полагал, пока не увидел ее с этим негодяем Уитфилдом.
И тогда он понял, что Мэри любит Уитфилда.
Йен был склонен считать, что ей самой это неизвестно. Это чувство, смутное и неосознанное, делало намерение Йена жениться на ней еще более постыдным. Но отступать было поздно.
Он следовал за ней по пятам каждое утро, следил, как она исчезала за дверью кухни, и строил планы. Похитить ее? Или лучше соблазнить? Или погубить ее репутацию якобы «нечаянно»? Но Уитфилд уже этого достиг, и Йена это раздражало. Он был таким же, как и все мужчины. Он хотел бы обладать женщиной, которая обожала бы его. Но Мэри обожает Уитфилда. Он хотел бы обладать чистой женщиной, которой не коснулся бы никто другой. Но на Мэри уже наложили руку, и, что хуже всего, это сделал Уитфилд. Ему хотелось бы обладать богатой женщиной… ах, эти деньги, все упиралось в деньги.
Отойдя в сторону от кухонной двери, Йен поджидал здесь эту хорошенькую маленькую служаночку. Ему легко удалось склонить Салли исполнить его волю. Сегодня утром она должна была впервые сообщить ему о разговорах, которые Мэри вела с экономкой.
Пусть Уитфилду удалось завоевать ее расположение, но денег ее он не получит. Ни за что не получит, если только Йен будет в силах помешать ему.
Спальня Дэйзи.
Держась за ручку двери, Себастьян с неудовольствием огляделся по сторонам. Еще одна комната. И снова поиски. И очередная неудача в попытках найти дневник леди Валери. Он зря тратит время.
Проклятье! Он же знает, где дневник. Он должен быть в сейфе в кабинете Бэба. Себастьян вновь попытался вскрыть сейф. В конце концов, если Мэри считала себя способной на это, то уж, наверно, он не менее ловок, чем любая женщина. Но замок не поддался, и вот теперь Себастьян снова готовился обыскивать еще одну спальню в западном крыле. При этом он был уверен, что результатов это не принесет.
Он вошел в спальню, как хозяин. Его опыт – а у него в последнее время его было предостаточно – доказал, что войти смело было куда надежнее и безопаснее, чем пытаться проскользнуть украдкой. Уверенная манера устраняла необходимость объясняться с горничными.
К счастью для него, залитая лучами заходящего солнца комната была пуста. На всякий случай он спросил нарочито нетерпеливым тоном: «Вы здесь?», но в ответ не раздалось ни шороха.
Розовые занавеси постели были раздвинуты, на полу были разбросаны нижние юбки. Похоже было, что горничная Дэйзи исчезла вместо того, чтобы заняться уборкой комнаты хозяйки.
Обычно он осматривал первым делом книжный шкаф, но в этой комнате его не было. Подойдя к столику у постели, Себастьян пошарил в полуоткрытом ящике. Брезгливо отбросив щетки со сческами длинных белокурых волос, он пытался нащупать что-нибудь напоминавшее книжку.
Ничего похожего.
Растирая побаливавшую челюсть, он взглянул на туалетный столик. Из переполненных ящиков в беспорядке выглядывали шали с бахромой и кружевные носовые платки.
Боже, до чего ему опротивело рыться в чужих вещах. Хотя надо сказать, были и интересные находки. Дядя Берджес, например, держал у себя в шкафу глубоко запрятанный, довольно большой запас опиума. Близнецы самым бессовестным образом обворовывали гостей и прятали свою добычу на чердаке. Старшая дочь Бэба курила опиум. В дневнике Вильды хранилась между страницами прядь мужских волос. Йен… Вот о Йене он не узнал ничего. Его комната была настолько голой, что Себастьян подумал, что попал не туда. Но нет, либо Йену было отказано в роскоши, столь излюбленной другими членами семьи, либо он нарочно избрал себе такой стиль жизни, чтобы постоянно напоминать себе о своем незаконном происхождении.
Себастьян желал бы верить, что Йена просто обделили и все объясняется этим. Но наблюдая за Йеном, видя его сдержанность, то, как жадно следит он за другими, преследуя какие-то свои цели, Себастьян понимал, что этот человек опасен. И его не следовало бы упускать из виду.
Уж не Йен ли был тем таинственным злодеем, который так зверски избил его? Но, поразмыслив, Себастьян отказался от этой мысли. Он изрядно поработал кулаками на лице противника, а на Йене не было и следа побоев.
Ни на ком в целом доме не было следов – кроме него самого.
Обычно на нем все заживало быстро, но не успела сойти опухоль от ударов, нанесенных Мэри, как его сдернули с веревки и снова избили. Всего за три дня, проведенных в Фэрчайлд-Мэноре, испытанный боец Себастьян Дюран пострадал от рук женщины и… неизвестно кого.
Кстати, неизвестного, приказавшего ему держаться подальше от Мэри. Себастьян послушался! Он действительно держался на расстоянии и был преисполнен почтения во время их кратких встреч.
Но это раздражало его. Боже, до чего это его раздражало.
Со вздохом он отвернулся от постели и вдруг почувствовал, как что-то шевелится у него на плече. Он схватил это что-то и увидел у себя в руке изгибающиеся пальцы.
Он уставился на них в ужасе. Рука была женской.
Другая рука уже гладила его по щеке.
– Лорд Уитфилд, вы удивляете меня. Боюсь, что я… не одета.
