старалась вовсю, в ущерб бедняге Родмену.
Наконец Джемс не выдержал и, поймав доктора Брэди после очередного визита, поставил вопрос ребром:
— Когда она сможет уехать?
Доктор похлопал его по плечу:
— Не скоро, Родмен, — сказал он тихим голосом заговорщика, — не беспокойтесь. Ей нельзя двинуться в течение… ну, скажем, нескольких недель…
— Недель?! — воскликнул Джемс.
— Да, недель… Если хотите, то и месяцев, — доктор игриво ткнул Родмена в живот. — Желаю вам удачи, молодой человек.
Джемс испытал легкое облегчение, когда доктор споткнулся о Вильяма, растянулся и поломал стетоскоп.
В саду Джемс встретил экономку.
— Барышня хочет говорить с вами, сэр, — сообщила она, улыбаясь и потирая руки.
— Со мной? — мрачно спросил Джемс.
— Ах, сэр, какая она красавица! Как птичка с переломанным крылышком, сидит она на веранде, и ее глазки блестят, как…
— Молчать! — завопил Родмен.
Увидев девушку, Джемс стал думать о том, как глубоко он ее ненавидит. Но тщетно! Какая-то сила приказывала ему: «Подойди и возьми ее маленькую белую ручку! Прошепчи на ее розовое ушко нежные слова, от которых зальется румянцем ее чудное личико». Джемс отер пот со лба, вздохнул и сел.
— Миссис… как ее… ну, экономка сказала, что вы хотите меня видеть?
Девушка кивнула головой.
— Я получила письмо от дяди Генри. Я написала ему обо всем, что со мной случилось, и он приезжает сюда завтра утром.
— Дядя Генри?
— Да, я его зову так, но он мне не родственник. Он мой опекун. Они с отцом служили в одном полку, и отец, раненный на афганской границе, умирая на руках у дяди Генри, просил его позаботиться обо мне…
Джемс поднял голову. Давно когда-то он имел неосторожность пробежать теткин роман «Завещание Руперта», и в этой книге…
— Я с ним помолвлена, — спокойно добавила девушка.
— О! — застонал Джемс.
— Что с вами?
— Ничего, продолжайте.
— Отец хотел, чтобы он женился на мне.
— Это так трогательно с его стороны. Очень, очень разумно! — горячо поддержал Джемс.
— Но теперь, — продолжала девушка тихо, — я заколебалась.
— Не надо колебаться! — возбужденно говорил Джемс. — Вы должны уважать предсмертную волю отца. Так вы говорите, что он приедет завтра утром? Великолепно, великолепно! К завтраку, я полагаю? Превосходно! Велю приготовить все к его приезду.
На следующее утро Джемс вышел в сад покурить. Все складывалось как нельзя лучше. Он закончил «Тайну девяти» и послал ее Мак-Киннону, и теперь у него зарождался новый сюжет: человек с половиной лица живет в таинственном подземелье и терроризирует Лондон страшными преступлениями. И самое страшное то, что всех его жертв находят в ужасном виде: пол-лица отрублено…
Вдруг до его слуха донесся визг. Он пробрался сквозь кусты к реке и наткнулся на экономку.
— О, сэр!
— Что случилось? — сердито спросил Джемс.
— О, сэр!
— Что случилось?
— Собачка упала в реку, сэр.
— Так что же?
— О, сэр, она утонет!
Джемс пошел за нею, снимая на ходу куртку. Он говорил себе мысленно:
— Я ненавижу собак вообще, а эту в частности. Я выловлю ее сачком. Только осел из теткиного романа стал бы бросаться в реку, чтобы…
Однако он бросился в реку. Тото, испуганный всплеском, быстро поплыл к берегу, но Джемс оказался проворнее. Крепко схватив Тото за шиворот, он два раза окунул его в воду, потом выбрался на берег и понес чихающую собачонку. Экономка еле поспевала за ним.
Девушка сидела на веранде. За ней высилась высокая фигура человека с добрыми глазами и седеющими волосами. Экономка завопила:
— О, мисс! Тото! Собачка! Он спас собачку, мисс! Он бросился в воду и спас ее!
Девушка взволновалась.
— Очень любезно с вашей стороны, клянусь Георгом! — воскликнул военный.
Девушка очнулась.
— Дядя Генри, это мистер Родмен. Мистер Родмен, — мой опекун, полковник Картерет.
— Очень рад познакомиться с вами, сэр, — сказал полковник, поглаживая усы. Его честные голубые глаза сияли. — Вы совершили галантный поступок, сэр.
— Вы такой смелый, — прошептала девушка.
— Я такой мокрый, — сказал Джемс и побежал наверх переодеваться.
К завтраку девушка не вышла, и Джемсу пришлось занимать полковника. Джемс, впервые разыгрывавший роль хозяина, старался развлечь его разговорами о гольфе, кубистической живописи, чехословацкой проблеме, о современной музыке, о фокстроте, гидротерапии как средстве против ревматизма, о погоде, но в ответ получал лишь молчаливые кивки. Иногда полковник поглаживал усы, точно желал что-то сказать, но только покрякивал. Один раз, потянувшись за горчицей, Джемс украдкой взглянул на него и заметил, что тот упорно на него смотрит.
После завтрака они закурили папиросы в полном молчании.
— Родмен, — неожиданно сказал полковник, — я хотел бы поговорить с вами.
— О чем? — удивился Джемс.
— Родмен, — продолжал полковник. — Или, вернее, Джордж. Могу я называть вас Джорджем?
— Пожалуйста, если хотите, — вежливо ответил Джемс. — Хотя, собственно, меня зовут Джемс.
— Джемс. Разве это не одно и то же, черт побери? Итак, Джемс, я хочу с вами поговорить. Говорила ли вам мисс Мейнард, — я хочу сказать. Роза, — относительно меня… относительно наших, так сказать, отношений.
— Она говорила, что вы помолвлены.
У полковника дрогнули губы.
— И больше ничего?
— Ничего.
— Джемс, пока вы переодевались наверху, она сказала мне, — ах, она так волновалась, бедное дитя! — она сказала, что хотела бы расторгнуть нашу помолвку. Джемс побледнел и привстал.
— Неужели? — пробормотал он.
Полковник кивнул головой. Он смотрел в окно, и в его глазах угадывалось страдание.
— Но это же бессмыслица! — возмутился Джемс. — Она не может, не смеет так легко отказываться! Я хочу сказать — это нехорошо с ее стороны.
— Ах, не жалейте меня, мой мальчик.
— Но почему она так поступила?
— Ее глаза сказали мне все.
— Глаза?
