считать, что мой отец еще жив.
До Рождества я даже не знал, что ожидается ваш визит. Потом я получил письмо императора, в котором с определенностью говорилось, что вы прибудете в Англию двенадцатого марта. Моим первым порывом было написать ответ и сообщить его величеству, как следовало бы сделать с самого начала, о смерти моего отца. Но, подумав, я решил промолчать. Я хотел увидеть вас; я хотел встретиться лицом к лицу с женщиной, которая предала и погубила моего лучшего друга!
Кровь прилила к лицу Гизелы.
— Я не понимаю, о чем вы говорите, — проговорила она.
— Думаю, сейчас поймете, — ответил лорд Куэнби, — когда я скажу вам, что его звали Имре Ханяди.
Гизела молчала. Да ей и нечего было сказать. Она никогда не слышала об этом человеке. Не имела ни малейшего представления, а чем говорил лорд Куэнби. Ее только охватила дрожь при звуке его голоса, полного ненависти.
— Да. Имре Ханяди, — повторил он. — Вам может показаться странным, что мы были близкими друзьями, но мы на самом деле подружились, когда вместе учились в Оксфорде. Зимние каникулы он проводил здесь, в моем доме, а летом мы уезжали с ним в Венгрию. Я и не надеюсь, что вы поймете, как много означает дружба для двух молодых людей, которые взрослеют бок о бок, вместе мечтают о будущем, и жизнь в них бьет ключом. Мы строили множество планов. Мы оба стремились совершить Что-то стоящее в этом мире.
Лорд Куэнби неожиданно поднялся.
— Что с ним произошло? — спросил он. — Куда он пропал? Вот что я хочу услышать от вас.
Гизела по-прежнему не проронила ни слова; она в самом деле ничего не знала.
— Вы не отвечаете, — сказал лорд Куэнби. — Вы так легко забыли его благодаря другим, возможно, более искушенным в любви поклонникам?
Он замолчал, и Гизела поняла, что нужно как-то отреагировать.
— Мне кажется, вы не совсем понимаете, что говорите, — тихо произнесла она.
— Я знаю гораздо больше, чем вы себе представляете, — резко ответил лорд Куэнби. Он открыл кожаную папку и вынул из нее пачку писем. — Во-первых, позвольте мне прочитать несколько строк из письма Имре, полученного зимой, после его отъезда в Вену. У нас с ним было заведено часто писать друг другу. Мы обменивались идеями, чувствами, мыслями обо всем на свете, впечатлениями от людей. Имре полюбил вас с той минуты, как увидел.
«Она изумительна, чудесна, восхитительна! — писал он. — Никогда не предполагал, что женщина может быть такой прекрасной и в то же время такой земной. Вчера она улыбнулась, и весь мир вокруг засиял восторженным светом, оттого что она живет в нем!»
Разве вас это не тронуло? Разве вы не знали, какое смятение чувств вызвали в сердце юноши? Гизела сделала легкое движение.
— Я думаю, милорд, будет лучше всего, если я удалюсь. Этот разговор ни к чему не приведет.
— Вы останетесь и выслушаете все, что я должен сказать, даже если мне придется силой удержать вас, — заявил он. — Я ждал этого момента, давно ждал, и сейчас намерен задавать вам вопросы, а вы будете отвечать на них. Думаете, мне не все равно, кто вы такая? Вы императрица для всех, но для меня вы только женщина — женщина, которая отправила на смерть моего единственного друга.
Он пылал такой яростью, внушающей страх, что Гизела не осмелилась шевельнуться. Выбрав из связки другое письмо, лорд Куэнби раскрыл его и прочитал:
— «Вчера мы почти целых десять минут провели в оранжерее. Ах, Хьюго, если бы я только мог объяснить тебе, как много она для меня значит. Я думаю о ней каждую минуту, каждую секунду. Что бы я ни делал, мысли о ней не покидают меня. Я мечтаю о ней по ночам. Она — само совершенство. В ней все воплощает красоту. Я бы с радостью отдал за нее жизнь».
Лорд Куэнби отложил письмо в сторону.
— Вы знали о его чувствах? — спросил он. — Ну, конечно, знали. Женская интуиция никогда не подводит. Десять минут в оранжерее. Вы специально все подстроили либо подтолкнули события.
— По какому праву вы предполагаете подобное? — возмутилась Гизела.
Она начинала злиться, как уже случилось однажды, когда он рассердил ее своим высокомерием, заносчивым и грубым тоном.
— По праву человека, который видит, как жестоко и несправедливо обходятся с его собратом. Позвольте мне продолжить.
Он вынул из связки еще одно письмо.
— «Я люблю ее! И сегодня я прошептал ей об этом невразумительно, заплетающимся языком; знаешь, Хьюго, она не оттолкнула меня! Вместо того протянула руку и положила ее на мою на какую-то долю секунды. Я чуть не умер от счастья. Боже, как все это безнадежно! И все же я беспредельно рад, что нахожусь рядом с ней, могу служить ей, даже если от меня не требуется ничего более выдающегося, чем поднять оброненный платок или поднести зонтик».
Лорд Куэнби сложил письмо.
— Есть и другие письма примерно того же содержания, — сказал он. — Они говорят об одном: вы использовали все свои женские хитрости, чтобы заманить его в ловушку, хотя бедняга и так уже попался в расставленные сети. Он был вашим узником, вашей добычей, и, несомненно, вы упивались своей властью над ним.
Гизела гордо вскинула подбородок.
— Вы слишком много себе позволяете, лорд Куэнби. К тому же вы совершенно несносно дерзки.
— Подождите! — произнес он. — Мы еще не дошли до самого важного письма, поэтому я пропущу с десяток посланий и прочту вам только одно, то, по поводу которого я требую ваших объяснений.
Он вынул письмо из конверта и стал читать:
— «Случилось самое изумительное и восхитительное, что только могло произойти! Я так взволнован, что с трудом могу выразить свои чувства на бумаге. Она покидает Вену.
Ей стала невыносима здешняя жизнь — безысходная в своей церемонной напыщенности. Она уезжает. После разговора с ней император согласился, что она должна поступить так, как считает нужным. И вот она уезжает от него, от детей и от дьявольской свекрови. Отправляется в путешествие на своей яхте» Фантазия» на Мадейру. Яхта по праву носит такое название, Хьюго. Жаль, что ты не видел ее. По специальному заказу на яхте оборудовали огромную ванную, всю отделанную изразцами и зеркалами в полный рост. Яхта выполнена в светлых оттенках лилового, зеленого и слоновой кости — все под стать самой Королеве Красоты.
Я пишу так подробно только для того, чтобы ты понял, как непохоже все это на Хофбург, где царят огненно-красные или тусклые желто-зеленые краски, где строгие правила и ограничения могут кого угодно свести с ума, не говоря уже об императрице.
А вот самая важная новость. Она пригласила меня отправиться в путешествие вместе с ней! Команду подобрали тщательно, а ее свита — очень малочисленная — состоит из нескольких слуг, фрейлины и секретаря. Да! Последний — твой покорный слуга.
Ты можешь себе представить, что это значит! Я на седьмом небе от восторга и изумления. Чувствую себя богом и раболепным слугой от оказанной мне чести служить ей, от сделанного ею выбора. Сначала мы отправимся на Мадейру. Я постараюсь написать тебе оттуда или, если удастся, по дороге.
Извини за сумбурность слога. Я слишком счастлив, чтобы писать длинные письма «.
Лорд Куэнби сложил листок и вместе с конвертом положил к остальным письмам на боковой столик. Потом он повернулся к Гизеле.
— Что произошло? — спросил он.
— Что вы имеете в виду? — не поняла она.
— Что произошло с Имре? — сказал он. — С тех пор ни у меня, ни у кого-либо другого не было от него вестей. Я хочу услышать от вас, что случилось, когда вы прибыли на Мадейру. Мне известно, что яхта благополучно достигла острова. Мне известно, что вы сняли виллу в испанском стиле. Очень романтично, Имре и вообразить такого не мог. Я получил письмо от знакомой, которая находилась на острове как раз в то время. Она написала, что видела вас и Имре на прогулках верхом; что простые люди на Мадейре, рыбаки и