гаденыш.

Помогая движению пинками, я завел мага в узкий проход между двумя ларьками. Синий мох, в изобилии росший на их стенах, задергался. Сумеречной флоре очень хотелось попробовать наших эмоций: моей ярости, его страха. И в то же время даже безмозглым растениям хватало инстинкта самосохранения.

Темный маг им был наделен с избытком.

– Слушай, чего ты от меня хочешь? – выкрикнул он. – Нам дали ориентировку, велели тебя искать! Я лишь выполнял приказ! Я Договор чту, дозорный!

– Я больше не дозорный. – Толчком я отправил его к стене, в ласковые объятия мха. Пусть высосет немножко страха, а то не удастся и поговорить. – Кто ведет охоту?

– Дневной Дозор.

– Конкретно?

– Начальник, я не знаю его имени.

Это почти наверняка правда. Впрочем, я его знаю.

– Тебя направили конкретно к этой станции метро?

Он заколебался.

– Говори. – Я нацелил ствол в живот мага.

– Да.

– Одного?

– Да.

– Врешь. Впрочем, не важно. Что приказано было сделать, обнаружив меня?

– Наблюдать.

– Врешь. И это важно. Подумай и ответь снова.

Маг молчал, кажется, синий мох излишне постарался.

Я спустил курок, и пуля с радостным пением преодолела разделявший нас метр. Маг даже успел ее увидеть – глаза округлились, приобретая более человеческую форму, он дернулся, но слишком поздно.

– Пока это только ранение, – сказал я. – Даже не смертельное.

Он корчился на земле, зажимая рваную рану на животе. Кровь в сумраке казалась почти прозрачной. Может быть, иллюзия, а может быть, личная особенность этого мага.

– Отвечай на вопрос!

Взмахнув рукой, я поджег синий мох вокруг. Хватит, теперь будем играть на страхе, боли, отчаянии. Хватит милосердия, хватит снисхождения, хватит разговоров.

Это Тьма.

– Приказано сообщить и по возможности уничтожить.

– Не задержать? Именно – уничтожить?

– Да.

– Ответ принимается. Средство связи?

– Телефон, просто телефон.

– Давай.

– В кармане.

– Кидай.

Он неуклюже полез в карман – ранение не смертельное, запас сопротивляемости у мага был еще высок, но боли он испытывал адские.

Такие, какие ему и положены.

– Номер? – поймав мобильник, спросил я.

– На кнопке экстренного вызова.

Я взглянул на экранчик.

Судя по первым цифрам, телефон может стоять где угодно. Такой же мобильник.

– Это оперативный штаб? Где он находится?

– Я не… – Он замолчал, глядя на пистолет.

– Вспоминай, – подбодрил я.

– Мне сказали, что сюда приедут в течение пяти минут.

Так!

Я посмотрел назад, на горящую в небе иглу. Вполне подходит, вполне.

Маг шевельнулся.

Нет, я не провоцировал его, отведя взгляд. Но когда он потянул из кармана жезл – грубый, короткий, явно не собственноручной работы, а купленную дешевку, – я испытал облегчение.

– Ну? – спросил я, когда он замер, так и не решившись поднять оружие. – Давай!

Парень молчал, не шевелился.

Попробуй он атаковать – я бы всадил в него всю обойму. Вот это было бы уже фатально. Но наверняка их учили поведению при конфликте со Светлыми. И он понимал, что безоружного и беззащитного мне убить трудно.

– Сопротивляйся, – сказал я. – Борись! Сукин сын, ты же не смущался, когда ломал чужие судьбы, когда нападал на беззащитных! Ну? Давай!

Маг облизнул губы – язык у него оказался длинным и слегка раздвоенным. Я вдруг понял, к какому сумеречному облику он придет рано или поздно, и мне стало противно.

– Сдаюсь на твою милость, дозорный. Требую снисхождения и суда.

– Стоит мне отойти, и ты сумеешь связаться со своими, – сказал я. – Или вытянешь из окружающих достаточно сил, чтобы реанимироваться и добрести до телефона. Ведь так? Мы оба это знаем.

Темный улыбнулся и повторил:

– Требую снисхождения и суда, дозорный!

Я покачивал пистолет в руках, глядел в ухмыляющееся лицо. Они всегда готовы требовать. Никогда – отдавать.

– Мне всегда так трудно было понять нашу собственную двойную мораль, – сказал я. – Так тяжело и неприятно. Это приходит лишь со временем, а у меня его так мало. Когда приходится придумывать оправдания. Когда нельзя защищать всех. Когда знаешь, что в особом отделе ежедневно подписывают лицензии на людей, отданных Тьме. Обидно, да?

Улыбка сползла с его лица. Он повторил, как заклинание:

– Требую снисхождения и суда, дозорный.

– Я сейчас не дозорный, – ответил я.

Пистолет задергался, застучал, лениво заходил затвор, выплевывая гильзы. Пули ползли по воздуху, будто маленький злой осиный рой.

Он крикнул лишь один раз, потом две пули разнесли в клочья череп. Когда пистолет щелкнул и замолчал, я медленно, машинально перезарядил обойму.

Изорванное, исковерканное тело лежало передо мной. Оно уже начало выходить из сумрака, и грим Тьмы смывался с молодого лица.

Я провел рукой в воздухе, сдергивая, сжимая что-то неуловимое, текущее сквозь пространство. Самый верхний слой. Кальку с обличья Темного мага.

Завтра его найдут. Хорошего, славного, всеми любимого юношу. Зверски убитого. Сколько Зла я принес сейчас в мир? Сколько слез, ожесточения, слепой ненависти? Какая цепочка потянется в будущее?

А сколько Зла я убил? Сколько людей проживут дольше и лучше? Сколько слез не прольется, сколько злобы не накопится, сколько ненависти не родится?

Может быть, я перешагнул сейчас тот барьер, который переходить нельзя.

Может быть, понял следующую грань, которую необходимо преступить.

Я опустил пистолет в кобуру и вышел из сумрака.

Останкинская башня иглой буравила небо.

– Поиграем совсем без правил, – сказал я. – Совсем-совсем без.

Машину удалось поймать сразу, даже не вызывая у водителей приступа альтруизма. Может быть, потому что на мне теперь была надета личина мертвого Темного мага, очень обаятельная личина?

– Давай к телебашне, – попросил я, забираясь в потрепанную «шестерку». – И побыстрей бы, пока вход