рядом с Наташиной косметикой и электробритвой Прохорова.

Вадим Витальевич сразу же почувствовал облегчение, кивнул, не оборачиваясь, и повернулся чуть вправо, открывая створки встроенного в стену шкафа. Он достал бутылку «Рислинга», два высоких бокала на витых ножках, разломанную на стеклянном дымчатом блюдце плитку шоколада с орехами и поставил все это на стол.

– В конце концов, сегодня мне совершенно расхотелось спать, – заключил он, разливая вино в бокалы. – И мы обязательно должны отпраздновать наш успех. Это же надо, – он постарался выглядеть как можно более бодрым, поднял, взяв за ножки, бокалы и повернулся, намереваясь своей непосредственной улыбкой окончательно успокоить Наташу, в глазах которой, когда он последний раз в них заглядывал, застыла печать недоверия.

Но, обернувшись, Прохоров едва не выронил, как это уже случилось с сигаретой, наполненные сухим «Рислингом» бокалы из французского стекла. Его натянутые нервы зазвенели, как струны на гитаре сумасшедшего музыканта.

Прямо ему в лицо смотрел своей черной смертоносной дырой зажатый в дрожащей руке Наташи пистолет. Это был довольно редкий для России «браунинг» самой последней модели, калибра сорок пять миллиметров. Одного выстрела из этой игрушки было вполне достаточно, чтобы сквозь дыру в корпусе «Пеликана» тотчас засвистел ночной океанский ветер. При стрельбе из такого оружия с расстояния двух метров шансы Прохорова остаться живым равнялись одному против миллиона.

– Что это значит? – Вадим Витальевич с трудом шевелил моментально пересохшими и слипающимися губами. Взгляд его был полон страха и отчаяния. – Наташа, я…

– Лучше бы тебе помолчать, Вадим. Я все слышала. Какое же ты ничтожество! Надеюсь, теперь тебе будет интересно узнать, что я являюсь сотрудником Службы безопасности. Ты удивлен, милый? Я бы на твоем месте тоже была удивлена.

– Наташа… – Вадим Витальевич, застывший посредине каюты с поднятыми перед собой бокалами с вином, внезапно почувствовал, как у него из-под ног с огромной скоростью вырвалась и стремительно полетела вниз твердая опора. Он не верил тому, что видел, тому, что только что услышал. И все происшедшее в последние три минуты казалось ему каким-то чудовищным, кошмарным сном. Вот сейчас он откроет глаза, обернется и увидит, как обычно, сладко спящую рядом Наташу – близкого, любимого человека. Но секунды проходили, а он все не просыпался. Господи, неужели все это происходит на самом деле?!

– Тебе страшно, Вадим? – Ледяной голос доносился откуда-то с расстояния в несколько километров, причем сопровождался пронзительным, намертво засевшим в барабанных перепонках свистом, словно с неба падала сброшенная с тяжелого бомбардировщика бомба-убийца. К горлу Прохорова медленно поднялся пылающий тошнотворный ком. – Тебе есть чего бояться… Ты – предатель! – Глаза Наташи превратились в яркие раскаленные угли. – Стой на месте и даже не пытайся пошевелиться. Надеюсь, ты понимаешь своим гениальным умом, что оружие не доверяют тому, кому запрещено его применять.

Прохоров уже несколько отошел от первоначального оцепенения и начинал лихорадочно искать выход из создавшейся ситуации. Он ожидал чего угодно, но что Наташа, его любимая Наташа окажется подсадной уткой, специально подстеленной под него предусмотрительными спецами из СБ! Как же ловко она изображала из себя миленького ангелочка, пряча от посторонних глаз смертоносный ствол сорок пятого калибра… А он, лопух, недооценил своих официальных хозяев и теперь вынужден расплачиваться за ротозейство. Хотя… Ведь не станет же она стрелять в него прямо сейчас, здесь, среди ночи!

Но тут взгляд Вадима Витальевича снова упал на пистолет. И он опять ощутил подкативший к горлу спазм, вот-вот готовый прорваться наружу вместе с содержимым сжавшегося, как заживо содранная и разложенная на палящем тропическом солнце человеческая кожа, желудка.

Только сейчас Прохоров разглядел накрученный на ствол «браунинга» глушитель. Однако она все предусмотрела заранее! Звук выстрела не услышат даже в соседней каюте, за тонкой переборкой из двух листов алюминия и сантиметровой прокладки из пенопласта… Что же делать? Вот так стоять и молча ждать, пока не подоспеет подмога? Вряд ли она одна на корабле, кто-то неотлучно «пасет» кое-кого из членов команды и группы исследователей. Есть еще как минимум один «коллега», и он тоже с оружием… Надо срочно искать выход, иначе – смерть. Не сейчас, так потом. Не на «Пеликане», так в подвале одного из тайных казематов СБ. Не от спецов, так от мафии. Результат один. Сырая и мокрая земляная яма где-нибудь на окраине кладбища… Навсегда. Венки, речи, траурные ленты… Прохоров на секунду представил себе мрачную картину, как гроб с его мертвым телом опускают в могилу четыре дюжих молодца из Службы безопасности с притворными рожами, полными скорби и соболезнований вдове трагически погибшего ученого. Вдруг один из ремней, удерживающих гроб, обрывается, и он глухо, с высоты полутора метров, летит на дно свежевырытой ямы с торчащими по обе ее стороны, похожими на руки самого дьявола, обрывками корней деревьев…

– Наташа, не надо так шутить, – тихо попросил Прохоров и сделал один совсем маленький шаг вперед, но сразу заметил, как напрягся тонкий женский пальчик с накрашенным ярким фиолетовым лаком ногтем, надавливающий на спусковой крючок «браунинга».

Вадим Витальевич тотчас вернул ногу на прежнее место, лицо его стало серым и жалобным.

– Что ты от меня хочешь, сука? – прошипел он сквозь зубы, что как-то не очень вязалось с надетой на физиономию маской оскорбленной невинности. – Ты два года раздвигала передо мной ноги и делала минет только за то, что тебе платили жалкие, ничтожные гроши в кассе твоей секретной конторы! Ты, мерзкая дрянь, говорила мне слова любви, а сама думала о спрятанном под подушкой пистолете! Дешевая ментовская шлюха! – Прохоров уже не сдерживал себя. Он с совершенно нескрываемой неприязнью смотрел на Наташу, а затем смачно и наигранно сплюнул прямо на мохнатый ворсистый ковер на полу каюты.

И тут совершенно неожиданно он краем глаза вдруг заметил одинокую, торопливо сбегающую по ее белой как мел щеке слезу. Что это? Тонкий трюк профессиональной «подстилки» или реальность, вызванная душевной болью оскорбленной женщины?

Ответ дала сама Наташа. Она крепко, до синевы, сжала чуть припухлые губы, глубоко вздохнула и выдавила, словно под прессом:

– Какое же ты, Вадим, все-таки ничтожество. Ты даже не способен отличить актерскую игру от настоящего чувства, – палец с фиолетовым ногтем, и без того сильно нажимающий на спусковой крючок, напрягся еще больше. – И пусть ты оказался работающим на мафию подонком, пусть ты нелюдь, согласный передать страшное орудие в руки жаждущих власти ублюдков, я все же хочу, чтобы ты знал… Я действительно любила тебя, но ты, продажный, ничтожный, жадный мерзавец, все испортил!..

Наташа готова была разрыдаться, слезы одна за другой сбегали из ее больших глаз, оставляя на бледных щеках, с которых незаметно пропал красивый шоколадный загар, темные следы размазанной туши для ресниц. Ее тонкая, изящная ручка, словно в судороге крепко сжимающая тяжелый «браунинг», дрожала все сильнее и сильнее. Она прямо на глазах впадала в глубокую, словно океанская впадина, истерику.

И Прохоров понял, что у него появился шанс.

Он не нашел ничего лучшего, чем резко выплеснуть вино из обоих бокалов в лицо Наташе. Этим ему удалось выиграть ровно секунду. На какое-то время Наташа растерялась, а Прохоров стремительно бросился вперед, буквально на лету хватая женщину за запястье сжимающей пистолет руки, уводя ее в сторону и вверх, а другой сильно толкнул Наташу в грудь. Она вскрикнула, потеряла равновесие, в падении попыталась схватиться свободной рукой за край стоящего рядом стула, как будто он мог помешать ей упасть на пол, а затем сильно ударилась затылком о металлический дверной косяк и сползла вниз. В ту же секунду ее палец чисто машинально нажал на спусковой крючок «браунинга».

Раздался глухой хлопок, чем-то отдаленно напоминающий вырвавшиеся из бутылки с шампанским газы. Пуля ушла в переборку, отделяющую каюту номер пять от каюты номер семь, где жили Славгородский и помощник Вадима, Михаил Гончаров. Входное отверстие чернело на десять сантиметров выше привинченной к полу койки, примерно на уровне груди, если представить себе спящего на ней, как обычно – лицом к борту, человека. Расположение пятой и седьмой кают было абсолютно симметричным, а это означало только одно – одна из двух коек в соседней каюте находилась точно там же, где та стояла в каюте Вадима и Наташи. Часы показывали около половины четвертого ночи. Трудно себе представить, чтобы в такое время или профессор, или Михаил решили прогуляться по кораблю.