Высокие сугробы были повсюду. Но даже они не могли скрыть под своей толщей всего очарования тихого, уснувшего до очередного пляжного сезона курорта. В тот день я впервые отметил про себя, что все прошедшее время мне не хватало этого города с его уютными кафе, маленькими, почти игрушечными, магазинчиками, никуда не спешащими прохожими и, конечно, морем, скованным сейчас метровым слоем ледяных торосов.

В доме Рамоны горел свет. Если я еще не забыл расположение комнат, то вполне может быть, что она сидела у компьютера и писала свой очередной бестселлер. Я припарковал машину прямо возле ворот, привычным движением открыл калитку, жалобно скрипнувшую на легком морозце, и направился через укрытый пушистыми шапками снега сад к заветным трем ступенькам. Снег, отраженный голубым сиянием появившейся на чистом небе луны, тихо хрустнул под тяжестью моих кожаных подошв. Проезжая через Ригу, я все-таки сменил свою одежду и купил новые туфли. Сейчас я был очень похож на банкира. Только вот физиономия явно не вписывалась в общую картину. Ладно, до свадьбы заживет.

Я поднялся по ступенькам под изящный черепичный козырек у входа и надавил кнопку звонка. Спустя минуту послышались мягкие торопливые шаги. И… собачий лай. Какой-то удивительный – я раньше не слышал ничего подобного. Шаги остановились у двери.

– Кто там? – настороженно, но достаточно дерзко спросила Рамона. Я набрал полную грудь холодного морозного воздуха и почти по слогам произнес тщательно заучиваемую на протяжении последних двух часов фразу.

– Хозяйка, не сдадите комнату бездомному майору Советской Армии? – Эти семь с половиной слов я произнес на «чистом» эстонском, едва не сломав свой несчастный язык. Господи, кто только придумал такое ужасное, словно к зубам прилипла искорка, тягучее произношение? Несчастные эстонцы!

Через пять секунд две горячие, нежные ручки обвили мою шею, а чуть влажные мягкие губы намертво прилипли к моим, истерзанным и побитым.

– Я тебя люблю, – шепотом произнесла Рамона мне в самое ухо и тихо, как будто боясь потревожить сон спящих в соседних коттеджах соседей, засмеялась. Затем слегка отстранилась, осмотрела мой смазанный портрет и укоризненно покачала головой: «Что мне с тобой делать, негодный мальчишка! Опять подрался». И все?! Я, понимаете, ожидал бури эмоций, а тут… Что ни говори, а холодный северный менталитет берет свое. Ну ничего, сейчас мы тебя разогреем!

Я снова услышал этот странный лай и вдруг ощутил, как что-то мягкое и гладкое трется мне о ноги и тихо попискивает.

– Познакомься, это Гарик, – Рамона наклонилась, и у нее на руках оказался щенок мраморного дога. Он был как две капли воды похож на того… погибшего. Только в пять раз меньше. И в десять раз – смешнее. – А это, Гарик, тот самый дядя, которого, начиная с сегодняшнего дня, ты будешь регулярно цапать за ноги, а утром стаскивать с него одеяло! – Рамона неожиданно протянула его мне. Едва оказавшись у меня на руках, Гарик со знанием дела обнюхал доселе незнакомое, вдоль и поперек обклеенное лейкопластырем лицо, чихнул и вдруг быстро и точно лизнул меня в нос.

– Это значит, что можно войти, – перевела с собачьего Рамона, схватила меня за рукав и быстро втянула в дом вместе с огромным клубом морозного зимнего пара.

Ровно год и триста миллионов долларов были потрачены на решение ключевого вопроса схемы. Оставалось самое главное – механизм восприятия мозгом «куклы» кодированного сигнала, поступающего с излучателя передвижной станции. И, как нередко бывает в научных разработках, самый последний шаг на пути к вершине оказался практически невозможным. Можно было при помощи сложнейшей и дорогостоящей аппаратуры преобразовать импульсы, поступающие от оператора, в единый сигнал, но человеческий мозг не мог самостоятельно их расшифровать, использовав как сигнал к действию. Единственное, что чувствовали подопытные, в качестве которых использовали приговоренных к смертной казни заключенных и психически больных – это невыносимую головную боль, рвоту, ощущение неосознанного страха, заставляющего даже самых отъявленных головорезов забиваться в угол, словно тараканы, и утробно выть, а также, при длительном воздействии излучателя, наступал неминуемый паралич центральной нервной системы, после которого в первую очередь переставали работать сердце и легкие. Наступала смерть…

Все это заставляло Прохорова и его коллег трудиться как одержимые, нередко опуская от бессилия руки, но затем с утра снова продолжая поиски заветной разгадки, спрятанной в недрах гигантского черного ящика под названием человеческий мозг. Так продолжалось еще год, после которого не менее половины сотрудников Центра, в прошлом – неисправимые оптимисты, то и дело сходились во мнении, что разработки зашли в тупик. С подопытным можно делать все что угодно, даже заставить его покончить жизнь самоубийством, применив программу кодировки, но превратить в послушного робота с двухсторонней зрительно-слуховой связью, увы, нереально.

Наступил глубокий кризис. Люди перестали ощущать полезность работы, более напоминающей мышиную возню. И именно в этот момент в голову Прохорова пришла до умопомрачительности неожиданная и на первый взгляд совершенно абсурдная идея. Виной тому послужили… дельфины!

И Вадим Витальевич понял, что не зря копнул эту интересную тему. Он постарался хоть как-то обосновать некоторые из своих предложений по продолжению разработок и, когда кризис в Центре достиг апогея, преподнес их Славгородскому, к великому удивлению последнего.

Около четырех часов провели за закрытыми дверями директор Экспериментального исследовательского центра и Прохоров. Вадим Витальевич медленно и доходчиво объяснял Славгородскому, чего именно он от него хочет. А хотел инженер-радиотехник совсем немного – снаряжения специальной морской экспедиции, месяца этак на три-четыре, которой предстояло бы бороздить просторы той самой части мирового океана, где, по преданию, затонула великая цивилизация Атлантида. Легенды древности и вполне реальные факты о регулярной пропаже в районе Бермудского треугольника транспортных и прочих судов, военных и пассажирских самолетов, менее всего интересовали целеустремленного ученого. Ему нужны были только дельфины.

– Так вы хотите, если я правильно понял, провести исследования механизма телепатической связи, при помощи которого дельфины общаются, даже находясь в десятках километров друг от друга? – не без интереса спросил профессор, поудобней устраиваясь в кресле. С каждой последующей минутой разговора предложение Прохорова становилось ему более и более интересным. Как вообще в его голову пришла такая нестандартная идея?

– Не совсем так. Помимо телепатической связи они обладают способностью переговариваться при помощи специальных звуковых сигналов, где в двух секундах умещается поразительное количество информации. Их мозг способен сначала закодировать и сжать весь этот объем, а потом без всякого труда разложить его на составляющие. Не это ли то самое, к чему мы стремимся в своих разработках?

– Так-то оно так, – Славгородский поскреб подбородок и вопросительно посмотрел на Прохорова. – Но где гарантия, что доступное им может быть доступно и человеку?

– А не может быть такой гарантии, – с готовностью отозвался Вадим. – Но очевидно одно – это последний шанс найти брешь в биологической защите природы от проникновения в ее сокровенные тайны. Я очень много информации перелопатил за последние восемь недель, Григорий Романович. В строении мозга дельфина и человека действительно гораздо больше сходства, чем у человека с обезьяной. А известно, что мозг – и только мозг – отвечает за телепатию и прочие сложнейшие психологические отношения живых существ между собой. Однажды я даже наткнулся на научную работу двадцатилетней давности, где открыто утверждалась возможность бессловесного контакта между человеком и дельфином, когда во время войны один английский минный тральщик при помощи способностей своего боцмана разговаривать с дельфинами творил просто-таки чудеса!

– Мало ли чего напишут, – отмахнулся Славгородский, хотя на его лице отчетливо читалась заинтересованность. – Здесь, Вадим Витальевич, вопрос стоит таким образом, нам могут выделить очень большие средства, скажем даже – любые, если заказчик будет иметь гарантию на получение положительного результата.

Прохоров только ухмыльнулся и покачал головой. Непробиваемая логика странного симбиоза военных с бизнесменами.

– Вот именно, – согласно скривил губы профессор. – А результат мы им гарантировать не можем…

– Но ведь до сих пор нас финансировали едва ли не лучше, чем космические разработки! А сейчас что?