А как за такой тяжкий труд платили?

Больших денег тогда ни у кого не было. Народ в Шимановске в основном делился на две категории: тех, кто жил бедно, и тех, кто жил голодно. Мы – не голодали. Семья крестьянская, себя всегда кормили. Держали корову, ухаживали за огородом. Росло все, кроме фруктов и теплолюбивых овощей. Впрочем, потом и их научились выращивать.

В общем, не бедствовали.

По тогдашним меркам – нет. В школе – тоже деревянной, одноэтажной – даже позволяли себе покупать лакомство: вкуснейшие калачи по пять копеек. Правда, портфелей не было, только матерчатые котомки для тетрадок и учебников.

Сегодня они снова входят в моду.

Ну, значит, мы уже тогда были модные ребята.

– «Пахать», конечно, приходилось изрядно. В том числе – и физически. Летом, например, две-три недели проводили на сенокосе. Вот где легко учиться терпению: зной, гнус, все мышцы болят. Зато стал в этом деле настоящим профи.

– Жалко, что такие навыки пропали втуне.

– Не скажите. Вовсе не пропали. В первый же мой стройотряд, когда учился в Комсомольске-на-Амуре, пригодились. Мы приехали в Охотск, на путину. А рыба не пошла. Послали на сенокос. В итоге, как главного специалиста, отпустили домой только 10 октября. И с очень хорошими деньгами. Да и сейчас на даче, которую очень люблю, иногда приходится поработать.

И что победило – физика или лирика?

Поначалу – физика. У нас в школе висел стенд с выпускниками-медалистами. Так вот, они все, стопроцентно, шли в технические вузы. Это, конечно, действовало на мозги. К тому же в год окончания школы вышло сразу два выпуска – страна переходила на десятилетнее обучение. Конкурсы в институты были просто неимоверные. В итоге поступил на вечерний факультет самолетостроения в Комсомольске-на- Амуре.

Город, кстати, интереснейший: красивый, с широченными проспектами и… какой-то весь романтичный. Он ведь и построен был на волне энтузиазма. Днем улицы были совершенно пустыми: три огромных завода вбирали в себя всех его жителей. Зато вечерами молодежь брала свое.

А вы что делали вечером?

Учился. А днем работал. В школе-интернате, учителем музыки и пения. Это был идеальный вариант. И еда, и жилье, и зарплата. А главное – огромное удовольствие от музыки.

Такое большое, что в какой-то момент я вдруг понял, что техника все-таки не для меня. Да еще попалось на глаза объявление о том, что в Хабаровске открывается институт культуры. Я мгновенно собрался и поехал.

Пришлось заново сдавать вступительные?

Я вообще-то приехал выяснить ситуацию, а попал прямо на экзамен. Без подготовки, без репетиций. Дали в руки баян, сыграл этюд Попова и «Чардаш» Монти. По сложности, видимо, оценили потенциал. И стал я студентом факультета культурно-просветительской работы, специализация – дирижер оркестра.

Не страшно было поступать в институт, не имеющий истории?

На самом деле это очень серьезный вопрос. Особенно в наше время, когда новые вузы стали появляться, как грибы. Но тогда было проще. Несмотря на то что для вуза это был первый набор, его работа была тщательно подготовлена, преподаватели подобраны, материальная база тоже имелась неплохая.

А то, что преподавало много молодежи – нашему проректору только исполнилось 33, – было даже хорошо. Педагоги приехали со всей страны: из Москвы, Санкт-Петербурга, Новосибирска, – интересные профессионалы, действительно желавшие делиться своими знаниями.

И еще одно: там сразу создалась общая атмосфера братства. Было приятно и учиться, и отдыхать, и работать.

С учебой и отдыхом – понятно. А что была за работа?

Преподавал в школе, вел студию в ДК. Но, конечно, главное – это стройотрядовская деятельность. Я был человек опытный, и меня сразу выдвинули в комиссары.

Сейчас уже не все помнят, что это такое.

Командир отвечал за производство, а комиссар – за внутриотрядную жизнь и работу с населением. Короче, моя задача состояла в том, чтобы ребята уехали домой не только с деньгами, но и с приятными воспоминаниями.

А при чем тут местное население?

Когда мы приехали в поселок Чумикан – нас было 40 человек. И на протяжении двух месяцев центр культурной жизни поселка находился в студенческом отряде.

На следующий год работали на рыбокомбинате в Советской Гавани, в поселке со всеобъясняющим названием Лососина.

Это когда рыба не пошла?

Нет. В этот раз рыба еще как пошла! Все работали, как черти. Но и на отдых оставались силы…

Дирижером-то удалось поработать?

Нет. Мою летнюю «службу» заметили и взяли в зональный штаб стройотрядовского движения. А оттуда я поехал за вторым образованием в Высшую комсомольскую школу. Думал – на два года, оказалось – на всю жизнь. Только название менялось: ВКШ – Институт молодежи – МГСА – МГУ. На Дальний Восток с тех пор езжу только в отпуск.

Не жалеете о музыкальной карьере?

Трудно сказать. Мне моя нынешняя работа очень нравится. А музыка, она всегда со мной.

ВКШ была явно идеологическим вузом. Политика на мозги не давила?

Те, кто сделал выбор, принимали условия игры. Народ был умный и легко адаптирующийся. Среди наших тогдашних выпускников есть губернаторы, генералы, много политиков и бизнесменов.

А давиловки мы, пожалуй, не ощущали. Своих чекистов знали в лицо. Да мы их и не интересовали, они все больше смотрели за студентами-иностранцами.

Учили же нас хорошо, добротно. И отдыхать весело тоже не мешали. Например, был популярен конкурс на… лучшую влюбленную пару. Хит всякого концерта – песня «Увезу тебя я в тундру» в исполнении Аугюстена Ндирабика, совершенно черного высокого бурундийца.

Перестроечные времена тоже пришли в ВКШ естественно. И кое в чем даже с опережением. У меня до сих пор лежит аудиопленка с записью выступления опального тогда Ельцина. Старшие товарищи из ЦК настоятельно не рекомендовали нам его приглашать. Но студенты уже хотели сами принимать решения. И 12 декабря 1988 года Ельцин выступил у нас. Зал был битком набит. Правда, видеозапись потом все равно конфисковали.

Выпускники ВКШ очень корпоративны. Почему?

Одного племени, одних воспоминаний. Народ активный и шустрый. А помощь друг другу еще более