основания: идеология, структура, отношение к III Интернационалу, состав руководства и др.

Этот переворот – одна из фаз ревизии результатов трех русских революций, организованная и начатая задолго до XVII съезда партии. Редактировавший стенограмму XVII съезда ВКП(б) М. А. Москалевговорил мне в 60-е гг., что Сталин начал погром партии с разгона контрольных органов ЦКК-РКИ. Это не так. Этим разгоном он закреплял уже давно начатый погром, делал его бесконтрольным и безнаказанным. С 1929 г. схватка приобрела смертельный характер: вошедшие с начала века и после революций в коммунистическое движение должны были либо уничтожить ВКП(б), либо, как они считали, они погибли бы сами. Они преуспели. Их возглавлял талантливый человек, перед которым Никколо Макиавелли – просто щенок перед матерым волком.

Второе дело – уничтожение вершины пирамиды власти, делегатов съездов, военачальников оказалось вполне выполнимым после уничтожения самой партийной массы. На XVI партконференции (начало 1929 г.), принимавшей пятилетний план, фамилия Сталин появляется один раз: в списке президиума. Доклады делали творцы пятилетки: Рыков, Кржижановский, Куйбышев, по крестьянству – Калинин, по борьбе с бюрократией – Яковлев. О. Лацис справедливо указывает, что выполнение первой пятилетки пришлось точно по прикидкам докладчиков.

Коллективизация нужна была в тот момент не для увеличения урожаев – это был единственно верный для фракции Сталина шаг: только на форсированной коллективизации можно было взорвать ВКП(б) и добиться неограниченной власти. Сталин не мог ждать добровольной коллективизации. Насаждение колхозов нужно было и для того, чтобы, создав тысячи партячеек в колхозах, впустить в партию сотни тысяч новых рекрутов, организовать и повернуть затем процесс чистки и уничтожить социальную силу, которая мешала реализации средневеково-византийских взглядов и мессианских представлений, политическому курсу, где органична безумная жажда власти. Взгляды новой партийной массы совпадали с интересами новой клики, совпадали со средневековым типом прочтения марксизма, уравнительными представлениями о социальной справедливости и путях ее достижения в России. Такие же совпадения и резонансы наблюдаются у широких слоев общества до сих пор. Сталин начал эту операцию не форсированием индустриализации, темпы которой его политика «большого скачка», как показано уже в ряде статей, снизила, а с развертки коллективизации. Создание атмосферы чрезвычайщины в ситуации кризиса хлебозаготовок, открывало шлюзы для «обновления» ВКП(б), формирования, как откровенно заявил XVIII съезду А. А. Жданов, «партии нового типа – партии Ленина-Сталина» [297].

Погром компартии начался задолго до XVII съезда. Съезд – это последняя, трагическая попытка исправить ошибку, изменить соотношение марксистского и экспроприаторского крыльев освободительного движения в России в пользу эволюции. Она кончилась провалом, во-первых, потому что ее инициаторы уже многократно ошибались в нешуточном деле, а во-вторых, потому что вождь непоименованного крыла партии (сейчас сказали бы виртуального) всегда на полшага оказывался впереди.

Ни один слой советского общества не понес таких потерь в эти годы, как ВКП(б). Конечно, на вершине пирамиды власти (ЦК, делегаты съезда, военный совет РККА) доля уничтоженных больше. Но там речь идет о группах людей в тысячу человек. А если говорить о партии как социальной группе, то в ней уничтожен каждый второй, в слое партийцев 20-х гг. – почти двое из трех. Среди крестьян, по свидетельству Сталина, – каждый десятый. Улучшая качество зерна, модернизируя экономику или денежную систему, господа людоеды напрочь забывают о человеческой крови.

ВКП(б) не существует с 30-годов. Фарсово смешон «запрещающий» КПСС спустя 55 лет. Дело сделано до него, но и этот боится, что политическое движение воссоздастся «снизу». Что запрещается? Ведь речь не о названии, но о сущности силы, от имени коммунизма диктовавшей и от другого имени диктующей траектории социального развития. Можно рассматривать процесс расслоения и становления этой силы как первую, растянувшуюся в соответствии с социально-экономическими условиями России, фазу капиталистической реставрации. Она проходила по сути как фаза первоначального капиталистического накопления принявшего форму становления «государственной частной собственности» и формирования буржуазии в виде партийно-государственной элиты, практически бесконтрольно от широких масс трудящихся распоряжавшейся экономикой страны. Высочайшая стандартизация и уравниловка социальных отношений в одних секторах общества позволила накапливать капитал в других. Влияние идей трех русских революций, однако, было столь велико, что понадобилось 74 года, чтобы вновь сформировавшийся буржуазный класс смел, по его представлениям, «идеологическую мишуру» и минимальные социальные гарантии народу, повесил бы под флагштоками со звездой, серпом и молотом «триколор» и произвел под видом приватизации денационализацию промышленности в противовес расширению самоуправления трудящихся на производстве. Есть основания предполагать существование объективного, сугубо российско-византийского трехпоколенного экономического цикла, в котором доля уничтоженных слоев общества в цикле постоянна, а энергия, потребная для воспроизводства жизни этих слоев, «обменивается» на приращиваемый в цикле капитал. Сначала разрешается экономическая свобода, напоминающая «гуляй-поле», потом растет стоимость, потом ищутся виновные, потом экспроприируется накопленное и отстреливаются одиозные жертвы, затем идет относительный период стабильности и и «мирного» передела, затем начинается все сначала. Третье поколение не должно помнить формы реализации этого процесса в поколении своих дедов. И, действительно, эта форма тщательно скрывается идеологами правящей олигархии. Наилучший вид правления при таком цикле – конечно же, самодержавие, где «император-василевс» принимает правила игры его личной гвардии. Выдающаяся заслуга Сталина в том, что он наиболее ярко выразил этот цикл рабовладельческой колонизации собственного народа с целью создания госкапитализма, прикрытого элементами социальных гарантий воспроизводства жизни широких слоев.

Эти тенденции растут в России из давних «историко-генетическиих» корней, имея, возможно, аналогом в политической подсистеме известную еще в древности борьбу волхвов и князей. Однако эта тема, также как и анализ социально-политической преемственности и превращений правящей партии после 1930-х гг., – самостоятельная тема.