попробовала ее, соленую, с металлическим привкусом, отвратительную! Несмотря на это, Фаун не жалела о своей попытке: когда она, морщась, выплюнула воду, Даг усмехнулся.
Пройдя полмили, они нашли огромную дохлую рыбину, которую выбросили на берег волны. Она была даже больше, чем пойманный Дагом сом; гладкая кожа отливала серым, живот был светлым, а в страшной пасти виднелось множество острых треугольных зубов. Эти зубы росли
Даг и Фаун, взявшись за руки, шли все дальше, хотя после рыбины с зубами Фаун надела башмаки и стала держаться подальше от мокрого песка. Никогда нельзя было угадать, какие из рассказов Бо — правда. Подняв глаза, Фаун заметила, что Даг снова хмурится. Сначала она хотела заставить его войти в воду, чтобы развеяться, но потом просто спросила:
— Что так тяжело лежит у тебя на душе?
Даг сжал ее руку, но улыбка его была мимолетной.
— Слишком много всего… У меня в голове все перепуталось.
— Расскажи… Начни с чего-нибудь — не важно, с какого конца. — То, что угнетало его, отпускать не собиралось — это было Фаун ясно.
Даг покачал головой, но сделал долгий вдох, так что, по крайней мере, хранить мрачное молчание он не собирался.
— Во-первых, мое целительство. Я спас двух человек в пещере. Если бы было три или больше раненных так же тяжело, остальные все равно умерли бы. Как могу я объявить себя целителем для крестьян, когда я знаю: это было бы жестоким невыполнимым обещанием, потому что помочь я мог бы только тем, кто придет первыми.
— Даже у целителей Стражей Озера есть помощники.
Даг задумчиво кивнул.
— Теперь я определенно понимаю, почему целители предоставляют естественным силам природы так много, как только могут.
— Двое все равно больше, чем никого. И по большей части больные же не будут приходить толпами.
— Но в те дни, когда будут, получится ужасно. — Даг не переставал хмуриться. — Там, в пещере, возникли и другие проблемы, о которых я не думал раньше. Например, правосудие. Как могут Стражи Озера и крестьяне жить вместе, если правосудие для них разное? Ведь будут стычки, а правосудие для того и существует, чтобы улаживать споры, которые люди сами не могут разрешить.
Теперь пришла очередь Фаун неопределенно хмыкнуть.
— Крейн сказал… — Даг запнулся.
— Ты не должен позволять лжи Крейна отравлять тебе жизнь.
— Меня беспокоит не его ложь, а его правда.
— А разве он и правду говорил?
— Иногда. Например: ты то, что ты ешь.
Фаун закусила губу.
— Все люди чему-то учатся у других — и хорошие, и плохие. Тут ничего нельзя изменить.
Даг опустил голову.
— Стражи Озера считают, что они выше этого, когда оказываются среди крестьян. Их очень удивляет, когда их чему-то учат. — После паузы он добавил: — По крайней мере так было со мной. И еще он говорил…
Неожиданно Даг умолк.
«Ну вот мы и добрались до сути…»
— М-м?.. — вопросительно протянула Фаун.
— О том, что Стражи Озера всегда оказываются на вершине — так или иначе. Хотят они того или нет. Боюсь, что я такое уже видел. На своей собственной барже Берри подчиняется мне!
Фаун в сомнении сморщила нос.
— Ты ведь мужчина и почти в три раза ее старше, — сказала она. — Ты был предводителем Стражей Озера. Странно было бы ожидать, что ты перестанешь быть предводителем среди крестьян.
— Среди Стражей Озера были другие, которые указывали мне мое место.
— Ну… Вейн, например, не так уж тебе подчинялся.
— Ах да, Вейн. Разве я не утихомирил его? — Рука Дага сжалась; что означал этот жест — раздражением или досаду на себя?
— А, перед схваткой, имеешь ты в виду, когда капитаны судов никак не могли договориться?
— Ты это заметила? Да, я заставил его. Сделал то, что Барр пытался сделать с Берри, но оказался слишком неуклюжим. — Лицо Дага при этом воспоминании исказила гримаса. — Что ж, по крайней мере я не оставил его околдованным.
— Это была чрезвычайная ситуация, — объяснила Фаун.
— Всегда будут возникать чрезвычайные ситуации. Сколько понадобится времени, чтобы необходимость превратилась в привычку, а потом и в порок? Слишком легко у некоторых возникает любовь к власти. И именно любовь к власти едва не уничтожила мир.
Шаги Дага становились все длиннее, и Фаун приходилось почти бежать, чтобы не отстать.
— Может быть, и нужно жить отдельно, — продолжал Даг. — Неужели мы проделали весь этот долгий путь по реке, чтобы узнать, что люди, с которыми мы спорили в лагере Хикори, были в конце концов правы?
— Не спеши так! — пропыхтела Фаун.
Даг остановился. Фаун вцепилась в его рукав, развернула мужа лицом к себе и посмотрела в его встревоженные золотые глаза.
— Если они правы, тогда именно ради понимания этого мы и проделали весь долгий путь, да. И мы должны смотреть правде в глаза. Только я не верю, что эта истина такая непробиваемая, чтобы в ней не нашлось щели, в которой мы не могли бы поселиться.
— До тех пор пока существуют Злые, дозор необходим, как необходимо и все, что обеспечивает его работу.
— С этим никто и не спорит. Только если крестьяне станут менее невежественными, а Стражи Озера — менее высокомерными, мир от этого не перевернется вверх тормашками. Я думаю, ты по пути сюда положил хорошее начало!
— Да? — Даг ногой выкопал из песка обкатанный камешек, поднял его, размахнулся и бросил в волны. Камешек исчез с тихим всплеском. — Начало, которое я положил, — тот же камешек, брошенный в море. Я мог бы стоять здесь и годами кидать камешки, и все равно никакой разницы никто не заметил бы.
Фаун выпрямилась и сурово посмотрела на Дага.
— Ты переживаешь не потому, что не смог выполнить обещание показать мне море. Ты переживаешь потому, что где-то в твоем путаном уме таилась надежда на то, что
