только что от Вита — хоть и произнесенную другим тоном: так сказал Крейн. Однако Вит не присутствовал при его признаниях. То, что он повторил слова предателя, было случайностью.

«А вот Даг произнес их не случайно».

Уловили ли Ремо и Барр подтекст?

«Да и все ли уловила я?»

— Так вот что ты сделал с Крейном? Вырвал его Дар? — растерянно спросил Барр.

— Я и не знал, что такое кто-то способен сделать, — более настороженно проговорил Ремо. — Мне казалось, что только Злые…

— Мои действия — очень слабое подобие того же самого, да. У меня есть основания полагать, что подобным умением в какой-то форме обладают и очень искусные мастера; только с тех пор, когда умение пришло… вернулось ко мне, у меня не было случая задать этот вопрос умелому мастеру. От такого нападения легко защититься, закрыв Дар, — поэтому мне и пришлось ловить момент, когда Крейн раскрыл свой. У меня получилось только потому, что я застал его врасплох.

— Ах, — протянул Барр, переводя дух, — ну, тогда все в порядке.

— Для некоторых из нас, — сухо ответил ему Даг.

Вит, однако, смотрел на него так, словно понял все возможные последствия; рот его раскрылся. Только чего ради Даг заговорил об этом здесь и сейчас, в этой компании? Ради Вита? Или ради себя?

Фаун выпрямилась.

— Даг, это отвратительно! Ты же не превратился в Злого или даже Крейна, как Вит не стал Маленьким Драмом. Кстати сказать, ту стрелу сделала я своими руками — такую крепкую, прямую и острую, как меня учил Каттагус. И я сделала ее для того, чтобы убивать — кого бы ни требовалось убить, — потому что понимала: то будет или противник, или Даг, и уж я-то точно знала, что предпочитаю. То же касается и моего брата, на случай если кто-нибудь сомневается. — Фаун перевела дыхание. — Нож, стрела, вырывание Дара — это все просто разные орудия. Если уж на то пошло, человека можно убить и молотком.

Паника, которую начали было испытывать собравшиеся за столом крестьяне, отступила, когда до них дошла мысль Фаун. Даг промолчал, хотя его напряжение тоже пошло на спад. Он медленно кивнул и бросил на Фаун благодарный взгляд. Неужели он раньше никогда не думал о вырванном Даре как об орудии, и такое действие представлялось ему каким-то таинственным магическим злом? Фаун любила Дага всей душой, но иногда его свойственная всем Стражам Озера манера погружаться в уныние ужасно раздражала.

— Так что видишь, Вит, — снова заговорил Даг, — если и существует лекарство от твоей тревоги, то я его не нашел. А что касается уроков стрельбы, то, хоть я и получаю от них удовольствие, я никогда не смотрел на них как на игру, даже когда был головастиком вроде Готорна. Они — серьезная подготовка к серьезному делу. — Прищурившись, Даг добавил: — Если подумать, то же самое можно сказать об обучении закрывать свой Дар, которым мы всю прошлую неделю тоже пренебрегали. Жду вас двоих завтра утром на палубе, — обратился он к Ремо и Барру, которые и не подумали спорить.

— Я не стал бы предлагать вам сыграть в игру, Вит, — ни Хогу и Готорну, ни остальным, — продолжал Даг, — но продолжить обучение я определенно хочу вам предложить, потому что, как вы видели, никогда не знаешь, когда тебе потребуется умение, а от него может зависеть не только собственная жизнь.

— Мой папа говорил. — Берри запнулась, но справилась с собой. — Папа часто говорил: «Никакое стоящее дело не бывает все время приятным, но все равно его все время нужно делать».

Вит криво улыбнулся ей и кивнул.

Как только посуда была вымыта, при свете фонарей начался урок стрельбы из лука. Фаун порадовалась тому, что все пришли в лучшее настроение, чему очень помогла возможность размяться, бегая за стрелами по берегу; собственно, это и было ее целью с самого начала, так что с этим все было в порядке.

Вот о Даге она беспокоилась: этой ночью он, прижавшись к ней, впал в забытье совершенно обессиленного человека. Любовью они не занимались с тех пор, как приблизились к пещере. Если бы Фаун не наблюдала за выздоровлением Дага после Рейнтри, она могла бы счесть это признаком того, что его привязанность к ней угасает, однако она прекрасно знала, что дело в невероятной усталости. Только ведь на этот раз Даг не был ранен, не пострадал от Злого, у него не был поврежден Дар. Он, конечно, прибегал к подкреплению Дара — к невообразимо сложным целительным действиям, — пока уже не мог держаться на ногах; попали к нему и частицы чужого Дара — непосредственно или в результате освобождения от околдовывания: Скинк, Хайкри, Бо, Готорн и бог знает сколько речников… а главное, тот большой ломоть Дара Крейна.

Фаун не была уверена, что причинило больший вред: сомнительный Дар Крейна или его ядовитый язык. Крейн определенно пытался отравить душу Дага… следовало бы парализовать и эту способность предателя, решила Фаун. Не была ли странная вспышка Дага за ужином каким-то запоздалым откликом на слова Крейна… или просто много всего накопилось?

Если подумать, Дар самого Дага должен был сейчас быть в ужасном состоянии — как дом после шумной попойки, куда явились все соседи и родичи, ели, танцевали, пили и дрались, а твоего самого несносного кузена вырвало на пол. Нельзя было и ожидать, чтобы стало возможно что-то делать, пока не приведешь дом в порядок, да и этим не займешься, пока не минует похмелье.

Подумав, Фаун порадовалась тому, что Даг не проявлял склонности к пьянству. Напившись, дозорные, должно быть, становились самыми угрюмыми пьянчугами на свете.

Фаун фыркнула, перекатилась на бок и крепко обняла Дага.

«Пожалуйста, поправляйся, мой любимый мрачный мужчина».

На следующий день «Надежда» плыла мимо все тех же унылых, безлесных, ненаселенных берегов, что и на протяжении предыдущей сотни миль. Берри обещала, что это продлится еще всего один день, а потом окрестности станут более привлекательными, чем эти бесконечные поросшие низкорослым кустарником песчаные дюны: появятся незнакомые деревья, зеленые и увитые лианами, несмотря на зиму, таинственные заросшие протоки, множество птиц. Фаун все гадала, увидят ли они тех страшных болотных ящериц Дага и правдивы ли рассказы Бо об огромных змеях. К полудню воздух стал достаточно теплым, чтобы можно было сидеть на крыше каюты без жакета или плаща, и Фаун присоединилась к Берри, Дагу и Виту, несшим вахту, чтобы погреться на неярком, но теплом солнце. Поскольку ей не нужно было высматривать угрозу, таящуюся под водой впереди, она была первой, кто оглянулся назад. — Эй, это не лодка ли Стражей Озера идет вниз по течению? Если лодка, то таких больших я еще никогда не видела!

Даг обернулся. Узкое судно футов тридцати пяти в длину быстро их нагоняло. В неярком свете зимнего солнца вспыхивали лопасти весел; на каждой стороне сидело по десятку гребцов, громко певших, чтобы грести в едином ритме. Расстояние не позволяло разобрать слов, но песня показалась Дагу знакомой, и он улыбнулся.

Барр, вахта которого должна была скоро начаться, вышел из каюты и стал всматриваться в приближающееся судно, забыв о полусъеденном яблоке в руке.

— Это разве лодка не из Лутлии? — взволнованно воскликнул он.