обычного взгляда, но вполне ощутимой для Дара… А потом, решил Даг, эта рука стала жертвой борьбы со Злым в Рейнтри.

Там, дойдя до пределов паники и необходимости, он вырвал Дар Злого и чуть не погиб в схватке.

— Вит, ляг наконец. — В голосе Фаун прозвучало больше волнения, чем в прежнем ворчании, и даже Вит уловил это.

— Ага, ага, конечно… — Вит гораздо осторожнее пробрался мимо Дага и улегся.

Даг оглянулся на жену и увидел, что она приподнялась, опираясь на локоть, и, хмурясь, смотрит на него.

— С тобой все в порядке, Даг? — тихо спросила она. Он открыл рот, помолчал и ограничился кратким «Угу».

Глаза Фаун с подозрением прищурились.

— У тебя странное выражение лица.

Уж в этом-то Даг не сомневался. Он попытался выдавить что-то вроде улыбки, но это, похоже, не слишком успокоило Фаун. Даг чувствовал странное резкое жжение Дара в левой руке, как будто на кожу — точнее, под кожу — попала искра от лагерного костра. Эту искру он не мог стряхнуть, хотя его телесные пальцы под одеялом и попытались сделать это.

Фаун стала укладываться, но все же спросила:

— А что ты сделал с тем бедным москитом?

— Вырвал его Дар, кажется. — Только никакого «кажется» на самом деле не было. Даг мог чувствовать чужеродное включение в собственный Дар, каким однажды были клочья Дара Злого. Это была маленькая помеха, не ядовитая, не оскверненная, не несущая смерть, — но также ничуть не похожая на подарок целительницы, благотворный, теплый, желанный, несущий выздоровление. Дар москита ощущался как что-то липкое и жгучее, словно капля горячего дегтя. Больно… и что-то в этом было неправильное.

Фаун снова приподнялась, опираясь на локоть. В отличие от Вита, она-то точно знала, насколько необычным для Дага было такое действие.

— В самом деле?

— Наверное, не следовало этого делать… — пробормотал Даг.

Фаун с сомнением посмотрела на него.

— Но… это же всего-навсего москит. Ты наверняка убивал их сотнями.

— Скорее тысячами, — согласился Даг. — Только… теперь мой Дар чешется. — Он снова потер культю.

Брови Фаун поползли на лоб; с веселым облегчением она выдохнула:

— Ах, боги…

Даг не сделал попытки избавить Фаун от ошибочного впечатления. Он поцеловал ее свесившуюся с кровати руку и кивнул на масляную лампу. Фаун потянулась к ней и снова погасила. Кровать скрипнула, когда Фаун укладывалась, и Даг прошептал:

— Доброй ночи, Искорка.

— Доброй ночи, Даг. — Фаун уже уткнулась в подушку, и голос ее прозвучал глухо. — Постарайся уснуть. — До Дага долетел смешок. — И не чешись.

Даг прислушивался к дыханию жены, пока оно не сделалось медленным и спокойным; потом, скрестив руки на груди, он принялся обследовать собственный Дар.

В нем все еще тлел крохотный чужеродный уголек. Даг попытался избавиться от него, усилить им Дар пола, или простыни, или даже собственных волос, однако уголек упрямо оставался на прежнем месте. Не обнаруживал он и склонности раствориться в Даре Дага, стать его частью, как становится частью человеческого тела переваренная им еда… по крайней мере, пока. Даг подумал о том, не причинил ли он себе в момент сонного раздражения вреда на всю жизнь.

Неосторожность… вовсе не смертельная паника. Не напряжение всех сил, героический порыв, который случается раз в жизни, когда на какой-то момент тело, душа и Дар совершают нечто, превосходящее человеческие возможности. Вырвать Дар москита — уж никак не великое деяние, да и суровой необходимости в этом не было…

Только лишение Дара кого-то или чего-то совсем не было человеческим деянием. Это была магия Злых, самая суть их магии. Разве не так?

Мастера из Стражей Озера пользовались Даром двумя способами, хоть и с множеством вариаций. Они могли заставить Дар предмета измениться или приобрести другую форму, тонко переменить свою природу. Так и получалась ткань, которая почти не изнашивалась, сталь, которая не ржавела, веревка, которая не рвалась, или кожа, которая не пропускала воды… и отражала стрелы. Вторым способом можно было передать другому человеку часть Дара собственного тела; чаще всего такое происходило при изготовлении свадебной тесьмы или для усиления Дара какого-то органа пострадавшего, чтобы ускорить его выздоровление, остановить кровотечение, избавить от шока или инфекции. Однако всегда возможности Дара были ограничены способностями мастера.

Злой похищал Дар из всего вокруг себя, и ограничено это не было ничем, кроме внимания, которое Злой обращал на своих жертв… и внимание это, готов был поклясться Даг, существенно превосходило человеческое. Однако если человек преобразовывал полученный от другого Дар в собственный медленно — с той же скоростью, с какой заживает рана, — то Злые делали это почти мгновенно, и не с помощью постепенного преобразования, а грубой бесцеремонной силой — тем большей, чем больше Дара уже поглотил Злой… захватывая его по расширяющейся спирали.

Вероятно, такая сила не была свойственна человеку. Даже в схватке со Злым Даг завладел только смертоносными обрывками. Любой, кто попытался бы вырвать Дар целиком, как это делали Злые, просто лопнул бы, как человек, попытавшийся выпить озеро.

Однако человек был в силах выпить кружку озерной воды…

Может быть, Дар москита был подобен такой кружке?

Даг обдумал этот вопрос, а потом с беспокойством спросил себя, не безумен ли разум, способный такой вопрос задать. А может быть, в нем поселились мозговые черви, слухи о которых пересказывал Вит? Может быть, нужно просто выспаться… Наверняка к утру от тлеющего уголька не останется и следа, как от обычного укуса москита: Дар исцелится, как тело исцеляется от чисто физических повреждений. Даг фыркнул, повернулся на бок и решительно закрыл глаза.

Жжение, впрочем, не проходило.

К следующему утру левая рука Дага так воспалилась, что он не мог прикрепить к ней протез.

Фаун предпочла бы на денек задержаться в Ламптоне, но Даг настаивал, что может ехать, обходясь одной рукой, а Вит, жаждавший выехать за пределы известных ему земель, не поддержал ее разумное предложение. К концу дня Фаун без особой радости получила доказательство своей правоты: Дага начало лихорадить. Словно в подтверждение ее опасений Даг уселся на одеяло и без возражений позволил Фаун с Витом разбить лагерь у дороги. В сгущающихся сумерках от влажной земли поднимался холодный туман, но по крайней мере угрозы дождя не было.

— И все это от укуса москита? — пробормотала Фаун, усаживаясь рядом с Дагом, который сидел сгорбившись и обхватив распухшую руку.

— Не думаю, что он меня убьет, — пожал он плечами. — Тот участок моего Дара начинает уже казаться не таким горячим.

Фаун с сомнением пощупала лоб мужа. Однако его кожа была просто горячей, а не такой обжигающей, как раньше, и Даг ел и пил, хотя и без особого аппетита. Укладываясь спать, Фаун отобрала у Вита запасное одеяло и укутала Дага, безжалостно игнорируя протесты брата.