Подобрав подол платья и увернувшись от неловкого движения руки Адама, пытавшейся то ли удержать ее, то ли поддержать, то ли ударить, Джейн шагнула на ступеньки пирса и, резко развернувшись, словно давешняя чайка, исчезла где-то за пределами его сумеречного восприятия.
«А ведь она такая же, как все. Стерва. Дождалась безопасного берега и сбежала. Пока мы были в море, как мастерски она скрывала страх и презрение — нет, ненависть! За эти годы она научилась играть со мной. Хитрая стерва! Она стала еще хитрее за время учебы в университете... Но как долго она ждала подходящего момента!.. И вот — позволила мне вывернуться наизнанку. Потом, скромно потупив глаза (словно героиня мыльного сериала!), с фальшивой улыбкой молча поворошила кончиком туфельки сияющие драгоценности моей души, представившиеся ей, вероятно, чем-то вроде окаменевших экскрементов безобразного ящера, сдохшего миллионы лет назад... и ушла... ушла... ушла!»
Ярость и отчаяние не имели выхода.
«Что толку бить кулаком по камню или дереву? Быть может, подраться, столкнуть кого-нибудь с пирса? Но вряд ли телесные травмы, даже нанесенные другому человеку, ускорят лечение кровоточащих ран в душе. Напиться! Но алкоголь никогда не обладал для меня ни исцеляющей, ни разрушительной силой. Тут я разительно отличаюсь от отца... Был бы здесь Алекс! Но Алекс далеко... Или?.. Что это было в конце?.. Она и Алекс?..»
Страдание стало невыносимым. Адам лег на покачивающееся дно лодки и закрыл глаза.
Прошло не больше минуты. Дыхание юноши замедлилось, сердце забилось ровно и тихо, а тело стало почти неощутимым. Тьма расступилась, став молочно-белым туманом. Очень скоро туман исчез, сконденсировавшись в гигантское зеркало, не имеющее краев в беспредельном пространстве внутреннего космоса. Зеркало делило мир на две равные в своей бесконечности части, одна из которых была отражением другой. Две Пустоты, неразличимые в своей бездонной прозрачности.
Искорка, возникшая ниоткуда — но словно всегда присутствовавшая там, где только что была Пустота.
Уже не точка света в поле восприятия, а постепенно обретающая цвет, форму и трепет жизни звездочка парила за гранью Зеркала.
Огромный самосветящийся шар заполнил почти все пространство с той стороны Зеркала.
Джек, наемный матрос, сидевший на палубе одной из яхт, мог поклясться, что там, куда он смотрел, всего несколько секунд назад на волнах покачивалась небольшая голубая лодка. А теперь ее не было. Но в ней же приплыли парень с девушкой! Как только они причалили, девушка весьма резво покинула судно. У парня при этом лицо приняло столь неприятное выражение, словно он готов убить любого, кто подвернется под руку... У Джека, когда он встретился с ним взглядом, невольно зачесались кулаки — ох и вмазал бы он этому блондинчику!.. Но парень, видать, струсил и отвел глаза, а потом, кажется, решил вздремнуть прямо в лодке. Молокосос, скорее всего, просто перепил! И вот сейчас нет ни парня, ни лодки... Может, сообщить в спасательную службу? Ерунда! Не могло ничего случиться... Наверное, травка, которую Джек покурил в обед, все еще дает о себе знать!
Где-то, возможно, встречая приход ночи или просто тоскуя по хозяину, завыла собака.
* * *
С самого рождения в личности Стефана Блумера присутствовал небольшой, но досадный изъян, труднообнаружимый дефект, не позволявший ему ни развиваться правильно, ни наслаждаться жизнью. Личность его подобна была тончайшей работы фарфоровой чашке, что прекрасна видом, но имеет скрытую микроскопическую трещинку. И до тех пор, пока не стукнет кто-нибудь по ней с целью поверить звуком целостность предмета или не вздумает испить из нее горячего ароматного чая, чашка сумеет обмануть даже самый придирчивый взор.
Однако человеческая личность — не какой-то там предмет, а живая, открытая миру система взаимодействующих и меняющихся во взаимодействии элементов. И если чашку можно наполнить только с одной стороны, то личность с момента рождения, а может быть и до него, обретает свое содержание как изнутри — являя собой вместилище духа, так и снаружи — трепещущей плотью внешней границы, стремясь объять мир.
Но в точности ли так все происходит? И что есть внешнее, а что внутреннее?..
Не уподобить ли мир лишь жемчужине в раковине человеческой личности, омываемой и питаемой океаном Духа? Бескрайним и бездонным океаном, полным сокровищ, прекрасных существ и неведомых чудовищ, грозящих пожрать, уничтожить и личность, и мир, оберегаемый ею.
Кроме указанного дефекта, был у Стефана еще один недостаток, связанный, впрочем, с первым. Название для него подобрать не так-то легко, поэтому назовем его простым словом — «скромность». Скромность была его защитой от быстрого разрушения личности — тонкой грани между внутренним и внешним. Скромность была самым важным качеством для будущего Хранителя...
Что же еще, как не скромность, долгое время не позволяло Стефану признаться самому себе, что с первого момента самоосознания растет в нем, обретает реальность маленькая божественная искорка — зародыш драгоценной жемчужины будущего Мира? И пусть этот Мир никогда не будет столь совершенен, как миры иных существ, пусть личностный дефект отразится и на нем, да так, что некий гипотетический ювелир, окинув сей перл холодным, оценивающим взглядом, проронит небрежно: «Порченый мир!» и бросит в ящик с такими же кривыми и неровными жемчужинами. Но когда-нибудь один из подмастерий, обучающихся высокому искусству, подарит на день рождения своей маленькой сестренке ожерелье, и чистая детская радость согреет и оживит уже было умерший Порченый мир.
Нет, не будет такого никогда! Мир — не жемчуг, и вне его пределов нет никаких ювелиров и маленьких девочек. К чему же здесь это уподобление? Да к тому только, что жемчуг мал и тверд, а Океан необъятен и текуч... Хотя иногда может показаться, что все наоборот. Но такое вывернутое наизнанку осознание реальности будет означать лишь одно: ваша личность находится в безжалостных клешнях или между зубами какого-то океанского чудища. Попрощайтесь с ней.
<...>
Все же Стефану повезло. Несмотря на то, что в течение нескольких лет после рождения он почти полностью игнорировал сам факт существования своего внутреннего мира, являвшегося, как вам уже
