29-го мая 1916 года Лемке пишет в «Дневнике» о взгляде на это дело генерала Алексеева со слов Крупина: «Он (генерал Алексеев) возмущен всем делом (Лемке), удивлен, что Пустовойтенко не взял на себя ответственность за мое здесь оставление (а ею Воейков был бы удовлетворен) и хотел свалить оставление на Алексеева. Последний сказал Крупину, что речь идет о его непосредственно подчиненном и притом хорошо ему известном, потому только Пустовойтенко и может решить вопрос о ручательстве»(стр. 834).
Наконец 2-го июня 1916 года упорными усилиями Дворцового коменданта генерала Воейкова, а не по настоянию тех руководителей Ставки генералов Алексеева и Пустовойтенко, которым непосредственно надлежало это сделать, изгоняется из нее чрезвычайно опасный шпион Лемке во второе по важности после Ставки военное учреждение – Главное управление Генерального штаба.
О нем Лемке говорит так: «О службе моей в сумасшедшем доме, называемом Огенквар (отдел генерал-квартирмейстера Главного управления Генерального штаба) когда-нибудь после в связи с началом заставшей меня там февральской революцией».
Успех плодотворной шпионской работы Лемке базировался как я это уже говорил раньше на упорном, вопреки здравому смыслу, содействии ему верхов Ставки в лице генералов Алексеева и Пустовойтенко. Это тем более им непростительно, что первый по прежней должности начальника штаба Киевского военного округа имел у себя в подчинении контрразведывательное отделение, второй же воочию видел в штабе Варшавского военного округа шпионскую аферу полковника Гримма, а кроме того по должности генерал- квартирмейстера Юго-Западного и Северо-Западного фронтов также имел у себя в подчинении контрразведывательное отделение. Я не говорю уже о прямом нарушении ими пункта б. ст. 33 «Наставления по контрразведке в военное время», гласящего о том, что контрразведка должна «освещать по получении особых указаний генерал-квартирмейстера личный состав штабов, управлений, учреждений и заведений».
Я умышленно подробно остановился на работе шпиона Лемке, чтобы показать не только практические приемы его искусной работы и тем значительно облегчить разбор в дальнейшем технической стороны контрразведки, но и оттенить неподготовленность в этом отношении нашего высшего военного персонала во время Великой войны. Здесь повторилась та же история, что и с нашей тайной разведкой – блестящие ее успехи в мирное время и полная почти ее анемичность во время Великой войны. И там, и здесь, то есть и в активной, и в пассивной тайных разведках ясно видны неподготовленность высших военных руководителей в Великой войне в понимании их значения, с одной стороны, и неумение использовать сведущих в этом отношении лиц, с другой.
III. Источники получения сведений о подозреваемых в военном шпионстве лицах .
Техника разработки шпионского дела заключается в получении и классификации сведений о подозреваемых в военном шпионстве лицах, разработке дела и его ликвидации, то есть в производстве арестов, обысков и пр.
Наибольшие затруднения представляют получения сведений о подозреваемых в военном шпионстве лицах ввиду того, что шпион работает в одиночку, а не сообща, как то имело место в подпольных политических организациях, где всегда можно найти недовольных азефов. Обнаружить поэтому шпиона, обыкновенно ничем не выделяющегося из окружающей среды, дело нелегкое и возможно лишь при широком содействии не только осведомленных в этом деле правительственных органов, но главным образом всех слоев населения, разумно воспитанных в целях сохранения военных тайн государства, то есть в конечном результате и своих собственных интересов, с крушением государства обыкновенно страдают и частные интересы его подданных. Сразу однако достичь понимания этого нельзя, требуется лишь систематическое разъяснение народным массам их гражданских обязанностей. Базируясь в частности на имевших место шпионских делах, можно воспитывать широкие круги населения в духе содействия охране военных интересов страны.
В первую очередь должны быть осведомлены о вреде шпионства офицеры. С этой именно целью в штабе Варшавского военного округа был установлен после Русско-японской войны порядок подробного оповещения о неподлежащих оглашению приказаниях по округу о всяком дошедшем до суда шпионском деле, не делая никаких тайн из описания тех приемов, к которым прибегали шпионы в целях собирания секретных военных сведений. Это доверие высшего военного начальства к офицерам, во-первых, ликвидировало все кривотолки после судебного разбирательства шпионских дел, а, во-вторых, воспитывало в должном направлении офицерскую среду, через нее и солдат в должном исполнении ими гражданского долга. Невольно просачивалось это затем и в толщу гражданского населения, которое являлось таким образом незаменимым сотрудником агентов правительства.
Этим разумным пониманием своих обязанностей особенно с началом мобилизации и можно объяснить отсутствие у нас с началом войны нежелательных актов шпиономании, доходивших в других местах даже до эксцессов, на которые так сетовали наши противники.
Раньше было указано, что шпион все же человек, хотя и старающийся держать себя в руках, а потому нередко и он выходит из рамок ему дозволенного обыкновенно в смысле траты зарабатываемых им денег на кутежи, женщин, карты и пр. Это обстоятельство и должно натолкнуть пытливый ум контрразведчика на необходимость детального обследования источников получения этих средств. Но он не всегда может быть в каждом увеселительном заведении или в игорном притоне, или даже в обыкновенном ресторане. Ценным ему в этом отношении помощником могут быть широкие круги населения, воспитанные в патриотическом духе.
Для иллюстрации разумного проявления инициативы со стороны военных чинов я приведу дела по разоблачению капитана германского Генерального штаба фон Ш. и германской службы поручика Д.
Первый имел задачей обрекогносцировать форты Новогеоргиевской крепости. Изучив имевшиеся о ней сведения и занеся некоторые из них в свою записную книжку, он отправился на станцию Варшавско- Млавской железной дороги Яблона, где имелся обширный парк, подходивший к интересующим капитана фон Ш. фортам Новогеоргиевской крепости. Его блуждание вблизи фортов показалось подозрительным унтер- офицеру крепостной жандармской команды, который его и арестовал. Отобранная у него записная книжка, с занесенными в нее принятыми в германской армии сокращенными обозначениями состава гарнизона этой крепости, ясно указывала на то, что не ради праздного путешествия появился в районе крепости германский офицер Генерального штаба, чего впрочем он и не отрицал. Варшавская Судебная палата присудила его к трем годам арестантских отделений. Отбывать это наказание ему впрочем не пришлось, так как он был обменен на осужденного германским судом за шпионство лейтенанта нашего флота В.
Не меньший интерес представляло собой шпионское дело германской службы поручика Д. в смысле разумного отношения к исполнению своего долга подполковника железнодорожных войск С. Ему показалось подозрительным поведение ехавшего вместе с ним на пароходе поручика Д., и он решил присмотреть за ним, а затем и сообщить об этом жандармским властям, когда пришлось с ним расстаться. В пути поручик Д. многое из виденного заносил в дневник и снял фотографическим аппаратом Сызранский мост. Приехав из Царицына в Крым, поручик Д. должен был затем возвращаться домой через пограничную станцию Александрово, лежавшую в районе Варшавского военного округа, где и был распоряжением этого штаба арестован.
Из отобранного у него дневника было видно, что поручик Д. изучал у себя дома русский язык, готовясь
