более, как те ретивые не по разуму лошади, которые по растерзанным телам и костям своих единокровных, по пепелищам собственных домов, через развалины собственных государств, в поту, крови и прахе, надрываясь изо всех сил, покорно и тупо везут триумфальную колесницу Израиля к всемирному владычеству. Этим слепорожденным, 'почтенным' животным и в голову не приходит, какую поистине жалкую и ужасную участь готовят они и самим себе, и в особенности, своим единоплеменникам. Социалисты в общей своей массе являются нашим пушечным мясом, тогда как масоны представляют из себя интеллектуальную силу нашей всемирной армии. Как вам известно, в масоны вступают люди всех национальностей и всяческих левых партий, при этом обязательно только интеллигентные. Вы, Липман, будучи сами старым, опытным масоном, достаточно хорошо знакомы с этой нашей могущественнейшей организацией. Поэтому я буду краток и скажу лишь, что масоны – наше самое тонкое, совершенное и надежное оружие. Вы знаете, что сеть его опутала весь земной шар. Все самое интеллигентное и влиятельное среди гоев, не стесняющееся в средствах к достижению своих целей, а жаждущее той или иной карьеры, преуспеяния и всяческих благ земных, попало в эти сети. В эту нашу организацию вовлечены люди всевозможных интеллигентных профессий и всяких общественных положений, начиная от средней руки купцов, чиновников, офицеров, священников, адвокатов, артистов, литераторов, и кончая видными государственными деятелями, католическими прелатами, епископами всех христианских вероисповеданий, принцами крови и даже королями и императорами. Забавно видеть заседающими в наших ложах тех властителей, троны которых масоны призваны сокрушить. Были среди последних даже гроссмейстерами, т.е. высшими возглавителями нашего ордена. Вы знаете, что никого и ничего они у нас не возглавляли, а подобно всем рядовым братьям-масонам, как в игре в жмурки, с завязанными глазами послушно плелись туда, куда направляли их наши невидимые руки и делали то, что мы им внушали. В этот всемирный орден мы запутали почти сплошь всех тех, кто стоит у власти народов. Могущество нашего ордена настолько велико, что в последние годы правят народами исключительно масоны. И человеку, не принадлежащему к этой нашей тайной корпорации, будь он хоть семи пядей во лбу, никогда не сделать большой политической карьеры. Мы всегда сумеем подставить ему ножку и не позволим пробраться до высших степеней.

– Все это, мэтр, мне хорошо известно…

– Тогда на этом и покончим и перейдем опять на несколько минут к России, где влияние нашей прессы было прямо чудотворным и принесло нам неисчислимые и драгоценнейшие плоды. Ведь в продолжение немногих десятилетий и особенно после 1905-го года, о, благословенное время!, когда были дарованы свободы слова, печати, собраний мы совершенно и безраздельно овладели русскими умами. Все старые фрондировавшие либералы, радикалы, новорожденные кадеты, либеральные националисты и, конечно, социалисты всех подразделений и оттенков пошли гуртом, поголовно в нашу лавочку и кем, и чем, в конце концов, они являлись? Водовозами, добровольными, добросовестными и даже восторженными водовозами, усердно лившими воду на нашу еврейскую мельницу. Мы обезбожили и сделали антигосударственной почти сплошь всю русскую интеллигенцию и настолько затравили, засмеяли и заплевали и без того слабо проявлявшийся русский национализм, что сами русские стыдились его, а большинство из них считали для себя позором и оскорблением, если их называли националистами. Это было ругательное слово. 'Отсталый', невежда, глупец, зубр – вот их презрительные клички. От таких людей шарахались в стороны, отплевывались. На них при жизни ставили крест. Им в своем собственном отечестве не к чему было приложить своих рук. На службе им не давали ходу. Все и все были против них. Даже само правительство царя стеснялось быть строго национальным. Это считалось шовинизмом дурного тона. Вот как мы их через нашу печать 'обработали'. Чиновники от высших и до низших, многие из духовенства и очень значительная часть образованного офицерства из кожи лезли демонстрировать свой либерализм, кадетизм, 'передовитость', а под сурдинку и республиканизм… И все для того, чтобы не заподозрили их в 'мракобесии', невежестве и 'отсталости'…

– Были между ними и ярые социалисты… – дополнил Липман.

– А во что же мы превратили изящную русскую словесность, подарившую миру, надо сознаться, величайших, несравненных мастеров слова: Пушкина, Лермонтова, Гоголя, Тургенева, двух графов Толстых, Тютчева, Достоевского и целый еще сонм звезд первой величины, излучавших всегда прекрасный и благородный свет. Мы воспитали и на свой лад обработали огромные своры бездарнейших, безграмотных, циничных и гнусных писак и поэтиков, Блока возвели в невиданные гении, Андреева провозгласили сверхгением, а босяка Горького немеркнущим солнцем на вечном небосклоне. А эти русские ротозеи, в невинности сердца своего, с простодушием их национального героя Иванушки-дурачка поверили нам, думали… думали, что и мы всерьез… Ха-ха-ха-ха!

На этот раз Дикис хохотал настолько заразительно, что не удержался от смеха и Липман.

– Теперь слушайте дальше, – со слезами на глазах и с лицом, раздувшимся от смеха, продолжал мэтр. – Ведь вы не станете же отрицать, что русский литературный Олимп мы превратили в грязный, вонючий свинарник, заставив всякого возведенного нами на него 'олимпийца' хрюкать и гадить, как ему вздумается, т.е. по-свински, не позволив только одного малюсенького: следовать по стопам своих благородных великанов слова. И вот наши излюбленные и вышколенные нами избранники – 'корифеи' от литературы и особенно избранницы, из которых одни уже умерли, другие еще и поныне благополучно подвизаются, в бегах обретаясь, надо отдать им полную справедливость, поусердствовали на славу и на совесть… ха-ха- ха… Ну, довольно шуток, право… о-охх… Ну, а теперь без шутки надо же сознаться, что среди современных русских писателей не мало Божией милостью талантов…

– Несомненно. Целый букет… всерьез согласился Липман.

– Не будем говорить, что такое талант вообще, а скажем только о художественно-литературном в частности. Такой талант – оружие ужасной силы, иногда всепокоряющее. Если живопись действует на зрительный аппарат, музыка на слух, через что восприятия передаются потом уму и сердцу, что сильное художественно-литературное слово, как быка за рога, сразу берет и держит в своей власти всего человека. Если против какой-нибудь даже талантливейшей публицистической статьи, философского или богословского трактата можно еще спорить, можно еще не соглашаться с положениями и выводами авторов и даже опровергать их, то получается нечто совершенно иное от художественно-литературного изображения. Почему? Потому что оно действует не только на один ум, но и на чувство, и на воображение, и даже на нервы. Оно целиком берет всего человека и подавляет его. Против мастерски обрисованных образов и картин спорить невозможно. Их только воспринимаешь. Они как бы впитываются в твою плоть и кровь, присасываются к тебе, как пиявки и ты носишь их в самом себе, как что-то живое, в действительности существующее. Как пример, вот вам Толстой. На нашей с вами памяти весь культурный мир жил под обаянием и гипнозом его гигантского дарования. Каждое его слово ловилось на лету; его проповеди проводились в жизнь. Влияние его на человечество было неотразимым. Разве не так, Липман?

– Так.

– В силу этих исключительных свойств литературно-художественных изображений, талант, направленный на доброе, возвышенное и правдивое, незаметно и нечувствительно плодит в обществе бесконечное количество добра и сильнее иных религиозных проповедей восстанавливает пошатнувшиеся моральные основы, тот же талант, изображающий злое, лживое и развратное, растлевает общественную среду, сея вокруг, себя зло, преступность и порок. Ведь не надо забывать, Липман, что люди в высокой степени наделены обезьяньим свойством подражательности. Сколько в старые времена в российских дворянских кругах было онегинствующих и печоринствующих. Кто их вызвал к жизни? Первых Пушкин, вторых – Лермонтов своими поразительными гениями. На наших глазах под влиянием криминальных романов Конан-Дойля, сколько развелось доморощенных Шерлок-Холмсов. А как увлекались босячеством, когда 'великий' Максим в зените своей славы так размашисто и красочно разрисовывал своих героев дна. С другой стороны, надо помнить, что, погрузившись с головой в грязь, нельзя вылезти из нее не замаранным. Эти простые истины мы, умные евреи, давно знаем и для наших целей взяли на наше воспитание и на нашу службу русских писателей. И 'корифеи' не ударили себя лицом в грязь и не обманули наших ожиданий. Они купали в помоях своих читателей. Не так ли, Липман?

– Что же? Они нанялись и 'честно' несли свою службу…

– А мы добились самых блестящих результатов. 'Олимпийцы' наши настолько поусердствовали, что не оставили в сердцах и душах своих сородичей ни одного даже самого малюсенького уголочка, сплошь не заплеванного и не обгаженного ими. Все свои таланты они устремляли не только на оклеветание, на унижение и на, заушение русской государственности и церкви с ее священнослужителями, но и на