– Ну да, – возразила я, – должна же я понять, когда из разряда «хороших подруг» я перемещусь в разряд «деловых знакомых»…
Дарко только рассмеялся, и в его синих глазах сверкнули хрустальные искры. Как у заколдованного Кая в Снежном королевстве.
Через два дня он поймал меня в объятия, когда я опять спешила в метро.
И я снова попала домой лишь к полуночи.
В первый раз Дарко поцеловал меня под дождем, в который мы вышли после его спектакля. Мы стояли в двух шагах от театра – две серые тени, неотличимые от обычных прохожих. А на другой стороне, возле служебного входа, дежурили юные девочки. Ждали Стрельцова…
Неожиданно для себя я оказалась в разгаре нового романа. Со всеми положенными атрибутами. Я мечтательно задумывалась на планерках. Я снова полюбила высоченные шпильки и попросила стилиста добавить в мой «золотистый шатен» несколько дерзких рыжих прядей. Я стала постоянно проверять мобильник – нет ли новой эсэмэски. Я сама писала их штук по пять в день. Такого со мной не было давно.
Однажды в холле я столкнулась с Данилой. Он страшно обрадовался, увидев меня, словно я прибыла с Северного полюса или, наоборот, из самой что ни на есть «горячей точки»…
– А я тебя жду, – вдруг сказал он.
– Серьезно? – удивилась я.
– Что-то случилось?
– Я часто жду тебя здесь. Вдруг ты снова придешь на диван читать свою почту. И тогда можно будет сидеть на соседнем диване и смотреть на тебя. Видеть, как ты хмуришься, улыбаешься, звонишь по телефону или смеешься над своими эсэмэсками.
Я подняла на него глаза. А ведь действительно, я так погружена сейчас в Дарко, что почти ничего вокруг не замечаю. Даже симпатичного сисадмина, который приходит на меня любоваться.
– Данечка, извини – я, наверное, слишком много думаю о другом и не замечаю коллег. Наверное, даже не здороваюсь, да?
– Это не страшно. Зато, когда ты сидишь тут одна, ты такая умиротворенная. И можно незаметно любоваться.
– Данила, еще немножко, и я подумаю, что ты ко мне неравнодушен, – я попыталась перевести все в шутку.
Данила преданно смотрел близорукими глазами.
– Да, – просто отозвался он, – ты не ошиблась. Но это ничего не значит. Просто теперь ты об этом знаешь.
Я совершенно растерялась:
– Спасибо за теплые слова. Но сколько тебе лет?
– Двадцать три, – отозвался молодой человек, – однако я всегда считал, что возраст совершенно не помеха…
– Подожди-ка! – меня осенила догадка. – Буква! Заглавное «Д»! Не ты ли пишешь мне лирические письма и отправляешь в синих конвертах?
Данила молчал, разглядывая пол, словно не слышал вопроса. Несколько минут он стоял совершенно неподвижно, потом отчеканил:
– Если тебе когда-нибудь в чем-нибудь понадобится помощь, ты можешь рассчитывать на меня.
– Спасибо, – пролепетала я, глядя ему вслед.
Вот так Данила-мастер! Вот так открытие! Неужели он пишет мне нежные письма в синих конвертах? Но через полчаса я уже забыла об этом, потому что позвонил Дарко.
Меня пугало собственное сердце. Почему оно пропускает удар, когда я слышу мелодию
Как-то вечером Дарко пригласил меня в театр, за кулисы, прямо во время спектакля. Мы побывали у него в гримерке, где долго целовались под трескотню радиотрансляции театрального действия, потом бродили извилистыми коридорами мимо артистических гримуборных и сидящих вдоль стен костюмеров в белых халатах. Приятная театральная традиция – со всеми нужно было здороваться, как с хорошо знакомыми людьми. Зашли в артистический буфет, где театральный люд попивал чай, наливая его из огромного, почти в рост человека, пузатого самовара. Спустились вниз, к бутафорскому цеху, прошли мимо огромных контейнеров с костюмами. Там Дарко снова обнял меня, и мое дыхание сбилось.
– Как здесь странно пахнет, – обнимая его за плечи, прошептала я.
– Нравится? – почему-то тоже шепотом ответил он.
– Да, пахнет теплой пылью, красками и чем-то сладким, словно сдобным хлебом.
– Умница, – он еще раз поцеловал меня и отстранился. – Это мой любимый запах, запах театра, сцены. «О, сцена, свободная, как небеса!» – громко крикнул он, широко раскинув руки, и засмеялся. – А если честно, – Дарко подошел ко мне так близко, что я снова увидела в его глазах блеск знакомых синих искр, – то только на сцене я чувствую себя самим собой. Сцена – особая субстанция, она живая. Ко многим она благоволит, а многих вышвыривает вон. И я знаю, что пока сцена меня любит. Так, как я люблю ее. – Он посмотрел мне в глаза: – Но еще я очень люблю тебя.
Он сжал мои руки.
– Не говори ничего. Я так долго думал обо всем… О себе, о нас, о жизни. Я много любил, я вообще влюбчивый человек. Я боролся с собой столько, сколько хватало сил. Все это время я проверял себя, свои чувства. Поначалу мне казалось, что это минутное увлечение и все пройдет, как проходит летний дождь. Но вскоре я понял, что не могу жить без тебя. Ты особенная, не такая, как все. Может, потому, что ты чем-то похожа на меня? Я никогда никому не рассказывал о сцене, о театре. А тебе смог. Потому что знал, что ты поймешь. Но ко многому я еще не готов. Ты дашь мне время?
Конечно, я готова была предоставить Дарко столько времени, сколько нужно. Потому что этот невероятный человек полностью завладел моей душой.
О нашей истории с Дарко не знал никто – ни в театре, ни в редакции, даже вездесущие поклонницы. Мы берегли друг друга, словно опасаясь сглазить наше общее, пока такое непрочное счастье. Мы встречались почти каждый день – днем или вечером, когда у Дарко не было спектакля или репетиции, ходили в кино, в кафе и «нашу» любимую чайную, а иногда просто оставляли автомобиль у Нескучного сада и долго гуляли или сидели на скамейке, болтая обо всем на свете. Даже эти невинные встречи делали мою жизнь разноцветной, сияющей, обостряли чувства…
Как-то раз Дарко признался:
– Я с тобой, как юноша, даже как мальчик. Вот мы сидим на скамейке, держимся за руки, иногда целуемся, а потом ты уходишь… У меня давно не было таких романтичных отношений. Это, оказывается, так здорово!
Я задумчиво улыбнулась: нравится ли мне такое течение романа? Ну, подумаешь, оказалась бы я в его постели. Быть может, это было бы прекрасно, но что дальше? Все как обычно: страсть, разгоряченные тела, более настойчивые поцелуи, а потом медленное утихание чувств и расставание – Дарко это тоже чувствовал. Самое сладкое – предвкушение …
Однажды мы поссорились в конце тяжелейшей рабочей недели, за три часа до начала его спектакля. – Если мужчине повезло с женщиной, удается и все остальное. Но когда любимая превращается в чужого человека, с неприятными привычками, требованиями и претензиями – а такое случается, – мужчина начинает неосознанно искать покоя на стороне: в обществе друзей, на работе, в гараже «угодно!»
