построении старшина курса, вытащив из нагрудного кармана листок бумаги, прочитал фамилии: Акулин, Баусов, Бутченко, Дубович, Костин, и в конце назвал его – слушателя Шмырева. Всего двадцать человек. «Это и есть отделение особого назначения», – понизив голос на полтона, закончил старшина.

А потом их собрали в учебном классе, пришел начальник курса капитан Степан Акопович Ягджян.

Они любили своего начальника курса. И через 70 лет, вспоминая Ягджяна, у Петра Спиридоновича Шмырева теплели глаза: «Чудесный был человек, – говорил он, – Чудесный, внимательный. Заботился о нас. Настоящий командир».

Когда началась война, капитан Степан Ягджян, выпустив в свет свой курс, попросился на фронт. Его направили начальником связи в одну из кавалерийских дивизий, которая вела бои на Кавказе. Воевал. Тяжелораненый попал в плен. Выжил. Был направлен в концлагерь, во Францию. Из концлагеря Ягджян бежал, примкнул к движению Сопротивления, вступил в партизанский отряд французских МАКИ. Вновь воевал умело и храбро. Стал командиром партизанского отряда.

После освобождения Франции союзники интернировали капитана Ягджяна на Родину. Ну а Родина, знамо дело, встретила героя французского Сопротивления «с распростертыми объятиями». Из армии Степана Акоповича выгнали, из партии исключили. В тюрьму, правда, не посадили. Что ж, и на том спасибо.

Кое-как устроился их бывший начальник курса на питерскую фабрику «Светлана». Так бы и жил Степан Акопович с клеймом пленного, что в ту пору, почитай, к предательству приравнивалось, да повезло ему. К 30-летию Великой Победы вспомнили о нем французы. Приехали в нашу страну ветераны – летчики из знаменитого полка «Нормандия-Неман» и говорят: «Живет у вас капитан Ягджян Степан Акопович, герой Сопротивления, очень уважаемый во Франции человек. Наш президент наградил его орденом за мужество, проявленное в боях с фашистами».

«Ну как же, как же, знаем, – мило улыбаются наши чиновники, – Степан Акопович и у нас очень любим и уважаем. Давайте орден, мы вручим».

Но французы орден не отдали, сказали, что им поручено лично вручить награду герою.

Судорожно стали искать Ягджяна. Где он, Степан Акопович? Наконец, нашли в Ленинграде. Тихо живет себе в коммуналке, честно работает на фабрике. Но как же такую высокую делегацию в коммуналке встречать? Срочно выделили Ягджяну квартиру. Надо отдать должное, после отъезда французских ветеранов и вручения ордена квартиру не отобрали, оставили.

В том же 1975 году генералу Шмыреву попался в руки журнал «Огонек». Развернул его Павел Спиридонович и ахнул: на фото их начальник курса в окружении французов с орденом на голубой ленте.

В первый же приезд в родной город Шмырев разыскал своего начальника курса Степана Акоповича Ягджяна. Они обнялись по-братски и уже больше не расставались – дружили, встречались, созванивались.

Однако в далеком 1939 году Шмырев был пока еще слушателем академии, Ягджян – его командиром, и никто не знал, что ждет их в будущем.

Начальник курса вошел в класс и, окинув взглядом своих подопечных, сказал совсем коротко: «Вас интересует, что такое отделение особого назначения? Это разведка».

Капитан сделал паузу и продолжил:

– После академии вы пойдете служить в разведку. Если будете достойны, конечно.

Они и вправду оказались достойными. Однако на этом пути случалось всякое. Учились старательно, не раз завоевывали первые места в академии по успеваемости, получали призы. Как-то, получая приз победителей, Ягджян говорил о них с гордостью и назвал отделение «маленьким, но дружным коллективом». А после такого всеакадемического триумфа случилось то, что называется головокружением от успехов. На следующей сессии они провалили первый же зачет. Над ними тогда еще долго подшучивали в академии, вон, мол, идет «маленький, но дружный коллектив».

... Дипломы об окончании академии они должны были получить летом 1941 года. 22 июня началась война. 25-го выпускники сдавали последний государственный экзамен. Предстояла преддипломная практика. Однако война изменила привычный порядок. Им сказали ясно и четко: «Вот вам, ребята, дипломы, а практику пройдете на войне».

Слушатели привинтили к петлицам по третьему «кубарю» и стали воентехниками первого ранга, сфотографировались отдельно и вместе. Эта уникальная фотография, как дорогая реликвия, хранится в доме Петра Спиридоновича Шмырева и по сей день. На ней 15 выпускников Электротехнической академии имени С. М. Буденного.

Семеро из них станут генералами, а еще учеными, лауреатами различных государственных премий. Петр Костин будет стоять у истоков создания нашей космической разведки и закончит службу генерал- лейтенантом, заместителем начальника ГРУ; Виктор Чайка также получит высокое звание генерал- лейтенанта, возглавит оперативно-техническое управление, потом Гостехинспекцию. Михаил Прокошин станет начальником службы спецрадиосвязи, дослужится до генерал-майора; Владимир Афанасьев за свою научную работу будет удостоен Ленинской премии и звания Героя Социалистического Труда. Борис Дубович получит назначение на ответственную должность начальника европейского управления военной разведки, ему присвоят звание генерал-лейтенанта.

Сам же Петр Шмырев как начнет свой путь воентехником в радиоразведке, так и закончит генерал- лейтенантом, начальником этой службы. Но все это будет потом, через много лет.

А тогда, в 1941 году, путь молодых офицеров лежал на вокзал. Их ждали в Москве, в Главном разведывательном управлении Красной армии.

В столицу они прибыли поездом ровно через месяц после начала войны. При подъезде к городу попали под бомбежку, и ночь провели в метро на станции «Комсомольская». Рано утром 23 июля 1941 года явились в отдел кадров Главного разведуправления по адресу: улица Карла Маркса, дом 17.

В тот же день их отправили в летний лагерь разведуправления, в поселок Загорянка. Там располагались курсы усовершенствования офицеров военной разведки. Практические занятия проходили, но основательно усаживать за парты «академиков», как их тогда называли, никто не собирался, а вот приглядывались к ним внимательно.

Вскоре в их группу из Москвы прибыл подполковник Рукавицын и предложил: «Есть три вакантных должности заместителей командиров дивизионов по технической части на Ленинградский фронт.

Желающие есть?» Желающих было много. Надоело сидеть на курсах, все рвались в бой, но на этот раз повезло троим, ленинградцам – Игорю Бутченко, Борису Дубовичу и Петру Шмыреву. Видимо, руководство решило, что именно ленинградцам будет сподручнее служить на земле малой родины.

Вскоре пришел приказ, что все они назначены на Ленинградский фронт. Однако попасть к месту службы было не так просто. К тому времени кольцо блокады вокруг города на Неве замкнулось. И трое воентехников словно повисли в воздухе. Юридически они уже были в Ленинграде, в Загорянке их сняли со всех видов довольствия, денег не платили. А кушать, однако, очень хотелось.

Как-то начальник отделения радиосвязи и радиоразведки генерал Рябов, заметив, что молодые воентехники не торопятся на обед, поинтересовался:

– Вы что, ребята, в столовую не идете?

– Не хочется что-то, – замялись ребята.

– Может, у вас денег нет?

– Денег, товарищ генерал, у нас давно нет...

Рябов понимающе кивнул и раздал каждому по тридцатке. Шмырев запомнил ту тридцатку на всю жизнь – купюра большая, ярко-красная, с портретом Ленина. Кто-то из них тогда пошутил, мол, после войны вернем.

Генералу шутка понравилась.