раскрывать направления переброски сил и средств, их концентрацию, но и состояние войск. В частности, удалось узнать, что немецкие войска, наступающие на калужском и тульском направлениях в условиях распутицы и бездорожья, при недостатке автотранспорта вынуждены переходить на конную тягу. А это означало, что их поступательное движение нарушено.

Во многих танковых частях потери оказались настолько большими, что пришлось среди армейских шоферов искать бывших танкистов и пересаживать их на боевые машины. 29 октября радиоразведка доложила командованию фронта информацию о сосредоточении нескольких отрядов бомбардировочной авиации на аэродромах близ Ярцева и Вязьмы. Это говорило о том, что наступление противника на Западном фронте замедлилось из-за потерь в личном составе и технике. Противник подтягивает резервы. Также следует ожидать активизации действий дальней бомбардировочной авиации.

... 1 ноября командующий фронтом Георгий Жуков должен был ответить на вопрос Иосифа Сталина о том, позволит ли обстановка провести торжественное собрание и парад на Красной площади в честь годовщины Великой Октябрьской социалистической революции.

В основу ответа, разумеется, были положены различные разведданные, но надо отметить, что свой вклад внесла и радиоразведка. Во всяком случае, выводы Жукова однозначно близки к тем, которые сообщала радиоразведка.

«В ближайшие дни, – писал в своем ответе Георгий Константинович, – противник не в состоянии начать большое наступление. Он понес в предыдущих сражениях значительные потери и сейчас занят пополнением и перегруппировкой войск. Что же касается его авиации, то она может, и наверняка будет действовать».

В ноябре 1941 года фашисты готовили новое наступление на Москву. Естественно, они проводили перегруппировку своих сил.

Перед радиоразведкой была поставлена задача: вскрыть вражескую группировку и разгадать замыслы фашистов.

Что удалось сделать? С полным основанием можно сказать: сделано было немало. Радиоразведка выявила ударные группировки 2-й танковой армии под Тулой, 4-й армии южнее Наро-Фоминска, 40-го и 46- го мехкорпусов, объединенных в 4-ю танковую группу в районе Гжатска, 3-ю танковую группу северо- западнее Волоколамска, 9-ю армию и 41-й механизированный корпус западнее Калинина.

Что же касается авиации, то активизация авиационной разведки была замечена уже 5 ноября, а на следующий день вскрыто ее сосредоточение на аэродромах Вязьмы, Ярцева, Сычевки, Ржева.

Кстати говоря, о борьбе нашей радиоразведки с ВВС Германии следует сказать особо. Дело в том, что в предвоенные годы для военного руководства страны была характерна недооценка роли радиолокации в обеспечении обороны страны. Уже в 1939 году появились сообщения о том, что восточное побережье Великобритании было оборудовано радиосистемами, которые предупреждали о налетах фашистских самолетов, когда те находились за сотни километров.

Иное дело у нас. Еще в 1937 году трое ученых – Юрий Кобзарев, Николай Чернецов и Павел Погорелко – создали первый в стране импульсный радиолокатор. Чтобы убедить военных в необходимости и ценности такого изобретения, пробились на прием к маршалу Кулику. Он их принял. Ученые доложили, что им удалось создать локатор, который ночью, в туман, в любую погоду на расстоянии 100 км может обнаруживать самолет, сопровождать его и давать точные координаты.

Выслушав их, Кулик спросил:

– Что же вы хотите?

– Хотелось бы создать опытный образец, который потом можно запустить в производство, – ответили ученые.

– И для этого нужно? – уточнил маршал.

– Для этого надо две автомашины с фургонами и одна передвижная электростанция.

Ученые видели, как напрягся Кулик.

– У... у... две машины, электростанция, – разочарованно произнес маршал. И вдруг его лицо озарила догадка. – Эх вы, ученые, – рассмеялся Кулик, – какой локатор? Ночью-то самолеты не летают.

Ученые были в шоке от широты познаний заместителя наркома обороны. И только перед самой войной, когда Кобзареву, Чернецову и Погорелко за их изобретение была присуждена Сталинская премия, маршал Кулик зашевелился, согласился запустить в производство локатор. Но было уже поздно, грянула война.

Таким образом, осенью-зимой 1941 года система обороны Москвы от налетов вражеской авиации состояла из трех элементов: зенитной артиллерии, самолетов-истребителей и аэростатов.

Для предупреждения о приближении немецких бомбардировщиков была развернута служба ПВО – называлась она в ту пору ВНОС, что означало «воздушное наблюдение, оповещение, связь». Чтобы обнаружить самолеты, применялась звукоулавливатели, ночью к ним присоединялись прожекторы.

Аэростаты на тросах заставляли гитлеровские самолеты подниматься выше, таким образом, снижалась точность бомбометания. А вот дальность звукоулавливателей, как правило, не превышала 10-12 километров, и толку от них было мало, особенно когда враг подошел к самой Москве.

Для раннего оповещения о налетах посты ВНОС надо было иметь на территории, не занятой противником, иначе эта служба не имела возможности своевременно предупреждать о приближающихся самолетах.

Понятно, что проблема раннего предупреждения в 1941 году стала крайне важной и болезненной. Справиться с этой задачей, к счастью, удалось радиоразведке.

Как правило, на бомбежку Москвы фашистские самолеты поднимались с разных аэродромов. Чаще всего это были аэродромы Минска, Барановичей, Орши, Могилева.

Стартовав и набрав высоту, бомбардировщики выстраивались в боевой порядок. Ведущий выходил в эфир, проверял связь, вызывая ведомых.

Каждое звено отвечало ведущему, а в это время наши части ОСНАЗ перехватывали их переговоры и определяли примерный состав группы, а также пеленг самолетов.

Через 20-30 минут процедура радиосвязи повторялась. Радиоразведчики принимали и эту порцию сигналов. В результате работы становилось понятно, откуда стартовали фашисты, куда летят и, наконец, сколько их.

Подобные весьма ценные данные попадали в руки наших радио-разведчиков как минимум за час до подлета немецких бомбардировщиков к Москве. Разумеется, сразу шло оповещение штаба ПВО столицы.

Были, правда, и здесь свои трудности. Так, на первых порах достаточно просто обнаружив радиообмен между бомбардировщиками, разведчики ОСНАЗ не могли понять, почему они не слышали переговоров между истребителями. Ведь именно истребители, имея превосходство в воздухе, просто пиратствовали на дорогах. Они не только атаковали колонны, но гонялись за отдельными автомобилями, повозками и даже людьми.

«В ноябре, как-то, будучи в Москве для сопровождения документов, – рассказал мне генерал-майор Юрий Мажоров, – я случайно оказался на площади где-то в районе Большого театра. Там были выставлены для обозрения сбитые немецкие самолеты.

К самим остаткам самолетов не подпускали, но я обратил внимание, что на бомбардировщиках от стабилизатора к носу легко протянуть трос-антенну. Мне даже показалось, что там есть точки крепления. Но ничего такого я не увидел на «мессершмитте». Зато на нем был виден какой-то изогнутый, словно рог, кусок металла. У меня возникла мысль, что на истребителе нет коротковолновых станций, поэтому мы и не слышим их в эфире.

Но связь же должна у них быть! В то время не с кем даже было посоветоваться, хотя еще до войны я знал, что существуют ультракороткие волны и с ними ведутся работы. Это я узнал из журнала «Радиофронт», но эти сведения публиковались под рубрикой «За рубежом».

О работах в нашей стране ничего не сообщалось, радиовещания на УКВ не было, не слышали мы ничего и об ультракоротковолновых приемниках.

Потом, в конце 1941-го и в начале 1942 года я сам снял с «мессершмитта» рацию. Она работала именно в диапазоне УКВ. Вот почему мы не слышали и не принимали сигналов с истребителей! Не было у нас на вооружении ни приемников разведки, ни радиопеленгаторов УКВ.