появился УАЗик отца Василия. Священника спасло то, что ехал он очень медленно, потому что, вынырнув из-за поворота, он — как вчера министр — оказался в двух метрах от людей на дороге, и ему пришлось резко крутануть руль, чтобы никого не сбить. УАЗик понесло к обочине…

«Неужели и он?..» — мелькнуло у меня в голове.

Видно, остальные подумали о том же самом — судя по напряжённому выражению их лиц и отвисшим челюстям, с которыми они, оцепенев на месте, следили, как отец Василий сражается с управлением. Ему повезло больше, чем министру — он умудрился остановить машину на дороге, лишь краем колеса задев обочину. Когда УАЗик замер, раздался общий оглушительный хохот.

— Не обижайтесь батюшка! — крикнул министр растерянно выглянувшему из машины священнику. — Мы над собой смеёмся!.. Оказывается, вы водите машину получше, чем мы!

Отец Василий взглянул на глубокую яму в снегу, на доски, на трос, которым машина министра до сих пор была прицеплена к фээсбешной машине — и разом все понял. Он открыл рот, собираясь что-то сказать — но тут вмешался Топа, о котором все подзабыли. Он вдруг бросился к машине священника с таким бешеным лаем, что отец Василий, собиравшийся было вылезти, поспешно захлопнул дверцу.

— Топа! — гаркнул отец. — Сидеть! Ты, что, с ума сошёл? Своих не узнаешь!

«Как же мы не обратили внимание, что Топа подозрительно притих? — подумал я. — Когда „кавказец“ притихает — это не к добру, это значит, что ему что-то не нравится и он готов к атаке… Но отец Василий?..»

— Простите, батюшка, — сказал отец. — И что ему в башку взбрело, ума не приложу…

Мы с Ванькой и Фантиком обменялись понимающими — и одновременно донельзя растерянными — взглядами. Да, Топа в чём-то обвинял отца Василия. Да, отец Василий был из тех людей, кто вполне мог ехать к нам в гости вчера вечером… Но представить его взламывающим багажник и похищающим ружья?.. Невозможно!.. И, однако…

Я почувствовал себя так, будто до одури накатался на карусели — когда в голове все вращается и звенит, и ноги заплетаются так, что шагу по твёрдой земле ступить не можешь. По-моему, и Ванька с Фантиком испытывали то же самое. Глаза у них были «поплывшими» — то, что отец называл «состоянием грогги».

И было от чего «поплыть»…

— Ничего страшного!.. — живо откликнулся отец Василий. — Я сам должен был сообразить. Я ведь знаю, как он реагирует на запах грязного тряпья. А я как раз собирал одного славного парнишку… Его старая одежда у меня в мешке. Хочу найти место, где можно сжечь всю эту пакость.

Эти слова прояснили многое — хотя мне, в моём ошеломлении, ещё понадобилось дополнительное время, чтобы их осмыслить. Отец Василий постоянно занимался спасением детей из «трудных» семей — попросту говоря, у которых родители были алкоголиками — хлопотал об устройстве их в школы-пансионаты, переодевал перед отправлением во все чистое… А у Топы был «пунктик» — он терпеть не мог людей в грязной и пропитанной запахом алкоголя одежде, и даже сам запах подобных обносок, пусть и не надетых в данный момент на владельца, мог свести его с ума. Он рвал и метал — и тут его надо было только держать, потому что человека, от которого пахло спиртным и немытостью, он готов был разорвать на куски. Разумеется, он учуял в машине отца Василия вонючее тряпьё, как бы плотно они не было запаковано в полиэтиленовый мешок, и решил сделать священнику возмущённый выговор: зачем, мол, он таскает с собой эту гадость?

— Спокойней, Топа! — ещё раз сказал отец, сразу все понявший из коротких объяснений отца Василия. — Ах ты, олух царя небесного, неужели ты не понимаешь, что отец Василий всего лишь хочет побыстрее избавиться от шмотья?

Топа внимательно слушал и наблюдал, наполовину виновато, наполовину недоверчиво. Он, конечно, понимал, что опростоволосился, обвинив отца Василия в том, что тот давно бросил мыться и шляется по окрестным самогонщикам — но, с другой стороны, какой разумный человек станет таскать в своей машине такое, что у любого порядочного пса в голове помутится?

— Ничего, ничего, — живо откликнулся отец Василий. — Генерал Топтыгин своё дело знает. Хуже было бы, если бы он не отреагировал… Верно, Топа?

Топа, окончательно признавший священника, подошёл к нему и осторожно обнюхал его протянутую руку, а потом вильнул хвостом.

Я заметил, что полковник Юрий что-то шёпотом спросил у Михаила, и Михаил ему таким же шёпотом ответил. Очень мне это не понравилось! Если мы пришли к выводу, что Топа может обвинить своим лаем похитителя ружей — то опытному полковнику это тем более в голову пришло! Он, разумеется, наводил у Михаила справки, что за человек этот местный поп, и насколько можно ему доверять. Михаил, конечно, его успокоит — но все равно полковник будет приглядываться к отцу Василию с большим подозрением, и мало ли что может из этого выйти…

— Я вижу, вы тут справлялись с небольшой неприятностью, — сказал отец Василий, созерцая извлечённую машину.

— И справились! — бодро ответил министр. — Теперь бы чайку горячего… Не откажетесь, батюшка? Жаль, что вас с нами не было! Кучу удовольствия получили бы.

— Не откажусь, — согласился отец Василий. — Вот только избавлюсь от этого барахла.

— Лучше всего сжечь его за рекой, во впадине между барсучьими холмами, — сказал отец.

— А доберусь я туда? — с сомнением спросил отец Василий.

— Мы проводим! — сразу вызвался Ванька. — Там снег плотный, хороший, и мы знаем, как можно пройти!

— Я бы, пожалуй, тоже прогулялся с вами, — сказал Михаил. — Вот только не знаю, не случится ли чего с машиной.

— Можно Топу оставить охранять, — предложил я.

— А что, ещё что-то стряслось, кроме того, что машину в канаву занесло? — полюбопытствовал отец Василий.

— Ружья у Степана Артёмовича свинтили из багажника, пока машина без присмотра оставалась! — объяснил отец.

— Надо же!.. — отец Василий покачал головой, удивлённо и неодобрительно. — Ну, что за народ! И как только успевает прибрать всё, что плохо лежит?.. А что ж вы ружья-то оставили?

— Сами знаете, как бывает, — сказал министр. — Я ружья никогда не оставляю, но ведь обо всём забудешь, когда машина в обочину кувыркнётся!

— Оно понятно, — задумчиво кивнул отец Василий. — Я бы и сам в такой момент все на свете забыл. Странно, что в заповедник забрались, и вскрыть машину успели… Может, следили за вами?

— Нет, следить точно никто не мог! — не без обиды сказал охранник Влад. — Мы бы обязательно заметили!

— Серьёзная история, — вздохнул отец Василий. — Нехорошая.

— Чего уж хорошего, — сказал отец. — Так вы сожгите вашу ветошь и присоединяйтесь к нам. Ладно, батюшка?

— Лады, как говорят мальчишки! — ответил отец Василий. — Ну, кто со мной?

Министр тем временем сел за руль своей спасённой машины.

— Залезайте, кто возвращается! — крикнул он. — Уж я-то довезу без происшествий.

Отец, охранники и дядя Серёжа сели в машину министра, и через минуту на дороге остались лишь мы с отцом Василием и Михаилом и Топа. Я оставил снегокат возле УАЗика Михаила и велел Топе:

— Топа, охраняй! Все охраняй!

Топа покорно уселся между двумя УАЗиками, так, чтобы в любую секунду задержать злоумышленника, с какой стороны он ни подойди.

— Он не возмутится, когда я этот пахучий мешок достану? — осторожно спросил отец Василий.

— Ни в коем случае! — заверил я. — Он уже понял, в чём дело!

— Что ж, тогда пойдём, — отец Василий открыл заднюю дверцу, извлёк мешок, который оказался не полиэтиленовым, а холщовым, и мы отправились в путь.

Некоторое время мы шли молча, и лишь когда почти спустились к реке, Михаил заговорил.