– Неужели? А как вас зовут?

– Владимир.

– Вла-ди-мир, – нараспев повторила Анжела, точно пробуя имя на вкус. И оно ей явно понравилось. – Вла-ди-мир… А что это значит?

– Ну, если переводить буквально, то «властелин мира».

– Ого! Вот прямо всего мира?

– Получается так.

– А как ваша фамилия?

– Яковлевский.

– Вы поляк?

– Я русский. Родился и вырос в России. Но при этом во мне одна четверть французской крови и одна – польской. Так что вам заказать?

– Чашку капучино и малиновый десерт со взбитыми сливками. Обожаю сладкое! Знаю, что это вредно и для здоровья, и для фигуры, но ничего не могу с собой поделать…

– Моя мама говорила, что любовь к сладкому – признак доброй души.

– Правда? Я не знала. – Анжеле вдруг вспомнился отец, который терпеть не мог сладкого.

– И как же вас, русско-польского француза, занесло в Швейцарию? – шутливо спросила она, когда официантка отошла от их столика.

– У меня здесь живет троюродный дед. В Берне. Ему уже за девяносто, он одинок, у него больше не осталось никого из родных. Он разыскал меня, уговорил приехать – и вот я теперь здесь живу.

– Я слышала, что из России не так-то просто выехать.

– Это в прошлом. Сейчас там перестройка.

– Пе-ре-строй-ка…

– Именно так.

– Да… Я слышала об этой самой пе-ре-строй-ка, папины знакомые художники из России что-то такое рассказывали. Недавно приезжал из Москвы Жора Плоцков-Колонус, русский Тулуз-Лотрек…

– Не знаю такого художника.

– Ну как же вы не слышали! Он выставлялся в Париже, в Лондоне, Вене, у нас в Швейцарии… Он нам рассказывал о митингах, о вашем Гордачеве…

Владимир расхохотался.

– Я что-то неправильно сказала? – смутилась девушка.

– Немного не так произнесли фамилию. Но по смыслу очень точно!

– И по телевизору я видела этого вашего Гордачева. У него родимое пятно вот на этом месте. – Анжела провела рукой по лбу. – Вот здесь!

– Только не показывайте на себе, – попросил Владимир.

– Почему?

– Плохая примета.

– Вы тоже верите в приметы, – улыбнулась она. – Прямо как Жора. Тот, чуть что, сразу ищет что-нибудь деревянное, чтобы об это постучать, и приговаривает так смешно: «Тьфу-тьфу-тьфу, не сглазить!» Папа сказал, что все русские ужасно суеверны.

Владимир пожал плечами:

– Возможно, в этом ваш отец прав.

– И не только в этом! – с гордостью проговорила Анжела. – Мой папа прав всегда и во всем. Ну, почти…

Сегодня впервые после долгой и пасмурной зимы выглянуло солнце. Я поднес моего ангелочка к окну. «Гляди, там солнышко, – сказал я. – На улице солнышко, и на руках у меня солнышко. Получается, у меня два солнышка». Не знаю уж, что поняла моя девочка, но она радостно засмеялась. Я залюбовался ею. У нее совсем белые волосики, восхитительно нежная кожа и карие глазки. Да-да, карие, моя теща Тереза оказалась права – они действительно потемнели. Точь-в-точь такие веселые темные глаза с искоркой были у моей мамы… И еще – у Наташи.

На днях меня в банке посетил старый знакомец Иоганн Лансель. Сначала мы поболтали о делах – он занимается рекламой. Несколько его предложений меня заинтересовали, я обещал подумать. А потом он увидел у меня на столе фотографию Анжелы.

– Какая у тебя прелестная дочка! Хочешь, снимем ее для рекламного плаката? У нас сейчас как раз запланирован такой.

– А что там будет?

– Сюжет такой: маленькая девочка держит на коленях старую, потрепанную книгу. Улавливаешь мысль – книге несколько веков, она из далекого-далекого прошлого, и рядом ребенок – как символ будущего. – Лансель был ужасно доволен своей идеей.

Я живо представил себе эту фотографию: фолиант тяжелый, еле умещается на детских коленках; маленькие ручки Анжелы переворачивают истлевшую страницу, глаза устремлены вдаль, в будущее. Здорово!

Я согласился, и сегодня мы с моим ангелочком были на съемках в фотомастерской на Виа Нисса. Нас встретил старый фотограф. В очках, с длинными волосами, он был точь-в-точь как волшебник из сказки Андерсена, как сказала про него Анжела. Он улыбался, шутил, говорил всякую чепуху, чем привел малышку в восторг. Съемки проходили весело. Сделали уйму снимков: Анжела анфас, Анжела в профиль, Анжела читает старую книгу. Если из задумки с рекламой ничего не выйдет, по крайней мере, у меня будет подборка отличных фотографий моей крохи.

Звонил Лансель, очень извинялся, но сказал, что фотографии Анжелы не подошли заказчику. Тот сказал, что потребуется другая модель: девочка прелестна, но она выглядит очень серьезно, а им нужна проказница, для которой книга – развлечение на минутку.

Услышав это, я ничуть не расстроился, скорее даже обрадовался. Как говорила Наташа, все, что ни делается, – к лучшему. Меньше всего я хотел бы, чтобы Анжела становилась моделью. Не дай бог моему ангелочку попасть в этот мир зависти, интриг и разврата! Нет уж, только через мой труп. Ее ждет в жизни что-то совсем другое… Вообще я еще не очень уверенно представляю себе ее будущее, но четко знаю одно – моя девочка всегда будет со мной.

Моя ненаглядная дочка растет, хорошеет и продолжает радовать меня. Она чудесный ребенок, милый и послушный во всем. И такая умница, столько читает, столько понимает… Я повсюду вожу ее с собой.

Сегодня ездили с Анжелой в магазин, покупать ей одежду на весну из новых коллекций. Она мерила облегающие джинсы и батники, а я любовался ею. У моей девочки уже совсем сформировалась фигурка. Просто глаз отвести невозможно. И ведь это вижу не только я!.. Я уже несколько раз замечал, как мужчины смотрят на моего ангелочка такими похотливыми взглядами, что я готов разорвать их на куски. Одна мысль о том, что эта красота может достаться какому-то постороннему мужчине, приводит меня в бешенство. Наверное, мне было бы легче умереть, чем увидеть Анжелу в чьих-то объятиях.

Сегодня заглянул в библиотеку и снова обнаружил там Анжелу.

– Не надоело тебе здесь просиживать целыми днями? – спросил я. – Лето, жара, а ты сидишь тут в четырех стенах.

– Нет, – отвечает моя принцесса, – мне здесь хорошо.

Я посмотрел на столик перед ней. Там лежали литературные журналы «Итальянская Швейцария» и «Родимый уголок. Литературное обозрение».

– Ого! И что, тебе это интересно? – удивился я.