требовал делать «еще больше, еще качественнее, еще продуктивнее». Она всегда исполняла свои обязанности тщательно и своевременно. Была предельно аккуратна. Каждая бумага лежала в положенной папке, а каждая папка стояла на своем, раз и навсегда определенном месте.

Но ни аттестатов, ни дипломов, ни похвальных грамот здесь никто не давал. Иногда только выплачивали премии, но это никак не могло служить критерием результативности, так как подобные денежные поощрения получали все, включая младший обслуживающий персонал, а проще говоря, уборщиц.

Вчерашняя отличница растерялась. Шкала, по которой можно было бы оценивать свои успехи, осталась в ученическом прошлом и для взрослой жизни не годилась. Альбина чувствовала постоянную глухую неудовлетворенность. Раньше все было просто: получила пятерку в школе или зачет в институте – и день прошел не напрасно. Получила четверку – нужно больше заниматься. В любом случае понятно, куда двигаться дальше. А сейчас что? Ну делает она свою работу. А результат где? Для чего была вся эта подготовка к «настоящей жизни», если сейчас ничего не происходит?

Иногда ее хвалили, но совсем не так, как других. Ее старания замечали, но упоминали о них как-то вскользь, словно неохотно. Гораздо приятнее похвалить человека за то, что он веселый, общительный или добрый, чем сотый раз говорить друг другу: «Какая молодец наша Альбина. У нее в бумагах всегда образцовый порядок».

Она понимала, что при всей своей образцовости делает что-то неправильно. Или наоборот – не делает нечто важное. Пожалуй, точнее всего причину ее непопулярности у коллег объяснил их начальник, когда она однажды принесла ему на подпись очередной документ, выполненный, как всегда, досрочно.

Он уже занес над листом дорогую ручку, но вдруг отложил ее, снял очки и потер переносицу.

– Альбиночка, вы молодец, что бы я без вас делал, – фраза была, безусловно, хвалебной, но в его интонации она уловила снисходительные нотки. Так общаются с подростками умудренные опытом родители, которые вроде не учат жизни напрямую, но в каждом их пассаже читается: «Ты этого еще не понимаешь. Вот будешь, как я…»

Он надел очки и вновь взялся за дорогую ручку. Альбина стояла не шелохнувшись. Она всегда застывала, входя в этот кабинет. Ее тут ни разу не обидели и не отругали, но она не могла чувствовать себя здесь свободно. Это все равно что прийти в школе в кабинет директора и, похлопав его по плечу, завести непринужденную беседу о своих проблемах. Есть субординация, и ее никто не отменял.

Начальник отдал ей бумагу и, казалось, хотел еще что-то сказать. Она почувствовала себя совсем неловко и неуверенно пошла к двери.

– Знаете, Альбина, вы еще такая молоденькая, наверное, со всеми этими делами вам и отдыхать-то некогда… Но всей работы никогда не переделаешь и всех денег не заработаешь. А отдыхать тоже надо уметь. Вернее, не так – нужно уметь позволить себе отдыхать. Вам бы побольше легкости, Альбиночка, побольше этого… как там у вас, у молодежи, говорится, драйва! А бумажки – они никуда не убегут.

Она только кивнула, потому что от страха и неловкости не представляла, что может ему ответить. И уже потом, когда она сидела за своим рабочим столом и чувствовала себя в безопасности среди четко расставленных папок и безупречных отчетов, до нее стал доходить смысл его слов.

Напрасно начальник старался донести до нее свою незатейливую мысль. Специфика Альбининого воспитания и созданного им характера была такова, что небольшое это откровение она восприняла не как дружеский совет, а как руководство к действию. Ей сказали, что ей чего-то не хватает. Значит, у нее должно это быть. Но как этого добиться? Одно дело, когда тебе надо собрать максимальное количество макулатуры или написать к конкретному дню курсовую или найти ошибку в расчетах. В таких случаях Альбина переставала видеть что-либо, кроме своей цели, и в ста процентах случаев добивалась запланированного. Но демонстрировать «драйв» было для нее задачей из серии «Поди туда – не знаю куда, принеси то – не знаю что».

Отношения с коллегами еще больше осложнились, потому что она вела себя неестественно, все время пыталась изображать из себя нечто, чем, по сути, не являлась. В присутствии начальника ей становилось совсем не по себе, все время казалось, что он ею недоволен, хотя ни малейшего упоминания о том коротком разговоре она от него не услышала. Вполне возможно, что он давным-давно о нем забыл. Но она-то помнила! И ночей не спала, придумывая, как добиться этой самой легкости и драйва.

С личной жизнью у нее было еще хуже, чем с работой. Оказалось, что прилежание, подтвержденное дипломом, и трудолюбие вкупе с педантичностью отнюдь не гарантируют счастья. Альбина с привычной дотошностью вглядывалась в окружающих ее женщин и недоумевала все больше. Почти все ее бывшие сокурсницы и одноклассницы давно повыскакивали замуж и имели ребенка, а некоторые уже двоих. Было непонятно, почему этот приз – законный муж – доставался кому угодно, только не Альбине, которая всю свою сознательную жизнь только и делала, что подгоняла каждую прожитую минуту под оценку «хорошо». Словно где-то рядом на незримой скамейке сидели ее авторитарные родственники и принимали у нее бесконечный экзамен, который ни в коем случае нельзя было провалить.

К двадцати пяти годам у нее не осталось ни одной приятельницы, не сходившей под венец. Кто-то до сих пор жил в семьях, кто-то успел развестись, но заветный синий штамп погостевал в паспорте у всех. Только ее документ оставался девственно-чистым.

Альбина никогда не пыталась, как говорила ее знакомая, заарканить мужика. Не потому, что считала это занятием недостойным. А потому, что успешные отношения между мужчиной и женщиной, как и все остальные отношения и занятия в жизни, требуют определенной доли творчества, спонтанности, самостоятельности. А все это было начисто задушено в ней еще в детстве.

Каждый год она все больше приходила к мысли, что нужно что-то в себе менять. Она тщательно пыталась взрастить в себе тот самый драйв, отсутствие которого превращало ее в подобие робота с заложенной в него программой.

Ей хотелось измениться сразу – рывком. Как, например, героине Алисы Фрейндлих в «Служебном романе». Просто прийти так же однажды утром на работу в новом платье, с новой прической и, главное, новым выражением лица и легко бросить через плечо онемевшим сослуживцам: «Теперь я буду выглядеть так всегда».

И пару раз она даже попробовала сделать нечто подобное. Альбина получила положенную порцию комплиментов и повторила отрепетированную фразу. Но что делать после этой фразы, она не знала. Рабочий день оказался гораздо длиннее эпизода в любимом фильме, и уже к обеду она чувствовала себя нелепой расфуфыренной куклой.

Когда праздновали на работе ее двадцатишестилетие, в подавляющем большинстве тостов звучало не «милая девушка» и не «очаровательная женщина», а «добросовестный работник» и «один из наших лучших сотрудников» (именно так, без обозначения половой принадлежности).

Именно тогда Альбина поняла – все. Надеяться больше не на что. И, как это часто бывает, именно в этот момент жизнь преподнесла ей царский подарок.

Весной в их организации появился Максим. Его, совсем еще юного студента-пятикурсника, прислали на практику и, поскольку ни у кого из сотрудников не было ни времени, ни желания возиться со школяром, его поручили заботам безотказной Альбины. Она была старше Максима на пять лет и первое время, конечно, совершенно не воспринимала практиканта как возможного кандидата в мужья.

Максим тоже, как и она, был отличником по жизни. Но совсем по другой причине. Все его достижения были не чем иным, как вызовом отцу, который после смерти матери практически сразу женился вторично. Накануне свадьбы у отца с сыном состоялся крупный разговор.

– Как ты можешь предавать маму и жениться на этой швабре? – возмутился сын.

Отец вспылил:

– Да кто ты таков, чтобы учить меня? Ты никто, пустое место, ты ничего собой не представляешь!

Эти слова запали мальчику в душу. С тех пор вся его жизнь была посвящена самоутверждению и доказательству того, как много он собой представляет.

Так случилось, что об этой истории Альбина узнала почти сразу. На работе праздновали Первое мая, и она, естественно, оказалась за столом рядом со своим подопечным. Юноша быстро захмелел и принялся рассказывать благодарной слушательнице свою историю.

– Вот окончу институт и ни за какие коврижки в этом доме не останусь! Выучусь, буду получать много, очень много бабок, сниму обалденную хату, приду и швырну ему в лицо деньги, которые он тратил на мою еду и одежду. Он все время упрекал меня тем, что я сижу на его шее. Я раньше, не поверишь, круглым