– Ты о чем? – Вита была так поражена, что даже не чувствовала обиды – только недоумение.

– Давай прикидывайся овечкой. Марина мне все рассказала. Она в таком состоянии! Ладно, я тебе не угодил, ее-то зачем трогать? Ребенка бы хоть пожалела, сволочь!

– Что рассказала? Что она тебе рассказала? Что плохого в том, что мы с ней встречались? Если, наконец, все разрешилось? – Она кричала, по щекам катились слезы.

– Какая же ты… – процедил он сквозь зубы. Махнул рукой и отвернулся, чтобы уйти.

– Подожди, Андрей, подожди! – Она, как утопающий за соломинку, схватилась за рукав его куртки. – Это она, она сама позвонила мне. Правда.

– Не пори чушь, Вита! Я видел твой номер на определителе. Ты просто обрывала ей телефон, пока меня не было.

– Но я ей только перезванивала… Я действительно звонила часто, но в первый раз позвонила она! Сама!

– Не пори чушь, – повторил он устало. – На фига ты ей сдалась – звонить тебе! Жила себе баба спокойно, растила сына, была всем довольна. Ты бы видела, во что она превратилась после твоих звонков – смотреть страшно! Пацан в истерике. Уж он-то что тебе сделал? Смотрят на меня оба, как на врага! Невыносимо… Ну и чего ты добилась? Думала, я к тебе после всего этого кинусь?

Он тяжело вздохнул и опустился на скамейку, не обращая внимания на холод и сырость. Помолчал, потом продолжил более спокойно и тихо:

– А я уже был готов кинуться. Думал – там у меня все кончено. А ты совсем другая. Искренняя, не подлая… А оказалось… Оказалось – обычная злобная баба. Которая своего не имеет и чужого ей не жалко. Да еще без мозгов.

– Ты больше не любишь меня? – Вопрос был жалкий, глупый, явно несвоевременный, но это было единственное, что она могла спросить. Андрей смотрел с жалостью.

– Вита, кроме любишь – не любишь есть еще человеческие отношения, понимаешь? Че-ло-ве-чес-кие. Она моя жена. С которой я прожил восемнадцать лет. Она мать моего сына.

Последние слова почему-то ударили ее больнее всего.

– А я, – тихо прошептала она, не понимая, какой глупой кажется ему сейчас, – а я, Андрюша?

Он еще какое-то время молча смотрел на нее, потом встал, повернулся и пошел прочь. Наверное, надо было его догнать. Объяснить. Сказать о будущем ребенке. Но в голове гулко отстукивали сказанные им фразы: «Она моя жена. Она мать моего сына». Коротко и ясно. Жена и мать. А она Вита – никто. И веры ей быть не может. Она любовница. Значит, хитра и коварна. А супруга – подобно жене Цезаря – вне подозрений. Он вроде даже и не ставил это под сомнение.

Вита не спала ночами, пытаясь понять «как же так?». Она ненавидела их обоих – его за малодушие и нежелание разбираться, но еще больше ее. Сначала самым сильным чувством было удивление. Ответ на вопрос «зачем?» был вроде понятен. Спасение семьи, возврат мужа и все такое. Мучило другое – как можно было так глупо попасться? Как можно было подумать, что эта холеная, уверенная женщина может быть ее другом?

И еще постоянно всплывали в памяти те болезненные, как удар хлыста, фразы: «Она моя жена. Она мать моего сына».

Ребенка она не оставила. Втайне от всех сделала мини-аборт, благо срок был совсем маленький. К счастью, никто ничего не узнал. Даже Лерке не сказала, впервые в жизни утаив что-то от сестры.

Потом она видела его еще дважды. Первый раз – полгода спустя, весной, в Сокольническом парке с женой и ребенком. Они ее даже не заметили. Андрей выглядел вполне счастливым, Марина была невозмутима и великолепна. Она придерживала за руку сынишку, которому отец покупал сладкую вату.

Притупившаяся боль нахлынула с новой силой.

Второй раз они столкнулись в начале зимы в «Седьмом континенте» на Лубянке. Совершенно неожиданно. Она зашла туда скорее на экскурсию. Просто хотелось побродить по магазину, почувствовать предновогоднюю суету. Когда люди еще не сметают с витрин что попало, а только присматривают близким подарки и потихоньку начинают закупать всякие деликатесы, чтобы побаловать любимых.

Они, как в кино, оказались у одной полки и взялись за одну и ту же длинную коробку конфет. Вита подняла глаза и отшатнулась. Правда, потом она поняла, что узнала его еще раньше – по руке.

Он смотрел на нее с непониманием и испугом. Смотрел и молчал. Она машинально перевела взгляд на его корзину. Пакет полуторапроцентного молока, соки, минералка, обезжиренные творожки – это для нее, бережет фигуру. Кукурузные хлопья, сосиски, сыр…

Она вспомнила, какие шикарные ужины он заказывал в ресторанах. Тогда радовалась этому еженедельному гастрономическому фейерверку и не догадывалась, насколько приятным может быть каждодневный творожок. Бог ты мой, лучше бы он кому-нибудь еще говорил про Виту: «Я давно сплю с ней в разных постелях. Мы совершенно чужие люди». Какие это все мелочи! Разве может быть чужим человек, для которого ты ходишь в магазин, с которым встречаешься за столом каждое утро, с которым тебя связывают дети и многочисленная родня?

– Привет, – он сказал довольно равнодушно, даже сухо. Отдал коробку и пошел вперед. Вита проводила его взглядом. Андрей остановился у кассы, взял киндер-сюрприз…

Она очнулась, только когда полная женщина слегка задела ее нагруженной тележкой.

На улице шел снег. Час пик уже прошел, народу для центра было мало. Вита даже не накинула капюшон. Снег забирался за шиворот, уши замерзли, но ей было все равно. Простое обыденное человеческое счастье вдруг показалось нереально далеким и совершенно недостижимым. Именно для нее. Это другим женщинам создать семью – раз плюнуть. Их боготворят. Им делают предложение. Просто потому, что они есть. А с ней что-то не в порядке. Почему? Она ведь тоже любила. У нее даже мог быть ребенок…

От этого воспоминания стало совсем горько. Ее ребенок даже не родился на свет. А будь она умнее, быть может, Андрей покупал бы сейчас киндер-сюрприз их малышу…

Вита сама не заметила, как плачет. И только многие годы спустя осознала, что именно в тот памятный вечер она объявила негласную войну всем женам. Знакомым и незнакомым. Счастливым и несчастным. Что это за идол такой – жена, который не скинуть с пьедестала ни самой чистой искренней любовью, ни пониманием и близостью, ни даже ребенком?

В конце концов, ее просто заклинило на теме «жена – любовница». Она придирчиво просматривала все статьи на эту тему. Ловила случайные разговоры. Непринужденно заводила беседы на эти темы сама. И везде натыкалась на одну и ту же печальную статистику – от жен гуляют, но не уходят.

И еще больше поражал другой вывод – жен ругают, но боготворят. Именно так сформулировала это однажды Лерка:

– Их, мужиков, послушать, так ужаснешься, как они, бедняги, вообще живут на свете. Не жена у него, а вместилище пороков. И неряха, и в постели бревно, и пилит его постоянно, и сериалы одни на уме. Но попробуй это чудо в разговоре задень или из дома на сутки убери. Сразу все джигитами становятся. Мое. Не отдам! Лучше сам буду мучиться.

Каждое слово, сказанное сестрой, попадало точно в цель, хотя она этого и не предполагала и продолжала весело болтать. О Витином романе все уже благополучно забыли, и никто не знал, какие страсти бушуют в душе у девушки. Не то чтобы у нее не было поклонников. Наоборот, их было даже излишне много. И Вита совсем не вела монашеский образ жизни – Андрею удалось разбудить ее чувственность, и теперь это свойство натуры никак не хотело засыпать.

Вита встречалась со многими мужчинами, иногда по очереди, расставаясь с одним и тут же меняя его на другого, а иногда даже и с несколькими в одно время. И подавляющее большинство ее кавалеров были женатыми.

Она сама не сразу призналась себе в том, что отчаянно хочет пройти путь именно от любовницы женатого человека до его законной супруги. Пройти на сей раз до конца. Красиво, уверенно и изящно. Оставив соперницу в недоумении и одиночестве.

Кандидатур было несколько, но все попытки оканчивались неудачей. Вита злилась, сатанела, проклинала все на свете… и, сжав зубы, отправлялась на поиски следующего кандидата.

Максим Волохов стал в этой цепочке четвертым, если не считать Андрюшу. С ним все развивалось по традиционной схеме – Макс был генеральным директором и совладельцем крупной транспортной компании, куда она с великим трудом устроилась секретаршей. Не секретаршей, конечно, а «помощником