— Он предложил мне предпринять необходимые меры по соответствующим каналам, — продолжил Фиппс, — но я не смог отставить свои обязанности по дому.

— Надеюсь, ты не успел об этом кому-нибудь сболтнуть? — осведомилась Билл.

— Нет, мадам. Мистер Смидли попросил меня соблюдать конфиденциальность.

Адела судорожно сжимала и разжимала пальцы, будто смыкая их на шее деверя. У нее мелькнула мысль, что она допустила ошибку, не придушив Смидли вовремя. Вот уж действительно — крепка задним умом.

— Подробности знаешь? — спросила Билл.

— Да, мадам. Мистер Смидли меня проинформировал. Факты таковы. Во время вчерашнего визита в ночной клуб на бульваре Вентура он пырнул конферансье вилкой для устриц. Последний, видимо — застигнутый врасплох, справился с ситуацией и вызвал полицию, которая и доставила мистера Смидли в участок. Надеюсь, это не попадет в газеты, мадам.

— Я тоже надеюсь, Фиппс. Мое воображние отказывает, когда я пытаюсь представить, какой скандал раздует из этого дела Луэлла Парсонс.

— Да, мадам. Здесь воображение бессильно.

— Фиппс, — сдавленно вымолвила Адела, — вы свободны.

— Слушаюсь, мадам.

В отсутствие дворецкого Адела смогла дать полную волю переполнявшим ее чувствам. Она охарактеризовала деверя в словах, которые разили не хуже топора в руках отъявленного душегуба. Она нарисовала законченный портрет отсутствующего, и могла бы бесконечно добавлять к нему все новые и новые штрихи, если бы не задохнулась от ярости. Слушая ее, Билл прониклась невольным уважением к женщине, которую всегда недолюбливала. Конечно, подумала она, у Аде-лы тьма недостатков, но в красноречии ей не откажешь.

— Не напрягайся так, — ласково сказала она.

— Не напрягаться? Ха! На секунду он вырвался из-под моего надзора — и смотри, что натворил! Его только могила исправит.

В дверях вновь появился Фиппс.

— Я подумал, что вам, может, будет интересно узнать, мадам, — сказал он хриплым голосом, — что мистер Смидли только что вернулся. Он как раз входил через парадное, когда я шел через холл.

— Так он не в тюрьме? — спросила Кей.

— Очевидно, нет, мисс.

— Как он выглядит?

— Довольно смирно, мисс.

В глазах Аделы сверкнули молнии. Она вся пылала негодованием. Если бы кто ненароком сейчас дотронулся до нее, ему грозил бы ожог. Впрочем, никому и в голову не пришло бы в этот момент ее коснуться.

— Где он?

— Прошел к себе, мадам, побриться.

— И, наверное, принять душ, — заметила Билл.

— Он уже принял душ, мадам. Его помыли за казенный счет.

— Фиппс, — сказала Адела, — вы свободны.

— Слушаюсь, мадам.

— Ты бы поднялась наверх, Кей, и приглядела за ним, — посоветовала Билл. — У него наверняка сейчас рука неверна.

Кей как завороженная смотрела на Аделу, которая невидящим взглядом уставилась в пустоту. Ноздри ее угрожающе раздувались.

— Билл, сделай что-нибудь. Она сама себя не помнит.

— Ничего, — ответила Билл. — Когда ее обуревают чувства, Адела напоминает жрецов бога Ваала, которые пыряют себя ножами. Не беспокойся. Я о ней позабочусь.

— За тобой — как за каменной стеной, Билл.

— Да уж! Я — старая, верная.

— Бог тебе в помощь.

Кей заторопилась наверх, а Билл обернулась к Аделе, которая принялась скрежетать зубами.

— А теперь, Адела, — сухо скомандовала она, — утихомирься. Выпустила пар, и будет.

— Заткнись!

— Только об этом и мечтаю. Меня уже тошнит от тебя.

— Кому сказано!

Билл, закаленная в сестринских баталиях, уходящих корнями в седую древность, возвысила голос. Настал один из тех моментов, в которые она благодарила Провидение, даровавшее ей крепкие голосовые связки. С такой ситуацией справиться могла только женщина, не страдающая от слабости легких.

— Повторяю, меня от тебя тошнит. Того и гляди, кишки выпустишь из бедняги Смидли. Ты просто исчадие ада. Обожаешь тиранить ближних. Я всегда подозревала, что ты сама укокошила старину Корка.

Адела поспешила отвести от себя это обвинение.

— Мой муж попал под колеса туристского автобуса. Билл кивнула. В этой реплике безусловно была доля правды.

— Этот факт имел место, — согласилась она, — но его спровоцировало то, что бедняга был женат на тебе. Впрочем, обсуждать это бессмысленно, — смягчилась Билл. — Прости, если я была чересчур резка.

— Ты всегда резка чересчур.

— На этот раз больше, чем обычно. Дело в том, что я люблю Смидли. Я люблю его еще с тех пор, когда он был пятнадцатилетним прыщавым отроком. Я любила его в лучшие его годы, когда он швырял деньги на бродвейских дурочек. И я люблю его сейчас. Видно, в этом проявляется моя умственная неполноценность. Может, мне надо к психоаналитику наведаться. Как бы то ни было, факт остается фактом. Потому прошу тебя сбавить обороты и обращаться с ним помягче.

Адела взметнула брови.

— Уж я ли не мягко с ним обходилась! Пять лет он сидел у меня на шее. Это было очень нелегкое бремя.

— Выбирай выражения! Бремя!

— Ты обещала не грубить.

— Да, конечно. Но как прикажешь реагировать, когда ты держишь меня за идиотку, прикидываясь бедной овечкой, вынужденной откармливать ненасытного волчару? Бремя! Да ты бы без труда могла содержать целую дюжину таких как Смидли. Эл Корк оставил тебе столько денег, что черт на печь не вскинет, не говоря уж о том, что он завещал тебе не оставлять Смидли. И все то, что ты на него тратила, сторицей возмещалось — ты тешила свои садистские наклонности, держа его под каблуком. Ну что, я опять нагрубила?

— Да уж!

— Этого я и хотела. Ну ладно, хватит. Но не забывай, что милосердие несовместимо с понятием бремени. Меня учили, что оно — благословенная влага, орошающая сухую землю.

— Что за чушь!

— Не богохульствуй.

— Я…

Слова замерли на устах Аделы. Она превратилась в пантеру, завидевшую свою жертву. В комнату, сопровождаемый Кей, входил Смидли.

— А! — воскликнула она.

Смидли, всегда живой и подтянутый, выглядел изможденным и помятым, как римский император, слишком засидевшийся над фалернским. При всем старании полицейские, препроводившие его из ночного клуба в кутузку, не могли не испортить ему вид. Костюм, приобретенный в Палм Бич, выглядел так, будто его утюжили автобусом. Но для человека с криминальным прошлым, одетого наподобие профессионального