зависит от настроения, от погоды, от того, кто рядом!
– Женька, ну неужели ты не чувствуешь, что если мы вместе, то всё по-другому! Всё вокруг по- другому!
Женька смотрел на меня, ошалело лупая глазами, и улыбался. И глаза у него были голубые, как небо, а веснушки рыжие, как солнце. И теперь я точно знала, что счастье есть, что счастье – это просто. Счастье, это когда внутри что-то пузырится, счастье – это когда любишь весь мир, счастье – это когда рядом Женька…
А потом он выдавил из себя:
– Оль, ты очень красивая…
Покраснел как рак и убежал домой.
И я поверила, что я красивая!
Даже дома, разглядывая себя в зеркало, видя страшное коричневое платье, страшные босоножки и детские носочки, я понимала, что красивая…
Так странно… Я столько знала о любви в своем времени. То есть мне казалось, что я знаю о любви все. В школе нам рассказали про сперматозоиды и яйцеклетки, и ни для кого не секрет, как именно этот самый сперматозоид к яйцеклетке попадает. Мы видели по телеку тысячи поцелуев и миллион признаний в любви. Мы писали друг другу в чате: «Я хочу быть с тобой!» и «Я скучаю по тебе!», но, оказывается, мы ничего не понимали. Ни-че-го! Потому что даже будь у меня сейчас комп, и будь Женька где-то в чате, я бы все равно мучительно скучала. По глазам, по улыбке, по тому, как он хмурится, когда что-то вспоминает, по тому, как смеется…
Весь день я проходила по квартире, не зная, куда себя приткнуть, и легла спать в восемь часов. Чтоб поскорее наступило завтра!
Витя, между времен
Я осторожно приоткрываю глаза и облегченно вздыхаю.
Комната, в которую я так хотел попасть, наконец появилась. Полночи я за ней гонялся.
То какие-то стадионы снились, то бесконечные кирпичные стены, по которым нужно долго-долго карабкаться.
А комната все ускользала. Пока я тут один, но это ненадолго – кожей чувствую.
Устраиваюсь в своем кресле поудобнее и старательно таращусь на кресло напротив. Там должна появиться девчонка, из-за которой меня забросило в чужое время. Здесь, в комнате, я окончательно понимаю то, о чем давно догадывался: никакой это не эксперимент. Просто мы с этой девчонкой поменялись временами. Теперь она должна войти в эту комнату, и мы поменяемся снова.
На секунду появляется спасительная идея. Можно просто сесть в свое кресло и оказаться в родном 1980 году!
Но я знаю, что так нельзя. Здесь, во сне, своя логика, и она подсказывает, что ничего у меня не получится.
Жду.
Проходит час. Он проходит очень быстро, я не успеваю даже заскучать. Девочка в кресле появляется как-то вдруг, незаметно. Она смотрит на меня недовольно.
Я решительно встаю с кресла и иду к ней.
– Давай меняться! – я морщу лоб, чтобы казаться очень строгим.
Странно. До кресла так близко, а я не могу к нему приблизиться. Это все девчонка! Она не хочет меняться временами!
– Не хочу! – она то ли отвечает на мои мысли, то ли угадывает их. – Я тут останусь. Тут хорошее время!
– Время всегда хорошее!
Мне кажется, что я повторяю чью-то фразу. Или там как-то по-другому было?
– У тебя тоже хорошее время, – говорю я, останавливаясь.
Какой смысл идти, если топчешься на месте?
– Компы, комики, – теперь я говорю вкрадчиво.
Девочка секунду колеблется, и я за эту секунду резко приближаюсь к ее (то есть моему) креслу.
– Нет, – говорит она. – Тут и без компов весело!
Я решаю говорить правду. Рассказываю о Женьке, о том, что мне нужно вернуться и все исправить. Она слушает, время от времени кивая. И улыбается так тепло, что я вдруг вспоминаю Сушку.
– Не боись! – говорит девчонка. – Женька под присмотром! Я его в обиду не дам!
И она говорит о Женьке, о пионерском собрании, о ее помощи.
Я испытываю сразу и облегчение, и зависть. Она молодец.
Я ей верю. И я хочу назад, в 2018 год. Там меня ждет класс, за который я отвечаю. Мы должны сдать экзамены. А девчонка позаботится о Женьке.
Я возвращаюсь в свое кресло и снова засыпаю прямо во сне.
Оля, 1980 год
Проснулась я сразу, одним рывком. Проснулась с ощущением тревоги. Что-то такое случилось во сне… Медленно начали всплывать подробности: была белая комната, был мальчик… Витя, кажется. Он рассказал, что мы с ним поменялись временами. Да, я уже давно догадывалась, что это не компьютерная игра, уж больно все было по-настоящему, но про первую встречу в белой комнате начисто забыла. Он сказал, что хочет поменяться обратно… Рассказал про Женьку…
И тут меня прошиб холодный пот. Женьку нужно спасать!
Я вскочила и начала собираться в школу, как на пожар. Я Женьку никому в обиду не дам, никуда его из нашей школы не отчислят!
Я примчалась в школу первая. Было еще закрыто. Тогда я пошла к Женькиному подъезду и уселась ждать на скамеечке. Женька как чувствовал, вышел буквально через пять минут.
– Привет! – он уселся рядом.
– Привет! – ответила я.
– У папы неприятности на работе, – сказал Женька. – Васса письмо написала в партком о том, что меня из пионеров исключили.
У меня непроизвольно сжались кулаки, по Жениному тону я поняла, что случилось что-то страшное, хоть и не поняла почему.
– Если его из партии выгонят… – у Жени на глазах блеснули слезы, – я себе этого никогда не прощу!
Я минутку посидела, думая, как же его утешить, потом взяла за руку и начала рассказывать:
– Знаешь, а будет время, когда всем будет наплевать, в какой ты партии.
– Что значит «в какой»? Она одна!
– Будет не одна. Будет много. И все будут бегать и просить: «Вступите в нашу партию, вступите в нашу партию»
Женька рассмеялся.
– А комсомолов тоже будет много?
– А комсомола вообще не будет, будут всякие другие молодежные организации, не помню их названия. Зато всем можно будет верить в бога. Причем в любого.
– Это как?
– Хочешь, будь православным, хочешь – католиком, хочешь – мусульманином, хочешь – иудеем. Хочешь – отмечай все праздники сразу. И в школу можно будет приносить и куличи, и мацу. И Рождество все станут отмечать.
– Какое еще рождество?
– Оба. И католическое, и православное. А пасхи вообще три, еще еврейская есть.
– Олька, ты откуда все это знаешь? – Женя аж напрягся.
– От верблюда, – засмеялась я. – Мне сегодня сон приснился. Как будто я – девочка из будущего… И мне поручено спасти тебя.
– От кого?
– От всех!