— Не будем играть в прятки, — изрек он. — Вы правильно предположили, я явился не только за тем, чтобы выслушать вас. Считаю, что вы допустили ошибку, и достаточно существенную, устроив эту штуку с телефонным звонком. Да, с телефонным звонком к Сиссу в то время, когда вы были у него. Вы велели Грегсону позвонить и сообщить о якобы обнаруженном теле, чтобы проверить реакцию Сисса. Итак, опережая ваш рассказ, рискну предположить, что вы ничего не узнали и этот блеф не дал результатов. Я не ошибся, не правда ли?
Последние слова он произнес резче. Грегори помрачнел и сразу утратил пыл. Потирая озябшие руки, он сел верхом на стул и буркнул:
— Да.
Все его красноречие улетучилось. Шеппард тем временем пододвинул к нему пачку «Плейере», сам взял сигарету и продолжил:
— Это давно известный ход, типично книжный и чертовски проигрышный. Вы не узнали ничего или почти ничего, зато Сисс знает либо узнает завтра, что одно и то же, о ваших подозрениях. Не очень-то благородно с вашей стороны подстраивать ему ловушку. Кроме того, если стать на вашу точку зрения, что Сисс виновник либо соучастник преступления, вы, предупредив его, оказали ему услугу. Ведь такой осмотрительный преступник, получив столь явное предупреждение, удесятерит свою предусмотрительность. Думаю, вы не сомневаетесь в этом?
Грегори молчал, потирая застывшие пальцы. Шеппард продолжал с тем же спокойствием, которому противоречила только глубокая складка между сведенными бровями:
— То, что вы ни слова не сказали мне о своем плане, — дело ваше. Я всегда стараюсь не стеснять свободу действий, которая необходима инспектору, ведущему у меня следствие. Но то, что вы не поделились со мной своими подозрениями относительно Сисса, просто глупо: я мог сообщить вам о нем многое не как начальник, а как человек, который знает его достаточно давно. От подозрений же по поводу моей особы вы, пожалуй, успели за это время избавиться, не так ли?
Щеки Грегори мгновенно покрылись румянцем.
— Вы правы, — ответил он, подняв глаза на Шеппарда. — Я вел себя, как идиот. Мое единственное оправдание — это то, что я никогда, никогда не поверю в чудеса, хотя бы мне пришлось лишиться рассудка.
— В этом деле мы все вынуждены поступать, как Фома неверующий, таково жалкое преимущество нашей профессии, — сказал Шеппард. Лицо его прояснилось, словно румянец молодого человека принес ему некоторое удовлетворение. — Во всяком случае, я пришел не с целью устраивать вам головомойку, а чтобы по возможности помочь. Итак, к делу. Как развивались события у Сисса?
Грегори с ощущением внезапно обретенной легкости духа принялся, ничего не утаивая, излагать подробности своего визита, который сам он считал провалом. Примерно в середине рассказа, когда Грегори дошел до странной сцены напряженного молчания, после которой они с Сиссом неожиданно рассмеялись, он услышал за стеной приглушенный, далекий звук и внутренне напрягся. Это мистер Феншоу начал свою ночную акустическую мистерию.
Грегори продолжал быстро, с воодушевлением говорить; ему делалось не по себе, ведь не было сомнения, что главный инспектор рано или поздно обратит внимание на эти невероятные в своей загадочности и нелепости звуки и тогда невольно окажется вовлеченным в орбиту необъяснимого бреда. Впрочем, Грегори не думал ни о чем конкретно и не представлял, что может произойти. Он прислушивался к мистеру Феншоу, который расходился за стеной с упорством, с каким трогают нарывающий зуб. Серия стуков, затем мягкие и жидкие шлепки. Грегори, повысив голос, рассказывал все более энергичным тоном, с преувеличенным пылом — только бы Шеппард не обратил внимания на эти звуки. Вероятно, поэтому, закончив свой рассказ, он не умолк, но, испытывая неодолимое желание заглушить мистера Феншоу, позволил себе то, чего при иных обстоятельствах никогда бы не сделал, а именно обстоятельный анализ статистической гипотезы Сисса.
— Не знаю, как он вышел на эту историю с раком, — продолжал Грегори, но существование такого «острова» с низкой заболеваемостью можно считать фактом. Естественно, следовало бы произвести сравнительные исследования в широких масштабах, скажем, по всей Европе, чтобы установить, нет ли где- нибудь еще таких «островов», как в графстве Норфолк. Это подорвало бы саму основу его гипотезы. Я не говорил с ним на эту тему, впрочем, он прав в том смысле, что это действительно не наша задача. Полиция, проверяющая достоверность научной гипотезы, в самом деле становится смешной. Что касается дальнейших логических выводов, то Сисс, разумеется, достаточно умен, чтобы не ошеломить меня фантастическими вариантами, наоборот, он сам их высмеивал. И что же остается? Я раздумывал над этим и вот до чего додумался. Первый вариант — осторожное предположение; мы исходим из того, что появился видоизменившийся возбудитель рака, скажем, какой-то малоизученный вирус. Тут можно размышлять так: рак создает в организме хаос; сам же организм — противоположность хаосу, это упорядоченность, гармония жизненных процессов. И вот фактор хаоса, раковый вирус, при неких обстоятельствах преобразуется, и хотя он по-прежнему существует в данной среде, люди перестают болеть раком. Он остается в их телах, но в результате изменяется до такой степени, что обретает совершенно новые возможности, превращаясь из фактора хаоса в фактор некой посмертной гармонии, то есть как бы временно подавляет хаос распада, который несет смерть, и стремится продлить жизненные процессы в мертвом организме. Проявлением такого действия вируса и служит перемещение покойников, движение трупов — результат необычайного симбиоза живого, то есть видоизменившегося вируса, с мертвым, с трупом. Правда, рассудок восстает против такого объяснения и оно выглядит весьма неполным. Ведь вирус вызывает не какие-то произвольные движения, а чрезвычайно собранные, скоординированные. Что же это за вирус, под влиянием которого труп встает, находит себе одежду и удаляется столь ловко, что никто не успевает за ним уследить?!
Грегори оборвал свою речь, как бы ожидая реакции Шеппарда, однако в этот момент стена, приковывавшая его внимание, зазвучала чистой, легкой барабанной дробью, словно в комнате мистера Феншоу на нее падал невероятный, горизонтальный дождь крупных капель; поэтому он заговорил еще быстрее и громче:
— Вирус рака — это нечто вполне правдоподобное, однако нельзя в принципе объяснять невозможное правдоподобным, здесь скорее нужны неправдоподобные причины, и поэтому, естественно, Сисс как бы мимоходом упомянул о летающих тарелках, то есть о внеземных причинах. В этом варианте проблема обретает космический размах; перед нами как бы первый контакт Земли и ее обитателей с явлением звездного характера. К примеру, какие-то разумные создания, функционирующие непонятным для нас образом, стремятся познать людей и засылают непостижимым путем на Землю нечто вроде исследовательской аппаратуры. Эта аппаратура — микроскопический субстрат, его сбрасывают с тарелки в виде незримой взвеси. Он не атакует живые организмы, а ориентирован на мертвые. Почему? Скажем, чтобы не повредить живым телам, — свидетельство гуманности звездных пришельцев. Как проще всего механик может изучить конструкцию и действие машины? Очевидно, приведя ее в движение и изучая ее работу, не правда ли? Фактор — или неведомая аппаратура — так и действует: на время приводит в движение мертвое тело, добывая при этом необходимые пришельцам знания. Однако даже так нельзя объяснить все до конца. Во-первых, фактор ведет себя как бы осмысленно, это не орудие в нашем понимании, как, например, молоток, скорее что-то вроде дрессированных бактерий, натасканных, как наши охотничьи собаки; во-вторых, наблюдается непонятная связь с раковыми заболеваниями. Если бы мне нужно было любой ценой подогнать гипотезу под это явление, я бы сформулировал примерно такую концепцию. В районе низкой заболеваемости раком люди не болеют не потому, что там нет вируса рака, а потому, что тамошние жители невосприимчивы к нему, и тогда мы можем сказать, что восприимчивость к раку обратно пропорциональна восприимчивости к посланному со звезд фактору; тем самым спасены и статистика, и наше объяснение…
Грегори остановился. В комнате и в примыкающей к ней спальне мистера Феншоу воцарилась тишина. Шеппард, который молча слушал и время от времени поднимал глаза на детектива, удивляясь не столько тому, что тот говорит, сколько его горячности, недовольно заметил:
— Во все это вы, разумеется, не верите…
— Ни минуты, — ответил Грегори, ощутив какую-то странную слабость. Ему вдруг стало безразлично, сохранится ли за стеной тишина или нет; захотелось снова, как после ухода от Сисса, остаться одному. Он молчал, пока не заговорил главный инспектор:
