скажи, что ему передать.
— Он должен быть на вилле у Дурноварии.
Гай обещал жить там, в пределах досягаемости, на тот случай, если мне удастся передавать послания.
— Скажи ему вот что, Виталий: все рудники коррумпированы, причем в гигантских масштабах. Вначале, когда куски руды выходят из первой плавильни перед купелированием, их считает один скользкий тип, который на самом деле не умеет считать. Он ставит палочку на дощечке, но иногда просто «забывает» ее поставить. Поэтому все цифры, которые Трифер сообщает казначейству, неправильны с самого начала. Это касается и производства в целом, и отдельных этапов.
— Ха! — Виталий, видимо, предполагал, что слышал в жизни почти все, однако был удивлен услышать новую уловку.
— Потом каждый день несколько кусков не доходят до купелировки. Удивительно, сколько их не доходит, хотя я думаю, что количество постепенно увеличивалось на протяжении лет. В результате получается, что каждый кусок дает меньше серебра, чем должен бы. Как я понимаю, снижение выдачи серебра объяснялось Риму во времена Нерона, как геологические разновидности в залежах руды. В ту пору на все смотрели сквозь пальцы, поэтому на тот случай, если теперь Веспасиан прикажет кому-нибудь проверить цифры, в считаные недели подбрасывается несколько дополнительных слитков и заявляется, что минерологи обнаружили лучший пласт.
— Какой тонкий подход!
— О да, мы тут имеем дело с экспертами. Ты способен все это запомнить?
— Попробую. Фалько, верь мне. Продолжай.
— Теперь о слитках чистого серебра, которые получаются после купелирования. Некоторые теряются. Это неизбежные потери.
Руфрий Виталий снова с восхищением фыркнул.
— Затем, куски свинца, из которых извлекли серебро, снова отправляются в плавильню…
— А это зачем?
— Чтобы очистить от различных добавок перед тем, как отправить на продажу. Mars Ultor, Виталий, давай не углубляться в технические детали, иначе мы вообще запутаемся! И так все сложно. Иларий должен знать процедуру…
Виталий положил мне руку на плечо, чтобы я успокоился и говорил тише. Я вспотел от усилий, пытаясь рассказать ему все. Я нахмурился и продолжал.
— После второй плавки исчезают еще какие-то слитки. Правда, поскольку к тому времени их ценность значительно уменьшается, на последнем этапе они исчезают в меньшем количестве, и в этом уже не участвует начальство. Очевидно, это позволяется надсмотрщикам в качестве привилегии, чтобы оставались довольными.
Я замолчал. Я так отвык говорить, что представление всех этих деталей меня утомило. Я отвык ясно выражать мысли. Я видел, что Виталий за мной внимательно наблюдает, хотя после первой попытки он больше не делал предложений вернуть меня в цивилизованное общество. Я правильно выбрал товарища. Он понял все, что я сказал, и все, что это подразумевает.
— Как им это сходит с рук, Фалько?
— Это полностью закрытое сообщество. Никого со стороны сюда не допускают.
— Но у них цивилизованное поселение…
— В котором у каждого пекаря, цирюльника и кузнеца есть право на обеспечение рудников. Специальная лицензия! Все они — люди, и вскоре после появления здесь их подкупают, и они включаются в систему.
— Как ты считаешь, о чем думают молодые мечтатели из форта?
У поселения стояла небольшая крепость, аванпост Второго полка Августа. Предполагалось, что он следит за рудниками. Я улыбнулся Виталию. Вероятно, он предполагал, что после его отставки, вся дисциплина в армии пошла к чертям собачьим.
— Ты говоришь как центурион! Никто не может их винить. Конечно, все операции проходят проверку…
— И офицеров, и солдат следует регулярно менять…
— Их и меняют. И я видел, как из форта к нам приходят расчеты, чтобы оглядеться. Как я понимаю, они путаются, потому что все слитки выглядят одинаково. Как они могут определить, в которых есть серебро, а в которых нет?
— А как кто-то может это определить?
— А-а! Слитки, которые крадут до купелирования, маркируют особым образом:
Т КЛ ТРИФ, четыре раза.
— Фалько, ты это видел?
— Я видел их здесь, и скажи прокуратору Флавию, что я видел один такой в Риме!
Он все еще лежал в чане для отбеливания в прачечной у Лении… Рим! Я когда-то там жил…
Наш разговор прервали. Моя нынешняя жизнь научила меня чувствовать неприятности, как лесной олень, который улавливает их с дуновением ветра. Я коснулся руки Виталия, чтобы предупредить его, и мы быстро изменили выражения лиц.
— Привет, Виталий! Этот мерзавец в чем-то признался?
Это был Корникс — мерзкий и наглый мастер, настоящий специалист по применению пыток к рабам, садист с широкими, словно налитыми свинцом, плечами и лицом, вырубленным, как кусок мяса. Жизнь наложила на него отпечаток. Как только я появился на рудниках, Корникс выбрал меня мишенью для издевок и безжалостно третировал. Однако в его курином мозгу все-таки брезжила мысль, что я когда-нибудь могу вернуться к какой-то предыдущей жизни и рассказать о нем.
Виталий пожал плечами.
— Ничего. Молчит. Завязал рот, словно девственница передник. Мне его оставить еще ненадолго? Есть вам от него какая-то польза?
— Никакой, — соврал Корникс.
Это было неправдой. К этому времени я конечно устал от работы, но при появлении на рудниках был сыт и крепок. Я смотрел в землю, скрывая негодование, пока Виталий и Корникс притворялись, будто ведут переговоры.
— Внимательно следи за ним и заставляй побольше работать, — с упреком в голосе говорил Руфрий Виталий мастеру. Я стоял рядом с жалким видом. — Еще несколько недель туманов и морозов — и он сам запросится домой. Но я не смогу много за него получить в его нынешнем состоянии. Ты не мог бы немного подкормить ублюдка? Я могу поделиться с тобой наградой. Например, пополам?
При этом намеке Корникс мгновенно согласился перевести меня на более легкую работу. Когда Виталий уехал после легкого кивка мне в виде прощания, я закончил работу сборщика серебра из печи и был переведен в возницы.
— Это твой счастливый день, Весельчак! — неприятно ухмыльнулся Корникс. — Пошли праздновать!
До этого мне удавалось избегать привилегии быть выбранным в сексуальные партнеры Корникса, правда, требовалось проявлять изворотливость. Я сказал негодяю, что у меня болит голова. Для снятия боли он со всей силы мне врезал.
