ему в заключении мира. Действительно, даже до съезда и император и папа особенно отметили двух цистерцианцев: Понса, теперь епископа Клермонского, и Гуго из Бонво, – которые сильно посодействовали его достижениям. Испытывая к венецианцам признательность за их гостеприимство, Александр даровал некоторые привилегии определенным венецианским церквям и особенно собору св. Марка.
Поскольку Центральная Италия еще не была замирена, папа и его окружение до Ананьи путешествовали по морю на четырех венецианских галерах, достигнув ее через дорогу Сипонто. Когда они двинулись в направлении Рима, их ожидали большие трудности.[39] Ведь хотя Александр действительно добился некоторого улучшения ситуации, уменьшив локальный феодализм, римские предместья все еще оставались в состоянии постоянного волнения. По иронии судьбы именно Христиан Майнцский должен был по повелению императора восстановить папские владения в Центральной Италии и в общем умиротворить регион – задача, которую он не смог выполнить полностью.
Тем временем Каликст III, все еще проявлявший нежелание уступить, покинул Витербо, чтобы забаррикадироваться в замке Монте Альбано, где несколько аристократов и римский префект, очевидно, полагали, что могут в своих целях использовать антипапу. Когда Христиан Майнцский взял Витербо, Александр вошел в город и сумел предотвратить проявления враждебности между гражданами и некоторыми аристократами, которые объединились против папского военного эскорта. Видя такой поворот событий, префект сдался Папе, высказав ему свое повиновение.
В Тускуле Александр наконец принял посольство от римлян и назначил трех кардиналов определить условия своего возвращения. Было достигнуто соглашение о том, что коммуна сохранит автономию, дарованную ей в 1143 году, а сенаторы должны были клясться на верность папе, вернуть ему права, которые они присвоили, и гарантировать безопасность папского окружения и пилигримов в Риме и за пределами города.
Возвращение Папы в Вечный город после десятилетнего отсутствия стало торжественным и радостным событием. Ненадежные римляне, которые еще недавно не подчинялись ему, в большом количестве вышли приветствовать Папу. Длинная процессия аристократов, гражданских и военных, за которыми следовали граждане, размахивавшие оливковыми ветвями, встречали Папу, когда он въехал в ворота верхом на белой лошади, что действительно можно представить моментом триумфа Папы. Но Александр был стар и, возможно, разочарован. В любом случае, он был утомлен от трудов прошлых месяцев. Поэтому, дав свое благословение народу, он удалился в Латеранский дворец.
На торжественном собрании следующего дня Александр принял раскаявшихся священников – схизматиков города и обошелся с ними со своей обычной мягкостью и без малейшего намека на мстительность. Затем он вернулся в Тускул, где 29 августа Каликст III наконец подчинился ему. Он также был прощен и не удалился в аббатство, как было решено в Ананьи. Вместо этого он должен был занимать священнический пост в Риме или вблизи его, а позже был назначен наместником папских земель в Беневенто.
Таким образом, терпение Александра III было в конце концов вознаграждено и он вышел из длительной борьбы со значительно возросшим престижем, который всеми был признан. Это событие произвело впечатление не только на современников, но оно также воодушевило воображение художников и писателей в последующие века. В результате него возникла легенда о могучем императоре, унижающемся перед гордым понтификом. В действительности это не было так. Если и есть что-либо более удивительное в характере этого исторического события, чем терпение Александра, то это его миротворческий дух. Его мягкость к епископам-схизматикам, его ясное душевное волнение, проявленное в личном приеме императора, сердечный разговор между ними, и манера, в которой он объявил католическому миру конец схизмы, – все указывает на это. Если Папа и чувствовал себя удовлетворенным, то это потому, что Бог позволил ему защищать традиции его предшественников.
Александр уделил особое внимание закону в ходе развития разногласия, что стало характерно для его политики и являлось отличительным знаком дипломатии Курии, выразившимся в стремлении избежать крайностей, так как то, за что он боролся и сохранял, не было смутной претензией на политическое главенство Папы. Ничего не было сказано об относительных заслугах двух властей. Барбаросса не был свергнут. Не было антиимператора. Как в Англии Папа проявил упорство в сохранении свободы Церкви в ведении своих дел, так же он был упорен в сохранении принципа управления своими собственными делами, относившимися к особому правовому вопросу папских выборов. Единственная политическая забота: право контролировать Рим и церковную собственность – не была точно определена в Венецианском соглашении. Все другие проблемы, например, детали, касающиеся церковной собственности, спорные земли Матильды Тосканской, даже решение по германским епископам, могли быть и стали предметом переговоров.
Принятие Александром ограниченных, но ощутимых преимуществ, его сдержанность в отношении притязаний на общее папское главенство, его свобода, по крайней мере на время, от особых дипломатических уз, которые служили своей цели, например, с Ломбардской лигой и Сицилией, по- видимому, привели к тому, что Папа оказался где-то вне линии развития, которая шла от Григория VII до Иннокентия III. Конечно, он не внес вклад в усиление теократических идей в том виде, как они понимались в XI веке и в котором они снова будут провозглашены в XIII веке. Вследствие этого его даже представляли «слабым» Папой в сравнении с другими, более громко заявившими о себе. Однако умеренность не является равносильным понятием слабости. Александр действовал не только как ловкий дипломат, но также как юрист и преподаватель. Как каноник середины XII века, он разделял колебания людей, которые задумывались об отношении религиозной и светской власти. Однако исследователи предполагают, что неудача Папы сместить императора зависела именно от данного противоречия. Александр не был воинственным Папой. Он не пошел на то, чтобы воевать с императором. Более того, он предпочитал не заходить далеко, занимая выжидательную позицию. В целом, поведение Папы на протяжении долгой борьбы соответствовало его темпераменту и образованию. А если исходить из приема, который ему был оказан в Венеции, его действия получили одобрение людей того времени.
Данная книга не ставит цель дать оценку Фридриху Барбароссе, но при изучении правления Александра необходимо затронуть и этот вопрос. Фридрих, правда, упрямо и иногда яростно противостоял Папе на путях его политики в отношении того, что он безусловно рассматривал как свое традиционное право, доставшееся ему от предшественников. Это стало ошибочным суждением в век, который он жил. Император также пытался навязать действительную, хотя и устарелую тогда, имперскую власть в Северной Италии, но столкнулся с очень мощной оппозицией, которая заставила его пойти на значительную реорганизацию своего управления. Признав отложенный мир с «ломбардцами» и Сицилией, он добился того, что пытался сделать годами, а именно – отделить Папу от его союзников. Несомненно, что его настойчивость в вопросе о землях Матильды Тосканской и его окончательные соглашения с «ломбардцами» 1183 года, достигнутые без участия папы, должны были сделать возможным если не власть, которую он надеялся приобрести, то хотя бы существенное продвижение в Центральной Италии и Тоскане. Одним из последних деяний Фридриха стала договоренность о браке его сына с Констанцией Сицилийской.
Годы, последующие за Венецианским соглашением, также показали, что примирение Фридриха с Папой предоставило ему свободу рук в Германии и не уменьшило его политического веса. В действительности, данное решение привело к полному восстановлению согласия с германским духовенством. В известном смысле, поэтому, мир, который был только перемирием, предоставил Фридриху существенный контроль над германской Церковью, фактически более значительный, чем тот, которым обладали германские короли, начиная с Генриха III. Он утвердил порядок выборов епископов и аббатов. Он переместил епископа Зигфрида из Бранденбурга в Гамбург-Бремен. Имперское перемещение епископов являлось процедурой, беспокоившей папство со времен Евгения III. Епископские выгоды и королевские права время от времени присваивались императором. Но Фридрих, несмотря на редкие обращения к традиции, не был Карлом Великим и никогда не пытался вмешиваться в религиозные дела по существу. Он считал приобретение некоторого контроля над избранием епископов и прояснение вопроса о принадлежности епархий существенными для своей схемы управления. Он преследовал политическую цель и оставался добросовестно лояльным к условиям мира.
Александр, видимо, понимал это. Если он однажды и заявил о зависимости империи от папства, то в Венеции он умолчал об этом. Он не протестовал против последующих действий Фридриха в Германии. Но
