генерал-лейтенант А.А. Благонравов справедливо писал: «В течение более пятидесяти лет мосинская винтовка с честью оправдывает свое назначение. За этот долгий срок своей службы, какого не имела еще ни одна винтовка за границей, наша винтовка подверглась лишь незначительной модернизации, что свидетельствует о её высоких качествах, о прекрасной конструктивной отработке».

Введение магазинной винтовки в России произошло несколько позднее, чем в других государствах. Но зато Мосину удалось разработать столь совершенный образец, что России не пришлось прибегать к новому дорого стоившему перевооружению армии, как пришлось делать это почти всем остальным европейским государствам.

Заслуги Мосина перед Родиной бесспорны. Почему же его труды не получили должной оценки царского правительства? «Иностранные капиталисты, занимавшие в царской России прочные позиции, всячески поддерживали и насаждали в России представления о культурной и духовной неполноценности русского народа. Оторванные от народа и чуждые ему правящие классы царской России не верили в творческие силы русского народа и не допускали возможности, чтобы Россия собственными силами выбралась из отсталости. Отсюда проистекало неправильное представление о том, что русские всегда-де должны играть роль «учеников» у западноевропейских «учителей» (Г. Маленков).

Вот почему правящие круги царской России не оценили по достоинству работу замечательного русского конструктора.

Это справедливо огорчало Мосина. Но в нём говорило не столько личное честолюбие, сколько горечь за незаслуженное умаление роли русской техники и национального достоинства. Разным заграничным системам: Лебеля, Маузера, Манлихера и другим, Россия могла противопоставить лишь безымянный образец своей винтовки, который никак не говорил о его отечественном происхождении.

Отстаивая свое авторское право, Мосин настойчиво боролся против тех, кто хотел поставить русскую науку и русскую технику на задворки западноевропейских «достижений». В одном ряду со своими замечательными современниками: Лодыгиным, Яблочковым, Поповым и многими другими, составлявшими славу и гордость России, он боролся против низкопоклонства перед Западом, за честь и достоинство русской науки и техники.

Именно в среде правящей верхушки царской России, лишённой национального достоинства и гордости, поддерживалась подлая «теорийка» о неспособности русского народа к техническому творчеству, считалось, что русские учёные и изобретатели якобы только повторяют европейские открытия и «заимствуют» у Европы.

Только помня об этом и можно понять вопрос о так называемых «заимствованиях», якобы сделанных Мосиным из системы Нагана, которые вскоре же после утверждения винтовки сделались предметом официального разбирательства.

Чрезвычайно характерно для правящих кругов царской России, что самый вопрос об авторских правах Мосина был поставлен в связи с обсуждением возможности предоставления образца его винтовки Соединённым Штатам Америки. Таким образом, даже в этом случае на первом месте были не интересы Мосина, а стремление царского правительства угодить всё тем же иностранцам – заокеанским «друзьям».

Кто впервые поставил вопрос о «заимствованиях» Мосина у Нагана? Сделал это сам Наган, по собственному признанию, вследствие того «разговора, которым удостоил» его заместитель начальника главного артиллерийского управления генерал Крыжановский еще 8 марта 1891 года. При этом Наган проявил весьма подозрительную осведомлённость, заранее представив список деталей и их сочетаний в винтовке Мосина, на которые он предъявлял авторские права, в случае если в будущем трехлинейном ружье «будут выполнены эти части или их сочетания». В числе их значились и бессовестно украденные Наганом у Мосина конструкции отсечки-отражателя, курка, боевой личинки и других деталей.

Винтовка Мосина еще не была утверждена, и её конструкция являлась военной тайной, а Наган уже был настолько осведомлён о ней, что поспешил заявить свои «претензии» на некоторые её детали. Этот факт говорит о продажности правящих царских кругов, неумении хранить военную тайну. Наган не рассчитывал на принятие его винтовки и, заблаговременно выдвигая вопрос о якобы сделанных у него «заимствованиях», старался обеспечить себе получение обещанного вознаграждения. В отличие от Мосина Наган коренным образом перерабатывал свой образец винтовки в процессе испытаний. При этом он без всякого стеснения заимствовал идеи конструкции многих деталей у Мосина. Примером может служить введение отсечки в образце винтовки, представленном через пять с половиной месяцев после Мосина. Однако Нагану удалось использовать только идею. Конструктивно же отсечка в его винтовке была оформлена неудачно. Наган заимствовал у Мосина сначала устройство курка, а позднее, подражая Мосину, в 1890 году он вводит в затвор боевую личинку с двумя боевыми упорами.

9 марта 1891 года комиссия для выработки образца малокалиберной винтовки обсуждала, «в какой степени основательны или неверны претензии, заявленные Наганом». Отвергнув ряд притязаний Нагана, комиссия в спешке, не разобравшись в существе дела, решила, что Мосин якобы «заимствовал» от Нагана: «1) подаватель патронов, помещение подавателя на дверце и открытие дверцы магазина вниз; 2) способ наполнения магазина опусканием из пачки патронов пальцем, а следовательно, и пазы в ствольной коробке». «О «претензиях» на соавторство с Мосиным каких-либо других лиц даже эта комиссия не упоминает ни слова.

Так несправедливо решался вопрос о «заимствованиях» в марте 1891 года. Хотя комиссия не брала под сомнение оригинальность мосинской винтовки в целом, ее опрометчивое решение, несомненно, давало в руки Банковского весьма существенный аргумент в пользу покровительствуемого им Нагана и было использовано министром в известной резолюции от 30 марта. Нежелание комиссии по-настоящему разобраться в существе дела нанесло в то время большой ущерб приоритету русской военной техники и конструктору винтовки Мосину.

Отстаивая честь русской техники, Мосин настойчиво выступал в защиту своих прав на изобретение винтовки.

17 мая 1891 года, через месяц после утверждения винтовки, Мосин подал инспектору оружейных и патронных заводов докладную записку «с указанием всего сделанного им в устройстве ружья образца 1891 года». Он просил заключения артиллерийского комитета, которое могло бы послужить основанием для ограждения его «прав путём привилегий».

Мосин пишет в этой записке: «Бесспорно принадлежит мне право привилегии на следующие части: 1) планку запирающего механизма; 2) форма ушков на боевой личинке; 3) устройство предохранительного взвода; 4) скомбинирование всего запирающего механизма, т. е. устройство его в том виде, в котором он мною предложен и через что имеет характерное свое отличие: отсутствие винтов и возможность сборки и разборки его без отвертки, что получилось вследствие особого устройства боевой личинки, затвора, экстрактора, ударника и замочной трубки; 5) отсечка, ее устройство и назначение, предложенная мною на пять с половиной месяцев раньше иностранца Нагана; 6) запорка магазинной крышки». Все это, как указывает Мосин, было признано принадлежащим ему еще в марте 1891 года и исполнительной комиссией и оружейным отделом артиллерийского комитета.

Далее Мосин, уверенный в своей правоте, указывает на отличие предложенной им конструкции подающего механизма, возражая против обвинения в позаиметвовании этого механизма у Нагана. Как отмечал конструктор, «подобное заключение опровергается приложенным при этом в журнале письмом самого иностранца Нагана, в котором в пункте три описывается устройство верхней платформы, сделанное совершенно на других основаниях, чем это устроено у меня, а потому устройство верхней платформы, скомбинирование подавателя с дверцами, давшее мне возможность отнимать весь подающий механизм от магазинной коробки, принадлежит мне».

Таким образом, ссылаясь на документальное признание самого Нагана, Мосин, бесспорно, опроверг ложное утверждение комиссии о «позаимствовании» им подающего механизма у Нагана, т. е. по существу уличил комиссию в определенном пристрастии в пользу Нагана. Опровергнуть этих подтверждённых документами аргументов Мосина комиссии не удалось. В последующих решениях и комиссии, и артиллерийскому комитету пришлось прибегать к различным словесным ухищрениям, чтобы любым путём поддержать своё клеветническое утверждение о «заимствованиях», якобы сделанных Мосиным у Нагана.