— Довольно! — крикнула Бона. — Я сказала — нет.
С трудом сдерживая бешенство, Паппакода вышел и в соседней комнате столкнулся с Мариной.
— Когда-нибудь она еще пожалеет об этом, — прошипел он. — А вы на кого злитесь? Или тоже в немилости?
— Нет. К счастью, здесь нет польских придворных, но нет и карлов. А она не может без них обойтись.
— Так же как без наместничества в Неаполе. Если бы я знал, что она снова жаждет править, я бы поостерегся.
— На словах или на деле? — с ехидной усмешкой спросила Марина.
— Слишком много хотите знать. Лучше поищите карлицу… — мрачно пробурчал Паппакода.
Спустя несколько дней, взглянув на свое отражение в венецианском зеркале, королева с удовлетворением отметила, что помолодела лет на десять, не меньше. На щеках тонкий слой румян, дряблая шея прикрыта кружевным жабо, светлые волосы оттеняет не темный чепец, а пурпурный ток.
В бальном платье, сшитом еще на Вавеле, она казалась совсем стройной, на груди под кружевом сияли камни драгоценного ожерелья.
— Скажи, как я выгляжу? — спросила она Марину.
— О, вы такая же, как в Кракове, когда все не сводили с вас восхищенных взглядов.
— Хорошо. Немного румян, блеск в глазах и железная воля — и я уже не вдовствующая королева. Готова принимать почести, поклонение. Поправь фалды на платье…
Величественная, нарядная, она вошла в покои, где происходили аудиенции, поднялась на возвышение и опустилась в позолоченное кресло принцессы Изабеллы. Со дня возвращения в Бари она всего второй раз сидела в этом кресле, хотя частенько с грустью поглядывала на опустевший трон своей матери.
— Погаси свечи в канделябрах, оставь те, что подальше, рассеянный свет — это то, что нам нужно.
Испанский гранд первым вошел в зал, и, к удивлению Боны, вместе с ним шествовали оба ее бургграфа: Виллани и Паппакода. Она нахмурила брови, но тут же на губах ее появилась приветливая улыбка. С высоты своего трона она смотрела на посла короля Филиппа. Он был в черном бархатном камзоле, на шее сверкала алмазная булавка. Чем-то, быть может живым, проницагельным взглядом, посол напомнил ей Кмиту. Кто знает, возможно, этот граф влиятелен или хочет быть таким же влиятельным, как владелец Виснича в последние годы жизни Сигизмунда, когда триумвират был всесилен?
Склонившись в низком поклоне, взмахнув шляпой, почти подметая перьями пол, посол заговорил:
— Имею честь приветствовать герцогиню Бари от имени моего господина, короля Испании, Нидерландов, Неаполя, герцога Милана, Сицилии и государя многих заморских стран.
— Рады вас видеть, ваше сиятельство. Вы доставили нам послание от короля Филиппа? Письма? — спросила Бона, протягивая руку для поцелуя.
Он отрицательно покачал головой.
— Мне поручено провести всего лишь предварительные переговоры. Пользуясь случаем, я хотел бы выразить свое восхищение высокочтимой принцессе италийской и в ее лице королеве польской.
— Ваша милость, судя по всему, вы успели договориться с Мадридом? В противном случае — какие мы с вами можем вести предварительные переговоры?
Граф даже не пытался делать вид, что вопрос его озадачил, и мгновенно ответил:
— О ссуде, о ней я уже говорил с бургграфом Бари.
— С одним из бургграфов, — тотчас поправила его Бона. — Хорошо. Однако вы думаете о военных расходах, а я — о наместничестве в Неаполе.
— Да-да, разумеется, но только после того…
— Понимаю, — оборвала она. — Как здоровье больного?
— Увы, он плох, совсем плох. Именно потому я и прибыл сюда.
— Вот как!.. Сумма была названа королем Филиппом?
— Да. И не раз. Еще до осеннего похода Испании надобно более… — на секунду он заколебался, — более четырехсот пятидесяти тысяч дукатов.
— О, это огромные деньги!
— Смею предполагать, что у польской королевы в неаполитанских банках довольно золота…
— Золото нужно мне самой и моей династии, — ответила Бона.
— Смею заметить, ваше величество, — возразил граф, — ведь и доходы вице-короля Неаполя тоже весьма значительны. К тому же король уделил бы герцогству Бари особое внимание.
— Предпочитаю, чтобы, ведя войны, он забыл о нем, — сухо сказала королева.
— Со своей стороны я, королевский посол, постараюсь не напоминать моему государю о некоторых вассальных герцогствах, поскольку у него их предостаточно.
— Ваше молчание так дорого стоит?
— Разговор с вами, ваше величество, похож на поединок искусных фехтовальщиков, — не без удивления отметил гранд.
— О, как бы мне хотелось быть мужчиной, — вздохнула Бона. — Шрам на лице от удара шпагой, возможно, украсил бы меня, как украшает он вас, граф.
— Он свидетельство того, как защищают честь прекрасной синьоры. Вернее, ее доброго имени, а не моего мужества.
— Ваши слова дают мне право надеяться, что мои дела в надежных руках, — она приветливо улыбнулась. — О них мы поговорим завтра, когда вы отдохнете после утомительной дороги… За это время я успею обдумать ваши предложения.
Склонившись в низком поклоне, граф вышел. Паппакода проводил гостя в отведенные ему покои.
— Как вы полагаете, ваше сиятельство, она поверила? — не удержался казначей.
— О да.
— Необходимо подготовить письмо от короля. Без его подписи она нам не поверит.
— Понимаю. Надо сказать, она очень молодо выглядит, гораздо моложе, чем вы говорили. Должно быть, была настоящей красавицей, но, как и все итальянки, с годами расплылась.
— Королева гораздо старше, нежели вы думаете, — пробурчал Паппакода.
— Быть может, но протянет еще долго. Поэтому, если она согласится ссудить нам деньги на короткий срок, мы не сможем их вернуть вовремя.
— А золото из Перу, доставляемое на ваших каравеллах?
— Они частенько идут ко дну, порой на них нападают английские пираты. Король Филипп грозится направить свою Непобедимую армаду к Британским островам и потопить суда этих корсаров, но вначале он должен расправиться с Францией и Римом, а потом отправить суда на помощь Нидерландам, ведь там еретики отказывают в послушании. Золото королевы Боны рядом, его не надо везти из Перу или Мексики. Только вот что… Вдруг она надумает восстанавливать свои замки?
Замок в Россано почти совсем развалился.
— Для этого королеве вовсе не потребуется суммы из банков Неаполя. Того, что хранится в Бари, хватит на все ее прихоти.
— Стало быть, все ее золото да и герцогство после ее смерти достанутся моему королю? — скорее подтвердил, нежели спросил Броккардо.
— Этого я утверждать не могу, — немного подумав, произнес Паппакода. — Королева весьма расточительна, любит роскошь…
Граф нахмурил брови.
— Вот как? Я и не знал об этом, — сказал он с ноткой неудовольствия в голосе.
Дня через два граф распрощался, получив заверение Боны, что, как только от короля Филиппа будет получено письмо, неаполитанские суммы перейдут в его распоряжение сроком на пять лет. Граф пытался добиться большего срока, не королева была непреклонна: если она сама, по собственному желанию откажется от наместничества в Неаполе, долг должен быть немедленно возвращен. Да, она хочет быть