духовной брани за себя и за тех живых и мертвых своих сверстников, которым не дано было быть призванными на эту самую главную, невидимую миру войну.
Отец Досифей был по-настоящему великим монахом, почти незаметным в монастыре. Это, к слову, верный признак истинного высокого подвижника. На приходе он оказался по послушанию архиерею. Тот однажды направил иеромонаха Досифея на время послужить в дальнее село Боровик в Покровский храм, потом еще раз, и еще, и в конце концов оставил его приходским священником в этом селе, приютившемся среди лесов и болот.
Когда отец Досифей ушел в затвор и поселился в двух километрах по реке, в заброшенном доме на островке среди болот, он по воскресеньям в выдолбленном из елового ствола челноке приплывал в храм причащаться Святых Христовых Таин. (В этой лодке никто, кроме старца, не мог проплыть и десяти метров, сразу переворачивался.) Остальные дни отец Досифей проводил в полном уединении.
В свой дом, в непроходимой глуши, отец Досифей приволок обработанный им ствол дуба с огромным дуплом. В это дупло старец забирался, чтобы часами творить Иисусову молитву, совершенно отрешившись даже от своей малой скитской обыденности.
Но, полностью уйдя от мира, загадочный пустынник всеми силами своей любящей души об этом мире заботился — и пламенной молитвой, и трудами, которые открылись уже после его смерти. Разбирая вещи отца Досифея, мы с отцом Никитой нашли пишущую машинку и собственноручно перепечатанные старцем по четыре экземпляра Нового Завета, древних подвижнических книг «Лествицы» и «Творения Исаака Сирина» и пять томов сочинений епископа Игнатия (Брянчанинова). В те годы, когда почти вся духовная литература была уничтожена, это было настоящим сокровищем.
По своей прозорливости отец Досифей еще задолго до ухода десяти монахов из Псково-Печерского монастыря намеками стал говорить об этом событии. Он не одобрял поступок иноков, но жалел их, сетовал, предвидя, как они будут нуждаться, и даже стал заготавливать для них продукты — крупы, консервы и прочие запасы. Пенсия у отца Досифея, как ветерана войны, была немаленькая. Когда уже после его смерти и вправду случилось, что десять монахов ушли из обители, эти продукты помогли некоторым из них.
Местные деревенские пьянчуги прознали и разнесли по округе, что поп получает большую пенсию. Как-то три здоровых парня, известные громилы и воры из райцентра, приплыли на лодке — грабить. Они ввалились в келью старца и с угрозами потребовали денег и вообще — все что есть.
Отец Досифей сказал:
— Берите что хотите. Только вначале я вас благословлю.
И осенил их иерейским благословением.
В ту же секунду на громил напал такой ужас, что они выскочили за дверь и в панике бросились прочь.
Старец был высокий, сухопарый и даже в преклонном возрасте обладал недюжинной силой. Долгое время он полностью управлялся в своем скиту сам. Но в последние годы ему помогали отец Никита и отец Рафаил. Как-то они втроем заготавливали на зиму дрова. Два молодых монаха подносили бревна, а отец Досифей резал их старой бензопилой. Когда молодые люди изрядно устали, старец тоже согласился отдохнуть. Отец Рафаил решил подержать в руках допотопную бензопилу и, ощутив ее весьма внушительную тяжесть, был поражен тем, как отец Досифей работает столь долго не прерываясь. В тот же день, как рассказывал отец Рафаил, они вместе со старцем зашли в сарай за какими-то инструментами, и вдруг молодой монах увидел возле своей босой ступни болотную гадюку. Он замер, но тут услышал спокойный голос старца:
— He бойся, она тебя не тронет. Бери стамески и пойдем.
Я как-то спросил отца Никиту: его старец-аскет, наверное, был очень суров нравом? На это отец Никита отвечал, что может рассказать один случай. Он, тогда шестнадцатилетний мальчишка, был почему- то вдруг донельзя рассержен на отца Досифея и даже накричал на него. Старец бросился ему в ноги и со слезами стал просить прощения за то, что допустил воспитанника до такого гнева.
Отошел ко Господу отец Досифей в Страстной Четверг. В это утро он приплыл на своем челноке по холодным весенним водам в храм, причастился на литургии и снова уплыл в скит. А на следующий день его тело нашли в реке. Рядом плавала перевернутая лодка-бревно. Когда в морге производили вскрытие, врачи удивились, что не обнаружили в кишечнике покойного никаких остатков пищи. Отец Никита объяснил им, что старец весь Великий пост не вкушал ничего, кроме Святого Причастия и воды. В милицейском протоколе о смерти так и записали — «утонул в реке вследствие полного физического истощения».
Хоронили отца Досифея на пасхальной неделе в монастыре, в пещерах. Когда ко гробу подошел отец Иоанн, он, лишь взглянув на покойного, всплеснул руками и воскликнул:
— Убили тебя, Досифеюшка! И действительно, вскоре по округе разнеслось, что пьяные охотники из райцентра похвалялись, как, проезжая по реке на моторной лодке, они ради забавы опрокинули в воду старого попа, плывущего на бревне.
Отец Досифей всей своей жизнью стремился к цели, открытой очень немногим избранникам Божиим на земле, — к своей Голгофе. Для нас, обычных людей, это непостижимо. Позже среди бумаг старца мы нашли стихотворение, написанное им для самого себя:
Многое было непостижимо в его жизни. Но в одном мы не сомневались — Бог даровал ему в последнюю минуту жизни совершить голгофскую молитву Своего Сына, Иисуса Христа, о Своих распинателях и о всем человеческом роде: «Господи, прости им, ибо не ведают, что творят».
Архимандрит Иоанн (Крестьянкин) называл отца Досифея последним великим русским пустынником.
Как отец Рафаил пил чай.
Люди относились к отцу Рафаилу по-разному. Встречались те, кто его просто терпеть не мог. Другие — а таких было гораздо больше — утверждали, что отец Рафаил изменил всю их жизнь. К примеру, один из трех молодых монахов, убитых на Пасху 1993 года в Оптиной пустыни, иеромонах Василий (Росляков), говорил: «Я отцу Рафаилу обязан монашеством, я ему обязан священством, да я ему всем обязан!»
В чем же был секрет такого необыкновенного воздействия отца Рафаила на души людей? Чем он занимался помимо обычной для деревенского священника церковной службы по праздникам и воскресным дням? Ответить на этот вопрос нетрудно. Те, кто был с ним знакомы, скажут, что отец Рафаил в основном занимался лишь тем, что пил чай. Со всеми, кто к нему приезжал. И все. Хотя нет! Иногда он еще ремонтировал свой черный «Запорожец», чтобы было на чем поехать к кому-нибудь в гости — попить чайку. Вот теперь действительно все!
С точки зрения внешнего мира, это был самый настоящий бездельник. Некоторые его так и называли. Но, по-видимому, у отца Рафаила была какая-то особая договоренность с Господом Богом. Поскольку все, с кем он пил чай, становились православными христианами. Все без исключения! От ярого безбожника или успевшего полностью разочароваться в церковной жизни интеллигента до отпетого уголовника. Не знаю ни одного человека, кто, познакомившись с отцом Рафаилом, после этого самым решительным образом не возродился бы к духовной жизни.
При этом, правду сказать, отец Рафаил даже проповеди не умел как следует составить. В лучшем случае: «Э-ээ… М-эээ… Братья, сестры, того… С праздником, православные!»
Однажды мы, правда, застыдили его и убедили произнести проповедь в день престольного торжества. Он с энтузиазмом взялся за дело, но в результате получилось такое позорище, что все чуть не умерли от стыда, хотя сам отец Рафаил был весьма собой доволен.
Но, попивая чаек за покрытым клеенкой деревенским столом, он совершенно преображался, когда к нему из мира приезжали измученные и усталые люди. Выдержать такой бесконечный наплыв посетителей, зачастую капризных, на всё и вся разобиженных, настырных, с кучей неразрешенных проблем, с
