Перед тобой открывается особый путь, полный борьбы, искушений и в то же время особого, не сравнимого ни с чем смысла, радости и счастья, непостижимых миру.
Дай Бог всем нам, братья и сестры, сохранить верность своему призванию. Ведь обет верности касается не одних только монахов. Господь, пишет святой Ефрем Сирин, ищет не монаха или мирянина, не ученого или простеца, не богатого или бедного, а только сердце, жаждущее Бога, исполненное искреннего произволения быть верным Ему и Его заповедям! Дай Господь нам понимания этой верности. Она делает нашу жизнь осмысленной. За такую верность Христос подает Своим ученикам радость, силы и мужество для преодоления искушений, которым должно встретиться на нашем жизненном пути. Аминь.
P. S. Этот монах ушел из обители через пять лет.
В Церкви нет никаких принудительных механизмов, чтобы удержать человека в монастыре. За без малого двадцать лет у нас в Сретенском было три таких случая с нашими пострижениками. Когда говорят, что это совсем немного относительно других монастырей, мы не верим. Даже одно такое происшествие – трагедия для монастыря, но в первую очередь для самого монаха, изменившего своим обетам.
Этих людей бесконечно жаль. Церковные уставы предписывают не погребать их на христианском кладбище, вменяют в самоубийц. Их браки Церковью не признаются. Мне доводилось читать богословские объяснения подобным уставам и канонам, но всегда казалось, что они слишком жестоки. Но как-то, однажды услышав не богословское объяснение, не параграф из древних канонов, а всего лишь маленькое четверостишие, я вдруг понял, что церковные правила лишь констатируют состояние, в которое ввергает себя монах, отрекшийся от избранного им пути. Конечно, Господь милостив и для всех есть покаяние, но вот как подвел итог своей жизни профессор философского факультета МГУ, автор книг по античной философии Арсений Чанышев. Он не был монахом. И каяться в нарушении обетов, данных Богу, ему не было никакой нужды. Но он был сыном монаха… Вот это четверостишие:
Повесть о епископе, впадшем в блуд.
Из «Пролога».
В одном в византийском городе жил епископ, которого очень любил народ. Но однажды произошло ужасное: по своей слабости или по легкомыслию, да еще, конечно, и по наущению дьявольскому, этот епископ впал в блуд.
В воскресный день, когда весь город собрался на Божественную литургию, епископ вышел перед народом, снял с себя омофор, знак епископского достоинства, и сказал: —Не могу больше быть вашим епископом, ибо я впал в блуд.
Сначала воцарилось молчание. А потом по всему храму раздались рыдания. Люди стояли и плакали. Епископ тоже плакал, опустив голову перед своими прихожанами. Наконец люди немного успокоились и сказали: —Что же теперь делать? Мы все равно тебя любим! Поэтому облачайся и служи литургию, ты остаешься для нас епископом и пастырем.
На это епископ ответил: —Благодарю вас за великодушные слова, но я действительно не могу больше быть епископом. По уставам святых отцов, епископ, который согрешил таким грехом, недостоин приступать к совершению Божественной литургии.
Народ отвечал ему: —Мы не знаем всех ваших уставов. Наверное, они очень правильные и важные. Но мы полюбили тебя за те годы, которые ты служишь в нашем городе. Всякое бывает в жизни. Надевай свое облачение и служи. Мы тебя прощаем.
Епископ горько усмехнулся: —Вы-то простили меня… Но ни сам я себя никогда не прощу, ни Церковь меня не простит. Нет мне оправдания перед Богом. Поэтому расступитесь —я пойду в пустыню плакать и каяться о своих грехах.
Однако народ только плотнее сомкнулся и не дозволил епископу даже сойти с амвона.
— Нет! — настаивали люди. — Ты — наш епископ, облачайся и служи!
Так продолжалось до позднего вечера. Народ был непреклонен, и несчастный епископ не знал, что ему делать. Поняв наконец, что люди его не отпустят, он сказал: —Ну что ж, быть по-вашему! Но останусь я только при одном условии. Сейчас вы все выйдете из храма, а я лягу на паперти. И каждый из вас вернется, попирая меня ногами, чтобы все знали, какой я грешник и чего стою.
Теперь уже епископ не поддавался на уговоры, и народ вынужден был смириться. Все покинули храм, а епископ лег на пороге, и каждый из его прихожан, от старого до малого, с ужасом, а многие и со слезами вошли в церковь, попирая архиерея ногами.
И вот, когда последний горожанин оказался внутри храма, все услышали глас с неба: «Многого ради смирения прощается ему грех его!»
Иподьяконы облачили епископа в священные одежды, и он служил Божественную литургию.
Мощи святителя Тихона.
Одной из загадок церковной жизни в советские времена была судьба мощей святого патриарха Тихона, похороненного в 1925 году в Малом соборе московского Донского монастыря. В 1946 году на панихиде у его гробницы митрополит Крутицкий и Коломенский Николай (Ярушевич) с грустью произнес: «Мы молились сейчас только над могилой Святейшего. Тела его здесь нет».
Для подобной уверенности были все основания. То, что останки патриарха Тихона могли быть уничтожены, никого не удивляло: если православные относились к почившему главе Русской Церкви как к святому, то ненависть к нему со стороны большевиков была исключительной даже на фоне остервенелого советского богоборчества. В списке врагов советской власти, опубликованном в одном из номеров газеты «Известия», патриарх Тихон значился под номером один.
По слухам, в 1927 году, после закрытия Донского монастыря, власти, опасаясь, что мощи патриарха станут предметом поклонения, извлекли его гроб из могилы и сожгли в крематории. По другим сведениям, останки Святейшего были тайно вывезены монахами и упокоены на Немецком (Введенском) кладбище в Лефортове. Сторонники третьей версии утверждали: понимая, что власти могут надругаться над останками патриарха, монахи вскоре после погребения перезахоронили их где-то в некрополе Донского монастыря.
Эти предположения переросли в настоящую убежденность, когда в 1932 году предводитель поддерживаемых советской властью церковных раскольников-обновленцев «митрополит» Александр Введенский вдруг появился перед своими почитателями в архиерейских одеждах в которых москвичи сразу узнали облачения, сшитые специально для патриарха Тихона на знаменитой фабрике купцов братьев Оловянишниковых. В них же патриарха Тихона и хоронили.
И все же надежда, что мощи любимого всей Церковью патриарха однажды будут найдены, оставалась.
+ + +
Когда стала возрождаться монашеская жизнь в Донском монастыре, одной из первых просьб, с которой немногочисленная тогда братия обители обратилась к своему настоятелю патриарху Алексию II, было прошение о поисках мощей святителя Тихона. Святейший с радостью благословил нас на эти труды. Если бы мы тогда знали, с какими происшествиями это будет связано и как прекрасно все закончится!
Вскоре представилась удобная возможность. Начался ремонт в Малом соборе Донского монастыря. Храм закрыли на несколько месяцев, и в это время как раз бы и начать поиски… Но по разным поводам они откладывались, и вот ремонт был уже завершен. В храме возобновились службы, время оказалось упущенным. А если сказать честно, патриаршим благословением мы тогда легкомысленно и весьма глупо пренебрегли, ссылаясь на разные «причины и обстоятельства». За что и поплатились. Причем очень скоро.
