— Что это все значит?

— Ханна Хехт, подружка Ахмеда Хамула, знала тех, с кем он был связан. После того как его прикончили, она заподозрила людей, которых мы здесь видим, в его убийстве, и хотела прибегнуть к шантажу.

— А что за тяжкие телесные повреждения?

— Я нашел здесь этот листок и сразу же помчался к Ханне Хехт. Там как раз находился Айлер, чтобы выполнить свою «благородную» миссию. Ханна и ее сутенер находятся в больнице. Можете их навестить.

— Я просто обязан сделать это, — кивнул прокурор. — Это важные свидетели.

— Третий случай — это я. Вообще-то мое лицо не всегда такое безобразное, как сейчас, можете мне поверить.

— Вот как?

— Футт решил сам заняться делом Хамула, чтобы потом положить его под сукно, но он не предполагал, что вдова убитого обратится к частному детективу. Вначале я получил письмо с угрозами. Они требовали, чтобы я отказался от расследования, а вечером того же дня меня чуть было не сбил «фиат». Вчера, наконец, мне нанесли визит два чудовища с газовыми пистолетами, задымили мой офис и превратили мое лицо в месиво. Предоставляю вам право решать, как поступить в этом случае.

Хош бросил на меня благодарный взгляд.

— Я могу позвонить своему адвокату? — спросил Футт.

— Разумеется.

Мы обменялись улыбками. Футт явно не хотел выглядеть проигравшим — тем более турку.

— Прежде чем вы позвоните адвокату, — сказал я, — пойдемте вместе с господином прокурором в вашу спальню. Покажете нам свое спортивное снаряжение.

— Мне надо было раньше лишить вас лицензии! — не сдержался он.

— Не стоило вам заниматься такими темными делишками.

Прокурор тронул меня за плечо.

— А зачем, собственно, надо осматривать спортивное снаряжение?

— Это будет нелишним.

Мы прошли в соседнюю комнату, и Футт вытряхнул свой рюкзак. На пол к ногам прокурора посыпались запаянные в целлофан пакетики с героином. Прокурор все понял и взял их в качестве вещдоков.

— Теперь могу позвонить?

На этот раз улыбнулся только я.

— Разумеется, господин Футт. Но сперва вызовите полицейский наряд, чтобы арестовать торговцев наркотиками. Вы знаете, кому надо звонить в таких случаях.

Когда Футт вышел, прокурор пожал мне руку.

— Хорошая работа.

— Спасибо. Теперь ваш черед, — сказал я.

— Можете на меня положиться.

В ожидании полицейского наряда мы занимались тем, что защищали Хоша от Харри Айлера, который время от времени набрасывался на Хоша, а еще пытались выманить фрау Футт из ее комнаты. Она заперлась там наглухо и не желала выходить.

Футт задумчиво курил сигару. Я смешал себе виски с содовой и подсел к нему.

— Это вы научили Хоша разыграть этот спектакль? — спросил Футт.

Я промолчал.

Он не смотрел в мою сторону.

— Сейчас он выкрутится, но на суде я все скажу.

— Я знаю.

— Не думал, что Хош такой дурак и все выболтал вам. Не ожидал от него.

— Он запаниковал. Мне даже на руку, если вы на суде разорвете друг другу глотки… А почему, кстати, вы меня не прикончили тогда?

— Хороший вопрос. Тогда бы я навлек на себя серьезные подозрения в убийстве Ахмеда Хамула.

— Глупо, что приходится открещиваться от убийства, к которому не имеешь никакого отношения.

— М-мм.

Раздался звонок, и в дверь вломилась бригада полицейских, которые больше напоминали толпу дикарей. После того как прокурор объяснил им, в чем дело, они впали в полный ступор. Арестовать комиссара криминальной полиции Футта как торговца наркотиками и его коллегу Харри Айлера как убийцу — с такой задачей они еще не сталкивались. Нельзя же так просто бросить в каталажку своих коллег, здесь наверняка какое-то недоразумение. В конце концов Футт сам вынужден был дать пояснения и санкционировать арест. Ворча, что лучше бы арестовать этого турка, бригада вместе с прокурором и задержанными покинула квартиру и направилась в следственную тюрьму.

Остались лишь Лефф, фрау Футт и я.

Мы все-таки извлекли комиссаршу из ее укрытия, поставили перед ней бутылку виски и распрощались с ней.

Лефф и я заканчивали по четвертой кружке пива. Было около шести. Со всех сторон слышалось: «Одно светлое», «Еще одну кружку!». Чем больше кружек скапливалось на стойке, тем разговорчивее и возбужденнее становились люди, сидевшие за ней. Обслуживала всех толстозадая официантка по имени Сони. Ей трудно было передвигаться, не задевая мужских рук, да она их и не избегала. Задница была ее неотъемлемым рабочим инструментом. У Леффа под глазами проступили черные круги, и я боялся, что придется везти его домой.

— Господин Каянкая, в-в-ы п-п-роделали б-б-б-оль-шую работу, и вс-с-с-е-таки с-с-кажу вам…

— И все-таки хороший адвокат смог бы снять обвинения в убийстве Ахмеда Хамула, поскольку нет прямых улик. Это вы хотите сказать?

Он говорил мне это в пятый или шестой раз.

— Вот именно. Х-х-отя дело ясное, суду нужны неопровержимые доказательства… Вот т-т-ак.

— Посмотрим, сможет ли Харри Айлер добыть себе алиби на вечер пятого августа. Но из него все равно сделают козла отпущения. Такой шанс Футт и Хош не упустят.

— Что правда, то правда… — согласился Лефф.

Ребро у меня снова заныло. Я стал думать о том, что мне предстоит в ближайшие три дня. Свежезастеленная постель, по утрам — куча проспектов туристических агентств. По вечерам — бесконечные фильмы по телевизору, идиотская реклама, последние известия и, наконец, вечный Хэмфри Богарт.

Я потрепал Леффа по плечу. Его неподвижный взгляд был сосредоточен исключительно на заднице Сони.

— Господин Лефф, мне надо идти. Я должен еще навестить Эргюнов, рассказать им все, а потом — домой, в постель.

— М-м… Мне т-т-оже надо домой… У меня ч-что-то звенит в башке…

— Еще раз большое спасибо за содействие. Без вас я бы ничего не смог. В ближайшие дни загляну к вам.

— Об-б-бязательно приходите. Жена б-б-удет очень рада.

Я кивнул Сони, чтобы она принесла счет. Лефф хитро подмигнул. Мы вышли вместе.