Ричард кивнул. Он собирался показать им фотографии Кайнене и оплетенного сосуда, но теперь передумал.

— Буду очень рад с ней познакомиться, — сказал толстяк.

— Она уехала. Пытается выхлопотать побольше продовольствия для лагеря.

Ричард первым выбрался из машины и увидел, что их поджидают два переводчика — вот досада. Идиомы, тонкости и диалекты игбо в самом деле ускользали от него, но директорат уж слишком торопился присылать переводчиков. Беженцы уставились на приезжих белых с рассеянным любопытством. Истощенный человек с кинжалом за поясом расхаживал по двору и разговаривал сам с собой. Пахло гнилью. Мальчишки жарили на костре крыс.

— Бог ты мой! — Толстяк, стянув шляпу, вытаращился на них.

— Черномазые жрут все без разбору, — процедил рыжий.

— Что вы сказали? — ледяным тоном обратился к нему Ричард.

Тот сделал вид, что не услышал, и вслед за одним из переводчиков поспешил к компании, игравшей в шашки.

Толстяк сказал:

— Знаете, что в Сан-Томе на складах пылятся и кишат тараканами продукты, потому что невозможно их сюда доставить?

— Да. — Ричард запнулся. — Можно вам дать пару писем? В Лондон, для родителей жены.

— Без проблем. Как только выберусь отсюда, брошу их в почтовый ящик. — Толстяк достал из рюкзака большую плитку шоколада, развернул, откусил пару раз. — Это ведь такая мелочь, я бы с удовольствием помог чем — нибудь посущественней.

Он подошел к детям, дал им конфет, сделал пару снимков, а ребята столпились вокруг, загалдели, выпрашивая еще конфет. Он сказал о ком-то: «Чудная улыбка!» Когда он отошел, пацаны вернулись к своим крысам.

Примчался рыжий, фотоаппарат у него на шее раскачивался при каждом шаге.

— Хочу посмотреть на настоящих биафрийцев, — сказал он. Вы поглядите на этих. Два года не ели по — человечески, а еще рассуждают о правом деле, о Биафре, об Оджукву.

— Вы перед каждым интервью заранее решаете, чему верить, а чему нет? — ровным тоном поинтересовался Ричард.

— Я хочу поехать в другой лагерь беженцев.

— Хорошо, поедем.

Другой лагерь беженцев, ближе к центру города, в здании бывшего муниципалитета, был меньше и не так вонял. На крыльце однорукая женщина что-то рассказывала кучке людей. Присев на ступеньку рядом с рассказчицей, рыжий завел с ней разговор через переводчика.

— Вы голодаете?

— Конечно, все мы голодаем.

— Вы знаете причину войны?

— Да, вандалы-хауса хотели нас всех перебить, но Бог не спал.

— Вы хотите, чтобы война кончилась?

— Да, Биафра вот-вот победит.

— А если не победит, что тогда?

Женщина сплюнула на землю, посмотрела сначала на переводчика, потом на рыжего долгим сочувственным взглядом. Поднялась и ушла в корпус.

— Чудеса, — подивился рыжий. — Пропаганда в Биафре налажена на славу!

Ричард знавал таких, как этот Чарльз. Вашингтонских информаторов президента Никсона, лондонских членов комитета премьера Вильсона, приезжавших с твердыми белковыми таблетками и еще более твердыми убеждениями: нигерийцы не бомбят мирных жителей, слухи о голоде раздуты, на войне как на войне.

— Пропаганда здесь ни при чем, — возразил Ричард. — Чем больше бомбят мирных жителей, тем сильнее сопротивление.

— Цитируете Радио Биафра? — спросил рыжий.

Ричард не ответил.

— Они едят что попало, — покачал головой толстяк. — Каждый паршивенький листик для них теперь овощ.

— Если бы Оджукву хотел положить конец голоду, он согласился бы на продуктовый коридор. Дети не должны питаться грызунами, — сказал рыжий.

Толстяк щелкал фотоаппаратом.

— Не так все просто, — возразил он. — О безопасности тоже нельзя забывать. Он же войну ведет, черт ее дери!

— Оджукву придется сдаться. Нигерии осталось лишь чуть поднажать. Биафра уже не отвоюет всю захваченную территорию, — сказал рыжий. — И что теперь Биафре делать с нефтью, если потерян порт?

— Мы и сейчас добываем нефть на месторождениях в Эгбеме, — сказал Ричард, не потрудившись объяснить, где это — Эгбема. — Сырую нефть переправляем на нефтеперегонные заводы по ночам, в танкерах без огней, чтобы не увидели бомбардировщики.

— Вы все время говорите «мы», — заметил рыжий.

— Да, я все время говорю «мы». Вы раньше бывали в Африке?

— Нет, в первый раз. А что?

— Просто любопытно.

— Думаете, я новичок в джунглях? Я три года работал корреспондентом в Азии, — улыбнулся рыжий.

Толстяк, пошарив в рюкзаке, выудил бутылку бренди и протянул Ричарду:

— Купил в Сан-Томе, да так и не довелось попробовать. Отличная штука.

Ричард взял бутылку.

Перед отъездом в Ули, на самолет, они пообедали в гостинице тушеным цыпленком с рисом; Ричарду думать было противно, что правительство Биафры оплатило рыжему обед. Машины то подъезжали к зданию аэровокзала, то отъезжали, впереди чернела взлетно — посадочная полоса. Их встретил начальник аэропорта в тесном костюме защитного цвета, пожал им руки и сказал:

— С минуты на минуту ждем самолет.

— Смехота: и в этой дыре блюдут протокол, — ухмыльнулся рыжий. — Когда я сюда прилетел, мне печать в паспорте поставили и спросили, есть ли вещи, подлежащие таможенному сбору.

Громкий взрыв сотряс воздух. Начальник аэропорта крикнул: «За мной!» — и они бросились за ним в недостроенный аэровокзал. Легли на пол. Жалюзи на окнах дребезжали, земля тряслась. Взрывы сменились редкими пулеметными очередями, и начальник аэропорта встал, отряхнулся.

— Все в порядке. Пошли.

— Вы в уме? — взвизгнул рыжий.

— Раз начали стрелять, значит, бомбы кончились, бояться уже нечего, — бросил на ходу начальник аэропорта.

На взлетной полосе грузовик вываливал гравий в воронки от бомб. Вспыхнули посадочные огни — и вновь тьма; в иссиня-черном мраке у Ричарда закружилась голова. Вновь зажглись огни и опять погасли. Снова зажглись и погасли. Шел на посадку самолет, слышно было, как он приземлился и покатил по полосе.

Едва успели сесть три самолета, к ним уже подъехали грузовики с потушенными фарами. Рабочие вытаскивали из самолетов мешки. Огни вспыхивали и гасли. Кричали пилоты: «Живей, лежебоки! Сгружайте! Шевелись, черт подери!» Слышался американский, бурский, ирландский говор.

— Вот уроды, могли бы быть и повежливей, — возмутился толстяк. — Им бешеные деньги платят за каждый рейс.

— Они жизнью рискуют, — возразил рыжий.

— Грузчики, черт возьми, тоже.