размер посылки. Я в душе хохотал над его секретной почтой, а наружно, конечно, выражал сочувствие. Что поделаешь, такая наша служба,- закончил он.

– Яков Христофорович, обедать,- крикнула в это время из соседней комнаты его жена.

– Вот что, Агабеков. Не оставите ли вы мне документы на французском языке. Я хочу их почитать после обеда,- спросил Давтьян, вставая.

– Пожалуйста, тов. Давтьян. Только, чтобы не пропали.

– Что вы! Я их положу сюда в несгораемый шкаф, надеюсь, они будут в безопасности после установки вами сигнализации,- сказал он, смеясь.

Я вышел из кабинета, думая о Давтьяне. Во что превратился этот ветеран большевистской революции? Член партии с 1907 года, старая гвардия большевиков. Не прошло и десяти лет, как он стал членом правящей партии и уже выдохлась вся его революционность (если она когда-либо была.) Остался солидный, исполнительный чиновник советского правительства, живущий по циркулярам наркоминдельского Карахана. А ведь он – один из лучших. Другие – худшие, под согревающими лучами власти 'распустились' и показали подлинные физиономии садистов, шкурников, убийц…

– Товарищ Агабеков, зайдите к нам на минутку,- позвали меня из-за решетчатого окна секретно- шифровальной части, расположенной напротив посольского кабинета.

Постоянно запертая дверь раскрылась, и я вошел. В комнате два шифровальщика. Это испытанные во всех отношениях коммунисты, в большинстве состоявшие в шифровальных отделах Красной Армии еще во времена гражданской войны. Работая при посольствах, они фактически являлись сотрудниками специального отдела ГПУ и подчинены резидентам ГПУ.

– На ваше имя поступили пакеты из Тавриза, Пехлеви83 и Керманшаха84. Распишитесь пожалуйста,- сказал старший шифровальщик Шохин, передавая мне пакеты.- Затем у нас накопилось много старых секретных телеграмм, подлежащих сожжению. Опись уже составлена, может быть, у вас есть время просмотреть их и подписать акт, чтобы мы могли сжечь,- продолжал Шохин.

По инструкции ни одна бумага в полпредстве и торгпредстве не может быть уничтожена без ведома резидента ГПУ.

Я наспех просмотрел груду бумаг и, подписав акт об уничтожении их, вышел в коридор. Навстречу мне шел советник посольства Логановский.

– Здорово, Агабеков, пойдем ко мне, у меня есть дело к тебе,- попросил Логановский, и мы направились в его кабинет.

С Логановским у меня были совершенно иные отношения, чем с остальными членами миссии. Этот высокий болезненно-полный блондин, несмотря на свои 32 года, был такой же старый чекист, как и я. Он был резидентом ГПУ в Варшаве и в Вене и за активную деятельность в этих столицах ГПУ наградило его орденом Красного знамени. По приезде Трилиссер назначил его своим помощником, но Логановский со своим самостоятельным характером не смог ужиться со спокойным и южным Трилиссером. Ему пришлось уйти из иностранного отдела ГПУ, и он перешел на службу в Наркоминдел, где у него имелись старые связи по работе за границей. Но привычка – вторая натура. Логановский, не смотря на то, что уже два года, как ушел из ГПУ, никак не мог привыкнуть к чисто дипломатической деятельности и рвался к работе ГПУ, которая больше соответствовала его характеру. Как чекисты, мы с ним были в приятельских отношениях, и он часто мне помогал своими советами, приводя примеры из прошлой деятельности.

– Вот посмотри,- сказал Логановский, достав черного несгораемого шкафа и развернув на столе.- план нефтяных вышек в 'Майданэ Нафтум', разрабатываемых англо-персидской нефтяной компанией, эти кружки обозначают вышки. Их сотни в этом более богатом нефтью районе. Вот здесь тянется нефтепровод. Англичане без всякого напряжения добывают здесь колоссальные запасы нефти. Шестьдесят процентов индийского флота питается запасами нефти этой компании.

– Это все старо, говори прямо, к чему ты клонишь,- прервал я его.

– А вот к чему. У тебя прекрасно поставленная информационная работа. Спору нет. Но скажи, пожата, к чему она? Для сведения полпреда или же для сведения Москвы, где несколько чиновников в ГПУ подготовленные тобой материалы читают, размножают, рассылают и, сдав в архив, забывают? Разве это дело? Нет настоящего дела. А вот если уничтожить эти нефтяные промыслы, как ты думаешь, какой был бы ущерб для Англии – вдруг поставил вопрос Логановский.

– Да, но это тебе не Софийский собор,- ответил я улыбаясь и намекая на его работу на Балканах,- я тоже думал об уничтожении этих промыслов в случае войны с Англией и даже советовался со специалистами. Они сказали, что даже удачный налет эскадрильи аэропланов может разрушить лишь часть промыслов, но не сможет приостановить добычу нефти.

– Но чудак ты этакий! Нам разрушить все и не нужно. Важно, чтобы полученная нефть не шла к англичанам, а этого можно добиться массовым разрушением нефтекачек и нефтепровода. И вот я вчера получил доклад из Шираза85 от нашего консула Батманова, в котором можно найти разрешение этой задачи. Батманов пишет, что в районе нефтяных промыслов расположены два крупных племени: хафтлянги и чаарлянги86, которые вечно враждуют между собой из-за денежных пособий, получаемых от нефтяной компании. Всегда, если одно племя в дружбе с англичанами, другое находится во враждебных отношениях с ними. Так вот, почему бы вам не использовать эти племена к началу войны для полного разрушения промысловых машин,- говорил Логановский.

– Идея не плохая, только вопрос нужно детально разработать и попросить согласия Москвы,- ответил я.

– Если хочешь, я тоже со своей стороны напишу Трилиссеру,- предложил он.

– Буду очень благодарен за это,- ответил я, вставая.

Я шел, обдумывая план Логановского. Конечно, он прав. Нужно готовиться к войне заранее. О том, что война будет, что она должна быть, ни у Логановского, ни у меня не было и тени сомнения. Ведь к этому мы и шли всей нашей работой внутри и вне СССР. Нас занимал лишь вопрос начать войну в наивыгоднейший для нас момент, когда все политические и экономические условия налицо. Чтобы бить наверняка.

За моим столом я застал помощника Сурена. Он перебирал поступившие рапорты агентов, делая выписки. Я передал ему поступившие из провинций пакеты и сел помогать ему. Проработав с час, мы перешли в соседнюю комнату.

– Сегодня я имел интересную беседу с Логановским,- начал я после супа,- он предлагает организовать агентуру в племенах Южной Персии, для разрушения нефтяных промыслов в случае войны.

– Да, идея подготовки к войне дискутировалась в Москве еще до моего выезда сюда. У нас в ГПУ этим вопросом занялись в особенности после 5-го конгресса Коминтерна, на котором определенно констатировали неизбежность войны с империалистами. В связи с этим уже приступили к некоторой организационной подготовке аппарата ГПУ к войне,- сказал Сурен.

– В чем проявилась эта подготовка?- спросил я.

– До сих пор наши резиденты, как ты знаешь, работали при посольствах. Теперь же мы начали организовывать нелегальные резидентуры помимо посольств, в случае войны предполагается, что наши посольства будут арестованы или их попросят выбраться вон из той страны, при которой они акредитированы, и с выездом резидента прервется связь ГПУ с секретной агентурой. Если же будут нелегальные резиденты, то работа от высылки миссий нисколько не пострадает. По этому вопросу м Трилиссер делал специальный доклад на собрании иностранного отдела,- рассказывал Сурен.

– А как в отношении поддержки связи с Москвой? Ведь сейчас связь осуществляется через дипкурьеров, тогда же их не будет?- задал я вопрос.

– Это вопрос, как указывал Трилиссер в своем докладе, наиболее трудно разрешимый. Пока что решили , что нелегальный резидент будет посылать свои донесения через легального. Но, это, конечно, временная мера, пока не найдут подходящих путей. В Европе наши ребята уже работают нелегально. Даже в Турцию послали нелегально Блюмкина, который должен руководить работой на арабские страны,- ответил Сурен.

– Я вот думаю, а почему бы и в Персии не перейти на организацию нелегальной резидентуры? Мы никогда не можем быть уверены в поведении персидского правительства в случае войны. Тогда бы и вопрос о работе среди племен Южной Персии и Курдистана87 принял другой характер. Мы могли бы, нелегально проникнуть в эти районы, делать все, что угодно. А там вали, на кого хочешь. Да и ваши наркоминдельцы не мешали бы, не зная чьих рук дело,- обдумывал я вопрос вслух.