А неверную жену забросать камнями. Другой образ мыслей, другой образ жизни всегда вызывают негативную реакцию от враждебной настороженности. Не обязательно принимать чужой образ жизни, но понимать – необходимо.

Кичин выжил во многом благодаря врачу, оказавшемуся в лагере, – представителю Красного Креста арабу Адибу Фараху. Молодой врач самоотверженно боролся за жизнь тяжело раненного русского офицера и сумел победить. К концу второй недели стало ясно, что Виктор Кичин идет на поправку. Документы его почти все сгорели, и никто даже не догадывался, что он старший лейтенант, офицер военной разведки. Считали, что он обычный пехотный командир, попавший в плен во время сражения. Если бы кто-нибудь узнал правду, Кичиным сразу занялись бы представители американских или пакистанских спецслужб.

Еще через неделю в лагерь приехал сам шейх Курбан.

Один из первых, кого он навестил, был пленный советский офицер.

– Хочу тебя обрадовать, – заявил шейх, – все твои люди освобождены. Они вернулись к своим благодаря помощи таджикского Барса. Ты знал такого?

Конечно, Кичин знал своего командира, тогда еще подполковника, Акбара Асанова, или Барса, как его называли в Таджикистане. Но особенно показывать этого здесь не стоило.

– Слышал о таком, – сказал Кичин переводчику. Он немного понимал пушту, на котором говорили в лагере, но решил этого не показывать.

– Барс дал мне слово всегда хоронить погибших мусульман по нашему, мусульманскому обычаю. Как думаешь, он сдержит свое слово?

– Если дал, значит, сдержит, – быстро ответил Кичин.

– Мы тоже так думаем. Тебя мы тогда не могли отпустить. Ты был очень плох. А здесь далеко до «шурави». Не пытайся отсюда бежать, офицер, у тебя ничего не выйдет, – показал шейх Курбан на горы, – эти горы без проводника не пройти. А в одиночку ты просто погибнешь.

– Вы хотите меня держать все время здесь? – спросил Кичин.

– Увидим, – ничего не сказал конкретного шейх и вышел из палатки.

А потом потянулись томительные дни. Кичину разрешали ходить по лагерю, и он постепенно знакомился со стариками, живущими здесь со своими семьями, с детьми, играющими среди палаток, с молодыми моджахедами, ушедшими в горы от бомбардировок своих кишлаков и взявшими в руки оружие, чтобы защитить свои земли и свои семьи. Многие бежали в горы только из-за необъяснимого страха перед «шурави». Другой образ жизни, атеизм безбожников вызывали страх сильнее, чем реальные снаряды и выстрелы.

Кичин, разговаривая с простыми людьми, вникая в их нехитрый житейский быт, узнавая их привычки и особенности, начинал понимать, какой страшной трагедией обернулась война для афганцев. Авантюризм афганских политических деятелей, недальновидность советского руководства, отсутствие гибкости у военного командования стали основными источниками того массового исхода людей, который начался по всей стране с начала восьмидесятых. Любая война являет собой зло в первозданном, почти рафинированном виде, включая в себя все необходимые компоненты насилия, надругательства, отсутствия любых прав граждан, беззакония, попрания божеских и человеческих норм. Но гражданская война, усугубленная военной интервенцией, есть зло еще более страшное и горькое, когда множатся в любых количествах Каины, убивающие братьев своих, и глас божий вопиет: «Где брат твой, Авель?»

Горький осадок «афганского синдрома» как-то смазал то обстоятельство, что в Афганистане идет гражданская война до сих пор, и тысячи граждан одного государства убивают своих соотечественников, единоверцев, братьев по крови. В некоторых афганских семьях зеркально повторялась ситуация типичной гражданской войны, когда старший сын, ушедший в город на заработки, является командиром роты или батальона, активистом Народно-демократической партии Афганистана, а младший брат, выросший в кишлаке, – командиром отряда моджахедов. И несчастная мать молит Аллаха о сохранении жизни обоим сыновьям.

В таких условиях отношение моджахедов, за редким исключением, к представителям Советский Армии было куда более мягким, чем к представителям собственного народа. Таких афганцев обычно ждала мучительная смерть. Кичина особенно потряс один случай, происшедший спустя месяц после его пленения.

В одном из тяжелых сражений афганская семья потеряла сразу пятерых: отца и четверых сыновей. В живых остались только мать и младшая дочка тринадцати лет. Ошеломленный Кичин видел, как тяжело оплакивала свое горе женщина. И на следующий день привела за руку свою единственную дочь, последнего из оставшихся в живых члена семьи, и попросила принять ее вместо погибших братьев. Война постепенно становилась воистину народной, а победить целый народ, как известно, нельзя. Его можно только уничтожить.

Дети полюбили мягкого, доброго «дядю Вита» и часами просиживали в его палатке. Он, работавший на фабрике игрушек перед поступлением в вуз, теперь начал вспоминать обретенные ранее навыки, мастеря детишкам забавные игрушки. В один из таких дней к нему снова пришел шейх Курбан. После того как испуганные дети покинули палатку, шейх произнес, попросив переводчика переводить:

– Ты довольно давно живешь в нашем лагере. Больше месяца. Мы изучали тебя, ты изучал нас. Дети любят тебя, говорят, ты добрый. Но ты скрыл от нас, что не командовал в том бою своими людьми. Там был командир – капитан Симонов.

– Да, – ответил, дослушав переводчика, Кичин, – но после его смерти командовал я.

– Мы не можем найти данных о тебе в твоей воинской части, – нахмурился шейх. – Может, ты не старший лейтенант, а у тебя другое звание. Может, у тебя другое имя. Солдат твоих мы давно отпустили и теперь узнать не можем, как твое настоящее имя.

Кичин насторожился. Ему с самого начала был неприятен этот разговор. Он представился Виктором Косолаповым, по имени своего погибшего в прошлом году товарища, решив скрыть свою настоящую фамилию.

– Зачем мне скрывать свое имя? Тем более свое звание. Я носил погоны не для того, чтобы вы меня забрали в плен, – ответил он.

– Да, – явно смутился шейх, – это правда. Но мы не до конца верим тебе. Поэтому мы хотим испытать тебя – примешь ли ты мусульманскую веру?

Кичин смутился. С одной стороны, он был воспитан как убежденный атеист, каким положено было быть военному разведчику, коммунисту. С другой – он понимал, достаточно ему отказаться, и подозрения шейха усилятся тысячекратно. Он должен принимать решение.

– Я не знаю вашего языка, – осторожно ответил он.

– Этому мы тебя научим, – усмехнулся шейх.

– Но я не знаю и вашей религии.

– Это тоже не такая проблема. Тебя научат основным принципам шариата. А учиться этому можно всю жизнь. Кроме того, ты сможешь читать наши книги и на русском языке. Они специально отпечатаны для таких безбожников, как ты.

Колебаться больше не имело смысла. Он мог вызвать только подозрения.

– Хорошо, – кивнул Кичин, – когда это случится?

– Не так быстро, как ты думаешь, – сказал шейх, – для этого ты должен сначала многому научиться.

С этого дня Кичин начал отпускать бороду и усы. Конечно, можно было просто послать шейха ко всем чертям, сказать свое настоящее имя и принять мученическую смерть. Но молодой парень двадцати семи лет меньше всего подходил на роль мученика.

А жизнь была так прекрасна.

С этого дня с Кичиным стал заниматься местный мулла, обучавший его языку и главным положениям корана. Знакомясь с основными постулатами мусульманской религии, Виктор Кичин удивлялся ее простоте и пониманию. Он, никогда не изучавший историю религии, с огромным удивлением узнал, что мусульманский мир почитает и пророка Иисуса Христа, и его мать Деву Марию, и чисто библейских персонажей – Авраама, Гавриила, Моисея.

Он постигал мудрость, заложенную в книгах полуторатысячелетней давности, с удивлением замечая, что начинает верить этим истинам больше, чем лекциям своих преподавателей по атеизму. Некоторые