Посмотрели люди на небо, увидели сразу три луны: одну белую и две в крови. Подумали — убили двух, третий остался.
Вскрикнула Гюляш-Ханым. Вбежал Черкес-бей. В долгом поцелуе слились уста. Мелькнуло лезвие ятагана, и покатились две головы любивших.
Оттолкнул Черкес-бей тело Гюляш-Ханым и женился в ту же ночь на старшей дочери хана.
Потому что не должен мужик жалеть бабу.
* * *
Теперь от Солгатского дворца остались одни развалины. Совсем забылось имя Гюляш-Ханым. Но в осеннюю пору, когда у местных татар играют свадьбы, в лунную ночь видят, как на том месте, где был дворец хана, встречаются две тени. И спрашивает одна:
— Зачем ты погубил меня?
И отвечает другая:
— Я любил тебя.
Легенда относится к тому времени, когда побережье Крыма от Судака до Балаклавы находилось в руках греков, а вся степная часть полуострова — во власти татар, то есть ко времени после первой половины XIII века, времени вторжения в Крым татар. В этот период, до утверждения династии Гираев (в первой половине XV века) главным центром татарского владычества в Тавриде был город
Легенда эта, как и последующая, рассказана бывшим заведующим феодосийским музеем древностей — Степаном Ивановичем Веребрюсовым. В несколько иной редакции она помещена в Легендах Крыма — В. X. Кондараки.
Гибель Гирея
Золото и женщина — две гибели, которые ждут человека, когда в дело вмешивается Шайтан.
Если высохла душа, дряблым стало тело — тогда золою.
Если кипит еще кровь, и не погас огонь во взоре — тогда женщина.
Шайтан знает, как кому угодить, чтобы потом лучше посмеяться.
* * *
Казалось, не было на земле хана умнее солгатского, казалось, могущественный Арслан-Гирей имел все, чтобы быть довольным. Сто три жены и двести наложниц, дворец из мрамора и порфира, сады и кофейни, бесчисленные табуны лошадей и отары овец Что еще было желать?
Казалось так.
Но по ночам приходил к Гирею кто-то и тревожил его мысль:
— Все есть, только мало золота
— Откуда взять много золота? — спрашивал сам себя Гирей. И не спал до утра.
И вот раз, когда пришли к нему беки, велел им созвать мудрецов со всего ханства. Не знали беки — для чего, и каждый привел своего приятеля, хоть бы он и не был мудрец:
— Средство хочу, — объявил хан, — чтобы камень золотом становился.
Подумали беки и мудрецы: «Помешался хан, если бы можно было так сделать, давно бы люди сделали».
Однако сказали:
— Воля падишаха священна. Дай срок.
Через неделю попросили:
— Если можешь, подожди.
А через две недели, когда открыли рот, чтобы просить нового срока, хан их прогнал.
Умный был хан.
— Пойду сам поискать в народе мудреца, — решил он.
Беки отговаривали:
— Не следует хану ходить в народ. Мало ли что может случиться. Может услыхать хан такое, чего не должно слышать благородное ухо.
— Все же пойду.
Оделся дервишем и пошел.
Правду сказали беки. Много обидного услышал Гирей и о себе и о беках, пока бродил по солгатским базарам и кофейням. Говорили и о последней его затее:
— Помешался хан, из камня золото захотел сделать.
А иные добавляли:
— Позвал бы нашего Кямил-джинджи, может быть, что и вышло.
— А где живет Кямил-джинджи?
И хан пошел к колдуну; рассказал ему, чего хочет.
Долго молчал джинджи.
— Ну, что же?
— Трудно будет… Если все сделаешь, как скажу, может, что и выйдет.
— Сделаю.
И хан поклялся великою клятвою:
— Да ослабеют все три печени, если не сделаю так. И повторил:
— Уч талак бош олсун.
Тогда сели в арбу и поехали. Восемь дней ехали. На девятый подъехали к Керченской горе.
— Теперь пойдем.
Шли в гору, пока не стала расти тень. А когда остановились, джинджи начал читать заклинание.
На девятом слове открылся камень и покатился в глубину, а за ним две змеи, шипя, ушли в
