чем, я думаю, это Пит, лежащий гдето на таком же столе, пока они пытаются заставить его выдать информацию, которой у него даже нет…

- Китнисс, Китнисс, мне жаль. - Голос Финника идет от кровати, стоящей рядом с моей, и проскальзывает в мое сознание. Возможно, потому что у нас общий вид боли. - Я хотел вернуться за ним и Джоанной, но не смог сдвинуться.

Я не отвечаю. Благие намерения Одейра означают даже меньше, чем ничего.

- Для него это лучше, чем для Джоанны. Они выяснят, что он ничего не знает довольно быстро. И они не станут убивать его, если посчитают, что смогут использовать его против тебя.

- Как приманку? - говорю я в потолок. - Так же, как они будут использовать Энни, Финник?

Я слышу, как он плачет, но меня это не волнует. Они, вероятно, даже не попытаются выпытать у нее чтонибудь, она ушла. Ушла сразу и навсегда несколько лет назад на Голодных Играх. И у меня хорошие шансы отправиться по тому же пути. Возможно, я уже схожу с ума, и ни у кого не хватает мужества сказать мне об этом. Я чувствую себя достаточно сумасшедшей.

- Мне жаль, что она не была мертва, - говорит Финник. - Мне жаль, что они все не были, как и мы. Так было бы лучше.

Ну, на это нечего ответить. Мне трудно спорить, ведь я сама шла со шприцом на поиски Пита, чтобы убить его, когда нашла их. Я действительно хочу, чтобы он был мертв? То, что я хочу… Я хочу его обратно. Но теперь я никогда не смогу его вернуть. Если даже сила мятежников смогла бы както свернуть Капитолий, то, можно быть совершенно уверенным, президент Сноу успеет перерезать Питу горло. Я никогда не верну его. Таким образом, смерть лучше.

И Пит будет знать это, или он продолжит бороться? Он очень сильный и такой хороший лгун. Решит ли он, что у него есть шанс выжить? Будет он вообще волноваться об этом? В любом случае, он этого не планировал. Он уже поставил крест на своей жизни. Вероятно, если он знает, что я спасена, он даже счастлив. Чувствует, что выполнил свою миссию, помог мне остаться в живых.

Думаю, я ненавижу его даже больше, чем Хеймитча.

Я сдаюсь. Прекращаю говорить, отвечать на вопросы, отказываюсь от пищи и воды. Они могут накачивать в мою руку все, что угодно, но это неважно, когда человек потерял волю к жизни. У меня даже есть забавное мнение, что если я действительно умру, Питу позволят жить. Не как свободному человеку, а как безгласому или чтото вроде, ожидающему будущих трибутов из Дистрикта номер двеннадцать. Тогда, возможно, он смог бы найти какойнибудь способ сбежать. На самом деле моя смерть все еще могла спасти его.

Если даже не могла, не важно. Можно умереть назло. Наказать Хеймитча, который, такой же гнилой, как и все люди в этом мире, заставил меня и Пита быть частью своих игр. Я доверяла ему. Отдала ему в руки все, что было мне дорого. А он предал меня.

- Видишь, именно поэтому никто не позволят тебе разрабатывать планы , - сказал он.

Верно, никто в здравом уме не позволил бы мне разрабатывать планы. Потому что я, очевидно, не могу отличить друга от врага.

Много людей приходит говорить со мной, но я делаю так, чтобы все их слова звучали, как щелчки насекомых в джунглях. Бессмысленные и отдаленные. Опасные, но только если вблизи. Всякий раз, когда слова начинают становиться различимыми, я издаю стоны, пока они не введут мне еще обезболивающего, и вещи не вернутся на свои места.

До того момента, как я открываю глаза и нахожу того, кого я не могу заблокировать, смотрящим на меня. Того, кто не будет просить, объяснять или думать, что сможет изменить мое решение мольбами, потому что только он знает, как я устроена.

- Гейл, - шепчу я.

- Привет, Кискисс. - Он наклоняется и убирает волосы с моих глаз. Одна сторона его лица была обожжена сравнительно недавно. Его рука на перевязи, и я могу видеть бинты под его шахтерской рубашкой. Что с ним произошло? Откуда он здесь? Чтото плохое случилось дома.

Это не столько забывание вопросов, связанных с Питом, сколько напоминание о других. Все, что требуется, один взгляд на Гейла, и они врываются в настоящее, требуя, чтобы их признали.

- Прим, - задыхаюсь я.

- Она жива. Как и твоя мама. Я вывел их вовремя, - отвечает он.

- Они не в Дистрикте12? - спрашиваю я.

- После Игр они послали самолеты. Сбросить зажигательные бомбы. - Он колеблется. - Ну, ты же знаешь, что стало с Котлом.

Я знаю, я видела, как он горел. Тот старый склад, заполненный угольной пылью. Целый дистрикт был покрыт ею. Новый ужас начинает подниматься во мне, когда я представляю зажигательные бомбы, падающие на Шлак.

- Они не в Дистрикте12? - повторяю я. Как будто если я буду говорить это, то все окажется неправдой.

- Китнисс, - говорит Гейл мягко.

Я знаю этот голос. Тот же, что он использует, чтобы приблизиться к раненым животным, прежде чем нанести смертельный удар. Я инстинктивно поднимаю свою руку, чтобы остановить его слова, но он ловит ее и крепко сжимает.

- Не надо, - шепчу я.

Но Гейл не из тех, кто держит от меня секреты.

- Китнисс, нет больше Дистрикта12.

[1] Полмили - примерно 800 метров

[2] 10 футов - 3 м.

[3] 10 футов - примерно 3 м.

[4] Икэбана - традиционное японское искусство аранжировки; создание композиций из срезанных цветов, побегов в специальных сосудах и размещение их в интерьере.

[5] 35 футов - примерно 10,5 м

[6] 20 футов - примерно 6 м.

[7] Марвел (англ. «Marvel») - чудо, диво, замечательная вещь.

[8] 40 футов - примерно 12 м.

[9] 12 квадратных футов - примерно 1 квадратный метр .

[10] «The fire catches» - здесь ссылка на оригинальное название книги - «Catching Fire».

[11] 5 миль - примерно 8 км.

[12] 10 футов - примерно 3 м.

[13] 100 ярдов - примерно 91 м.

[14] 1 миля - примерно 1,6 км.

[15] 20 футов - примерно 6 м., 25 футов - примерно 7,5 м.

[16] 6 футов - примерно 1,83 м.

[17] «Гайка и Вольт» (англ. «Nuts and Volts») - американский ежемесячный журнал для «мастеров на все руки»: инженеровконструкторов, техников, экспериментаторов и т. д.

[18] Саван - это одежда для усопшего или покрывало,