Старик покачал головой и что-то произнес на грубом, горловом языке, стоя прямо посреди дороги и воздев худые руки. Он был в поношенном белом плаще, сквозь седую бороду поблескивало золотое ожерелье с пестрым камнем в форме яйца. На лысеющей голове был венок из дубовых листьев, и Квинт расхохотался.

– Самое смешное зрелище со времен Сатурналий, – бросил он Луцию.

– Заткнись! – злобно рявкнул Флакк через плечо. Затем он подозвал переводчика. Тот подошел и отдал салют.

– Узнай, чего хочет старый козел, – сказал Флакк, – и побыстрее, или я его задавлю.

Переводчик снова отсалютовал и обратился к старику в белом плаще. Сам переводчик был британским заложником, взятым во время кампании Клавдия семнадцать лет назад и увезенным в Рим, где он провел все эти годы и прекрасно владел латинским языком. Это был высокий, костлявый, светловолосый человек средних лет. Имя у него было совершенно непроизносимое – что-то вроде «Ниамхвайии», поэтому римляне называли его его Навин.

– Этот старик, – сказал Навин, повернувшись наконец к Флакку, – наш Вер… – он осекся, и быстро поправился: – То есть, он один из британских жрецов, господин, Друид. Его имя – Конн Лир, он очень важный человек.

Навин смолк, и Квинт, наблюдая, неожиданно ощутил, что старик каким-то образом понимает латынь и поэтому внимательно слушает переводчика. После паузы Навин продолжал:

– Конн Лир пришел предупредить тебя, господин, чтобы ты не ходил в глубь страны со своими воинами. Он говорит, что мы должны при первой возможности вернуться в Галлию. Что его народ не хочет больше римлян на своей земле.

– Что! — Флакк разрывался между яростью и удивлением. – Ты посмел повторить мне эту наглую чепуху? Навин, ты свихнулся, и уж, конечно, старик тоже.

– Возможно, господин, – ровно произнес Навин. Его светло-голубые глаза глянули прямо в черные офицерские. – Но именно это он и сказал. Жрец внезапно положил руку на плечо переводчика и проговорил что-то еще – быстро и серьезно. Навин выслушал, затем повернулся к Флакку. – Он говорит, что он не хочет вреда римлянам, но все знамения и гадания предвещают ужасные беды. Священный заяц проезжал через Стоунхендж, великий круг камней на западе. Омела выросла на трех дубах возле Святого Источника Мабона, и море возле Колчестера стало красно, как кровь. Британские боги сказали: Возвращайтесь!

– Тьфу! – Флакк плюнул на дорогу к ногам жреца. – Взять его! – крикнул он Квинту. – Свяжи его и приволоки с нами. Мы докопаемся до дна этой истории, когда прибудем в гарнизон.

Квинт спрыгнул с седла, радуясь приказу. Так это друид! – думал он с жестоким возбуждением. Один из тех жрецов в белых одеждах, что убили его прадеда. Упоминание круга камней и омелы усиливало эту уверенность.

– Эй, седая борода, – воскликнул он надвигаясь на молчавшего друида и вытаскивая ременную петлю, чтобы скрутить старику руки, – иди сюда!

– Nego! – ответил старик по-латыни, и добавил что-то по-кельтски. Навин, бесстрастно стоявший рядом, перевел:

– Он говорит, что вы не имеете права ни связывать, ни принуждать его. Он пришел только предостеречь.

Квинт неизвестно почему заколебался. В горящем пристальном взгляде старика была непонятная сила.

– Поторопись, Квинт Туллий! – заорал Флакк, натягивая уздечку. —Тащи его в обоз – ты задерживаешь продвижение.

Квинт протянул руки с веревкой… и вдруг они словно наткнулись на невидимую стену. Зрение Квинта на миг замутилось, все, что он мог видеть – горящие глаза друида. Затем возник белый вихрь, и он услышал яростный вопль Флакка: – Во имя всех богов! Дурак, ты позволил ему уйти! Беги за ним!

– Бесполезно, господин, – холодно сказал Навин. – Друиды владеют магией и у них много скрытых убежищ в лесах.

Квинт, моргая, покраснел.

– П-прошу прощения. Я не знаю, что случилось… эти глаза…

Флакк, что еще удивительнее, не разразился потоком ругани, которой обычно приводил к порядку своих подчиненных. Напротив, он прикусил губу и бросил настороженный взгляд на рощу, где исчез друид. – В этой адской стране, – произнес он, переводя дыхание, – случаются странные вещи… ну, неважно. Старик безумен. – Он пришпорил коня и вскинул руку с мечом, в знак того, чтобы остальные продолжали марш.

Весь день и часть следующего, пока они не достигли Лондона, Квинт пребывал в смущении и замешательстве из-за того, что каким-то непостижимым образом их одурачил старый друид. Он пытался потолковать об этом с Луцием, но тому это вскоре надоело, и он принялся бубнить все известные ему любовные песни, а особенно одну, сочиненную самим императором Нероном, когда тот пребывал под чарами красавицы Акты. Повторяя имя прелестной греческой танцовщицы, Луций силился утолить тоску по дому и забыть о дожде, который зарядил снова. Но Квинт все еще думал о встрече с друидом, изза которой древняя история стала еще ярче и живей, чем в Риме, и пока они двигались дальше, он снова и снова возвращался к тому, что слышал от отца и старался припомнить новые подробности.

Прадед Квинта Гай Туллий был пленен британцами ровно сто четырнадцать лет назад, когда Юлий Цезарь попытался завоевать эту страну.

Гай в то время был офицером римской армии – центурионом, или капитаном Седьмого легиона. Тогда его легион перевели в Галлию, откуда Цезарь готовил вторжение.

Годом раньше Цезарь уже предпринял короткую экспедицию в Британию, но великому полководцу не повезло. Даже хуже, как сплетничали в Риме – он проявил себя плохим стратегом. Римляне прежде никогда не видели таких приливов, как в Северном море, ни таких стремительных, жестоких штормов, и на их флот обрушился ряд катастроф. Кроме того, британцы проявили себя истинными бойцами, отчаянно сопротивлявшимися засилью римлян. Цезарь вынужден был вернуться в Галлию и решил предпринять