Может ли информация, так щедро полученная от нас заинтересованными лицами, осложнить прохождение материала на газетную полосу? Да, может, если редакционное руководство не проявит должной стойкости и принципиальности в ответ на телефонные звонки и телеграммы, предупреждающие опубликование материала; если наше поведение в командировке не было безупречным; если наши очерки окажутся недостаточно убедительными и доказательными.
На этом я прерву перечисление ситуаций, каждая из которых требует своих методов сбора материала. Всех ситуаций все равно не перечислить и на любой случай рецепта не дать. Важно другое: понимание того, что журналист должен проявлять в командировке гибкость ума, чуткость к условиям, в которых он работает, разнообразность тактики, изобретательность в подходах, артистизм в исполнении — иными словами, весь свой талант, дабы в каждой конкретной ситуации найти оптимальное решение и обеспечить сбор материала. Однако выбор средств для достижения цели не должен быть ему безразличен хотел бы, чтобы эта мысль прозвучала громче остальных.
Завязываю по сему поводу несколько «узелков на память», уже не разделяя сбор материала на положительную и негативную темы.
1. Довольно часто нам приходится решать одновременно две, казалось бы, несовместимые задачи: с одной стороны, обеспечивать поток материала в наш блокнот, причем материала убедительного, и для этого вскрывать конфликты, сталкивать людей, заставлять их открыто себя проявлять, а с другой стороны, максимально охранять душевный покой людей, с которыми имеем дело, не допускать кривотолков, пресекать скороспелые «меры» со стороны руководства и для этого, говоря образно, не тревожить раньше времени поверхность «озера», «не делать волн». Как быть? Чем жертвовать? То ли душевным покоем людей во имя качественного сбора материала, то ли сбором материала во имя покоя людей?
Полагаю, чисто теоретическое решение такой профессиональной коллизии отсутствует. Однако, думается, во имя дела, справедливости следует освобождаться от лишней, подчеркиваю — именно лишней, щепетильности и от избытка, подчеркиваю — именно от избытка, благородства. В этом смысле допускаю аналогию со следователем, который выясняет у родственников обстоятельства насильственной смерти близкого им человека: обязанный быть предельно тактичным, следователь тем не менее не освобождается от необходимости установить истину.
Все дело, таким образом, в степени нашей тактичности, корректности и чуткости. Она должна быть продиктована конкретной обстановкой, реальным состоянием коллектива, в недрах которого собирается материал, и особенностями характера отдельных его членов. Все это журналист обязан, по-моему, знать заранее, а на «заранее» всегда необходимо время. Стало быть, если без ханжества отвечать на поставленный вопрос, надо прийти к такому ответу: журналисту нельзя врываться в тему, в нее следует входить медленно и осторожно, часто оглядываясь по сторонам, останавливаясь и все примечая, строя работу по принципу «тише едешь — дальше будешь». Тогда он обеспечит и сбор материала без дополнительных помех, и покой окружающих, и нормальное прохождение очерка на газетную полосу.
2. Когда тема связана с острым конфликтом и разоблачениями, лучше, считаю, ехать в командировку не в одиночестве, а вдвоем или даже с бригадой. На худой конец, если редакция не в силах проявить щедрость, надо обращаться к помощи коллег из местных газет или людей совершенно посторонних, при молчаливом участии которых проводить все сложные и ответственные разговоры, — разумеется, с согласия собеседников.
Что это дает? Ведь с одинаковым успехом можно опровергать как одного журналиста, так и в паре с другим и даже целую бригаду! Если человек надумает отказаться от своих слов, какая, казалось бы, разница, в чьем присутствии они произносились? Ан нет! — есть разница. Участие «немого» свидетеля психологически воздействует на собеседника, помогает ему говорить правду, дает уверенность в том, что его позиция не будет искажена, и феноменальным образом мешает впоследствии отказаться от того, что он говорил. Почему так происходит — пусть объясняют специалисты-психологи, но факт остается фактом. Кстати сказать, на этом же держится институт понятых, в присутствии которых следственные работники проводят, положим, обыски: и для обыскиваемых, и для производящих обыск понятой — человек посторонний, незнакомый, и тем не менее его присутствие магически воздействует на участников процедуры, как бы гарантируя соблюдение закона «со всех сторон». Добавлю к сказанному: я заметил, что вера журналисту в его собственной редакции также значительно возрастает, если он действовал в командировке «при свидетеле».
И еще следует помнить, что наши «свидетели» — газетчики, работники прокуратуры или бухгалтеры — являются людьми «местными». Мы уедем, а они останутся! И наивно полагать, что их участие в сборе негативного материала вызовет любовь со стороны «потерпевших» и местного руководства. Стало быть, привлекая к работе таких товарищей, мы обязаны брать на свои плечи всю ответственность за их дальнейшую судьбу, гарантировать защиту, если в том будет необходимость. Иначе мы не вправе обращаться к «местным» за помощью.
3. А как быть, если собеседник требует сохранения в тайне разговора с журналистом, если он говорит «не для печати»? Я бы ответил на вопрос так. В принципе решать «для печати» или «не для печати» должен не собеседник, а журналист. Мы не заставляем людей говорить, и, уж коли они открыли рот, тем самым лишили себя права требовать от журналиста молчания. Тем более, если речь идет о вещах, имеющих общественный интерес. Разумеется, из правила могут быть сделаны исключения. Вот уж воистину «не для печати» интимные стороны жизни собеседника, его сугубо личные отношения с людьми, не вызывающие общественного интереса.
Другое дело — сохранение в тайне самой процедуры разговора. Тут мы, по-видимому, полностью во власти наших собеседников, больше того, предвосхищая их желание, сами должны обеспечивать условия для нормальной беседы. Многие люди не умеют разговаривать в чьем-то присутствии, особенно в присутствии своих руководителей, даже если вовсе не намерены кого-либо разоблачать. Хвалить в глаза тоже небольшая радость. Для того, чтобы почувствовать себя раскованным, стать откровенным и непосредственным, ожить, внести в разговор нечто личное, родить мысль, выразить ее собственными, а не чужими словами — для всего этого собеседник должен остаться с журналистом наедине.
Стало быть, для работы нам необходимо отдельное помещение. Я не стесняясь прошу его у руководителей и не помню случая отказа, хотя и понимаю, что просьба вызывает подозрение и заставляет нервничать. Бывает даже так, что собеседник, едва покинувший журналиста, тут же приглашается в кабинет своего начальника для «допроса с пристрастием». И это все же лучше, чем «зажатый» разговор при участии вполне благожелательно настроенного руководителя.
4. Собирая материал, особенно негативный, я заранее составляю список лиц, встреча с которыми обязательна. Не нужна, а именно формально обязательна, хотя вовсе не исключаю совпадения в одном случае и нужности, и обязательности встречи. Это необходимо для того, чтобы будущая статья не подвергалась рекламации по относительно формальной, но, увы, всегда серьезной и принимаемой руководителями газеты причине, типа: «Ваш корреспондент не встретился с человеком, рекомендованным нами для прояснения ситуации!» и т. д.
Убежден, лучше не пожалеть в командировке нескольких часов, чем тратить потом дни, недели и месяцы на трудные объяснения по поводу того, почему «не встретился», «не прояснил» и «не выслушал». Тем более что такое наше поведение, особенно при сборе негативного материала, действительно неправомерно и справедливо оценивается как предвзятость.
Спасаясь от рекламации, с одной стороны, и обеспечивая всесторонность ознакомления с проблемой — с другой, я обычно предлагаю «героям» собственноручно составлять списки своих защитников и заранее предупреждать меня о «врагах», да еще с указанием причин, по которым они стали «врагами». Затем добросовестно опрашиваю всех. Картина как на ладони. Реализовано право «героя» на защиту. А будущая публикация обеспечена непробиваемыми доказательствами, приведенными со всех сторон.
Теперь о «визитах вежливости». Мы, полагаю, обязаны их делать, посещая руководителей коллективов и прочих ответственных товарищей, которые — среди журналистов нередко бытует именно такое мнение — всегда «защищают честь мундира». стараются «замазать или сгладить» картину и не желают «выносить сор из избы». Так это или не так — вопрос особый, не хочу касаться его мимоходом, он заслуживает весьма серьезного изучения. Но сейчас о другом: об абсолютной неприемлемости подобного априорного отношения к руководителям коллективов. Стоя на такой «платформе», мы обрекаем себя на дополнительные трудности при сборе материала. Да, нас могут любить или не любить, но с нами всегда
