Она посмотрела на меня своими огромными серыми глазами.

— Было интересно. Немного затекли ноги. Но я ведь молодец, правда?

— Конечно! Ты поймала преступника за руку в самом прямом смысле этого слова.

Валанов стоял некоторое время словно истукан, а когда пришел в себя, увидел, что я жестом приглашаю его подойти ко мне.

Смертельно бледный Михаил Константинович выполнил мою просьбу.

— Не подскажете, кого это мы задержали?

— Апрельев Анатолий Максимович, заведующий терапевтическим отделением.

Теперь я была уверена, что эта персона дважды прямым или косвенным образом появлялась на горизонте. В первый раз, когда санитарка отнимала у Гришеньки деньги, отданные ему наивной Таней Ивановой за парковку… Именно тогда прозвучало это имя-отчество — Анатолий Максимович.

Во второй раз совсем недавно, когда мы вместе с Трофимовским прогуливались по коридору. Реагируя на шумную выходку Гришеньки, Апрельев покинул свое рабочее место и приказал санитарам восстановить порядок в отделении.

Воистину, убийцы живут среди нас.

Через минуту в палате остались только пациенты. Местное начальство пошло разбираться с Юговым, или он пошел разбираться с ними. Наплевать! Пленка отправилась к себе в палату делиться впечатлениями, а мы с Валановым уединились на лавочке во дворе.

— Я недооценил вас, — признался он.

Мне было приятно слышать подобное признание от убеленного сединами человека.

— А я вначале думала о вас очень плохо. Было похоже, что все происходящее — дело ваших рук. И действительно: самый авторитетный врач в больнице, обладающий большими возможностями по сокрытию улик. К тому же вы так много рассказали мне о препарате, который официально не применяется в России. Я уж было подумала, что в дальнейшем вы будете использовать это в качестве оправдания. Зачем, мол, мне говорить столь подробно о веществе, которым я травлю людей? Вы ведь не сказали мне, что год назад побывали в Англии, на международном симпозиуме, где прозвучал большой доклад, посвященный именно даблнаролфину?

— Откуда вам это известно? — изумился старик.

— Пришлось съездить в университет к подруге эксперта-криминалиста Леновской. Ее зовут Надежда Константиновна Павлова. Она и поделилась воспоминаниями. Вы были с ней в одной группе. А вот что было дальше, я не знаю. Каким же образом препарат стали подмешивать в банки?

Валанов вздохнул и посмотрел по сторонам, то ли собираясь прибить меня, то ли поцеловать.

— Вы можете обещать мне…

— Я вам ничего не могу обещать, доктор. Если Апрельев назовет вас сообщником, а он это скорее всего сделает, то все, что вам светит, это снисхождение судьи, связанное с вашим добровольным признанием.

— Он ничего никому не скажет.

— Объясните.

— Единственный канал, по которому в Тарасов доставляется даблнаролфин, контролирую я. Анатолий Максимович очень привязался к препарату и теперь полностью зависит от меня. Поверьте, он сам себе не враг.

— Что за канал?

— Обещайте мне, что вы не перекроете поставку лекарства. Я расскажу вам, как это все делалось, но только вам. Надеюсь, вы поверите в честность моих слов и в то, что, если у меня не будет доступа к этому препарату, десятки больных, пытающихся справиться с наркотической зависимостью, будут проходить все круги ада, прежде чем вновь станут здоровыми.

— Рассказывайте, Михаил Константинович.

— После того как я вернулся из командировки, ко мне зашел Апрельев и начал расспрашивать о результатах поездки. Я поделился с ним в общих чертах, но ему этого было мало. Ни с того ни с сего он стал интересоваться новыми препаратами, освобождающими от пристрастия к наркотику. Естественно, я рассказал о даблнаролфине. Это был последний писк науки, из тех, что уже вполне легально применялись в больницах туманного Альбиона.

Он рассказал, что видел, как мучаются мои пациенты, и попросил помочь его дочери без лишней огласки и как можно более эффективно.

Вы же понимаете, наркомания — это беда. И если ваш ребенок попал в переплет, то вытаскивать его надо немедленно, стараясь проделать это с наименьшими мучениями и последствиями.

Я связался с коллегой, живущим в Лондоне, и попросил его прислать мне несколько упаковок прямо в бандероли. Имя его я никому не скажу, даже если меня будут пытать. И Стивен… — Валанов осекся — куда бы деться от этой старости, — Стивен не отказал, хотя это и было весьма рискованно — достать этот препарат практикующий врач в состоянии, и он довольно дешев, но вот пересылать его за рубеж — дело опасное, даже если ты на все сто уверен, что специально обученная собака на таможне ничего не почувствует.

— Все получилось?

— Да, я вернул дочь Апрельева к полноценной жизни. За время лечения он так или иначе узнал обо всех свойствах даблнаролфина, в частности, о том, что этот препарат трудно обнаружить, и о том, что он вызывает привыкание после долгого применения.

Мы используем одну гадость, чтобы избавить человека от привычки потреблять другую, более опасную гадость, именно здесь кроется ключ к запрету Минздрава на применение препарата в России. Как наркотик даблнаролфин весьма слаб, но человек, привыкший к нему, в девяти случаях из десяти снова потянется к этой дряни. Для наркобаронов препарат не представляет интереса: слишком много его потребуется, чтобы развилось привыкание, то есть человека надо чуть ли не насильно пичкать им до пятидесяти раз. У уличных торговцев на это нет времени. Им нужен оборот, а его в основном делают за счет кокаина, героина, LSD, морфия. Это и дешевле, и быстрее. Для медицины даблнаролфин полезен, но если вы переходите черту, то можете, вылечив человека от пристрастия, например, к гашишу, привить ему любовь к даблнаролфину, отвыкнуть от потребления которого очень непросто.

— Но Уварова ведь смогла?

— Смогла, — согласился нарколог, — потому что она не знала, где бы ей достать еще. В России лекарство есть только у меня. Я достаточно изучил действие препарата и могу успешно и быстро ставить людей на ноги. Часть препарата всегда используется для работы в больнице.

— А другая часть?

Доктор свернул свою просвещенность и вернулся к мрачным реалиям.

— После окончания лечения дочки Апрельев пришел с бутылкой водки. Мы посидели. Как-то между делом он предложил мне продать оставшийся препарат ему. Я хотел было отказаться, но он посулил хорошие деньги и попросил достать еще.

Я тогда напрямую спросил его о том, что он хочет делать с этим порошком. Апрельев сказал, что будет изучать его действие на тех, кто изредка обращается непосредственно к нему.

— И вы поверили?

— Да. Он врач, я врач. Я старый, он молодой. Перспектива у него есть, а наркология в ближайшем будущем не исчезнет. Потихоньку наши обороты росли. Он за месяц использовал двести граммов чистого препарата и исправно отдавал деньги. Я обменивал рубли на фунты и отправлял их в обычном конверте своему приятелю. Мы все почувствовали вкус денег. Никто не задавал лишних вопросов. Все были весьма довольны, пока вы не пришли навестить Лену, которую я без труда поставил бы на ноги.

Скорее всего Апрельев занервничал, узнав, что к одной из «обработанных» им женщин наведывался частный детектив. Только когда Лена умерла, я почувствовал неладное, но изменить уже ничего не мог.

— А позже вы не интересовались, для каких целей Апрельеву нужно столько даблнаролфина?

— Я не спрашивал. Главное, что я мог поднимать на ноги больных.

— С вашей помощью, Михаил Константинович, этот, как вы говорите, врач травил десятки людей, после чего рекомендовал им полечиться у вас. Замечаете производственный цикл? Конечно, делал он это не