культурными и прогрессивными представителями своей эпохи. В результате столица этой отдаленной области обогатилась обществом высококультурных и искренне либеральных людей.
Граф Муравьев-Амурский и его жена, француженка по рождению (ее девичье имя mademoiselle de Richemont), широко открыли двери своего дома для ссыльных, и мои родители сделали то же самое, так как моя мать вопреки всем неудобствам путешествия последовала за моим отцом в Сибирь. На них часто доносили в Петербург, обвиняя их в чрезвычайном расположении к декабристам.
При восшествии на престол императора Александра II полное прощёние, в котором Николай I упрямо отказывал на протяжении более тридцати лет, было даровано декабристам, и по своём возвращении в Россию они приняли участие в жизни высшего общества, к которому они принадлежали до ссылки.
Мои родители в течение всей своей жизни поддерживали близкие отношения с некоторыми семьями декабристов, которые всегда высоко ценили их либеральные традиции. Один из потомков, князь Волконский, находился в числе членов первой Думы, впоследствии он был одним из товарищей председателя этого учреждения.
Побыв помощником графа Муравьева-Амурского в Сибири, мой отец был несколько лет губернатором в двух губерниях Центральной России. В течение этого времени он являлся ревностным сторонником либеральных реформ Александра II, но позже удалился в своё имение и до смерти вёл жизнь поместного дворянина, живо интересуясь всегда всеми успехами европейской культуры и развитием прогрессивных и либеральных идей.
Семья моей матери была более тесно связана с двором, чем семья отца, но эти отношения порвались со времени одной дворцовой трагедии, которые отмечали каждое новое царствование со времен Петра Великого до начала XIX века, по поводу чего было удачно сказано, что русская автократия представляла собой 'деспотический режим, смягченный убийством'.
Дед моей матери, князь Яшвиль, занимавший весьма высокий пест в армии во времена царствования Павла I, был одним из главных действующих лиц той драмы, эпилогом которой явилась смерть этого императора.
Мы все хорошо знаем странные поступки, которые отмечали четырехгодичное правление ненормального человека, который наследовал Екатерине Великой на российском троне в конце 1796 года. Когда наступил 1801 год, болезнь Павла I приняла такие формы, что руководящие лица императорского двора сочли себя обязанными принять меры, чтобы положить конец положению, которое угрожало безопасности империи. Был ли наследник престола и впоследствии император Александр I осведомлен о заговоре, который был организован для этой цели и который возглавлялся графом Паленом, военным губернатором столицы? Историки, изучавшие это событие, включая наиболее современных и осведомленных, вроде великого князя Николая Михайловича, признают, что заговорщики получили согласие Александра на план лишения трона императора, но установлено, что убийство отца нанесло удар его сентиментальной душе, от которого он никогда не мог оправиться и который сообщил его мировоззрению мистическое направление, сопутствовавшее ему в течение его последующей жизни. Князь Яшвиль принял непосредственное участие в трагическом событии, которое произошло в ночь на 23 марта 1801 года.
Новый дворец, только что построенный императором Павлом, охранялся в эту ночь войсками, особенно преданными великому князю Александру. Группа заговорщиков, которая проникла во дворец, включала моего предка и десять других лиц, занимавших высшие посты в государстве, как, например, граф Пален, князь Зубов, последний фаворит императрицы Екатерины, его брат граф Зубов, князь Волконский, гриф Бенигсен и генерал Уваров.
Их намерением было арестовать императора Павла и принудить отказаться от престола в пользу его старшего сына. Что случилось, когда эти люди приблизились к постели императора? Точное описание происшедшего никогда не увидело света. Павел I, услышав шум шагов и пытаясь скрыться через двери, ведущие в апартаменты императрицы, нашёл их запертыми извне и спрятался за занавеской окна. Рассказывают, что, когда заговорщики увидели, что императора нет в кровати, они подумали, что все пропало, и намеревались удалиться, но граф Пален, коснувшись простыни, воскликнул: 'Гнездо ещё тепло, птица не может быть далеко'. Когда убежище императора было обнаружено, он пытался защищаться, но после короткого сопротивления должен был уступить силе. Одна версия говорит, что он был пронзен шпагами заговорщиков, но некоторые утверждают, что он был задушен шарфом князя Яшвиля, эмблемой его ранга по службе [7].
Современные толкования этого события представляют князя Яшвиля как человека весьма благородного, но гордого и мстительного. Некоторые историки этой эпохи объясняют его участие в заговоре мотивами личной мести, указывая, что император ударил его палкой во время парада и что он поклялся смыть кровью оскорбление его чести. Я не знаю, какой из рассказов правилен, но что касается его личного отношения к Павлу I, один из документов, благоговейно сохраненный семейством моей матери, устанавливает без всякого сомнения, что его поступок был вызван горячим желанием, вдохновлявшим также других заговорщиков, спасти Россию какой бы то ни было ценой от опасности, которая угрожала стране от поступков сумасшедшего императора.
Документом, который ясно показывает это, является письмо, адресованное князем Яшвилем императору Александру вскоре после события 23 марта. В этом письме, полный перевод которого был опубликован впервые великим князем Николаем Михайловичем в его весьма интересной книге 'Император Александр I', мой предок указывает на причины, которые побудили его участвовать в заговоре.
Текст этого письма таков:
'Sire, с того момента, когда ваш несчастный и помешанный отец вступил на престол, я решил, если это окажется необходимым, пожертвовать собой для блага России, которая превратилась в игрушку в руках фаворитов со времен царствования Петра Великого и сделалась, наконец, добычей безумца.
Наше отечество управляется самодержавной властью – самой опасной из всех видов власти, так как она ставит судьбу миллионов людей в зависимость от воли одного человека. Пётр Великий проявлял самодержавную власть со славой и умом, благодаря которым страна процветала.
Бог правду видит, что, если мы обагрили наши руки кровью, – это не было сделано по мотивам личного интереса. Да будет угодно Богу, чтобы жертва, принесенная нами, не осталась бесплодной.
Войдите, Sire, на вершины вашего призвания; покажите себя на троне, если это возможно, русским гражданином и честным человеком. Я не желаю ничего большего, как только обеспечить Вам славу; которая в то же самое время является славой России. Я готов был бы умереть на эшафоте, но это бесполезно, так как все случившееся останется между нами, и императорская мантия покрывала и ещё большие преступления.
Прощайте, Sire. В глазах Господа я являюсь спасителем нашей родины; в Ваших глазах я – убийца Вашего отца. Прощайте, и пусть благословение Всевышнего будет с Россией и с Вами, её земным богом. Пусть она никогда не будет иметь повода гневаться на Вас'.
