бежавшим войскам и удивил всех своей храбростью, но невозможно было удержать потока. Многие из наших постов, оберегаемые иностранными войсками, были взяты без бою; в других, защищаемых нашими солдатами, не спасся ни один человек. Я не могу всего писать, сердце мое разрывается...{6} События этой эпохи, очевидцем которых был Нельсон, произвели на него глубокое впечатление. В первые два года войны французы потеряли 23 корабля; но не в этой потере видел Нельсон причину слабости французского флота - зародыш ее заключался в непокорном духе экипажей, и Нельсон говорил: 'Французам до тех пор не удастся разбить неприятельского флота, пока на своем флоте они не введут должной дисциплины'. Спустя несколько лет, на месте Абукирского сражения, Нельсон приписывал неудачи французов тем же демагогическим привычкам. В одном из своих писем, писанном в исходе 1793 г., он говорит о фрегате, который ему случилось блокировать в Ливорно, и команда которого в одну прекрасную ночь отрешила от командования своего капитана и заменила его лейтенантом морских солдат. И точно, беспорядки парижских политических клубов проникли на эскадру, и матросы, подозревая своих капитанов в намерении предаться англичанам, всякий день рассуждали, должны ли они им повиноваться или нет. Нельсон видел, как офицеры разделились на две враждебные партии, и как те из них, которые остались верными славным преданиям войны в Вест-Индии и Индийском океане, вышли из Тулона вслед за английской эскадрой и вступили под начальство ее адмирала. С этих-то пор и развилась самонадеянность Нельсона, происшедшая, собственно, от его убеждения в расстройстве морских сил Франции.

V

Занятие Корсики англичанами

Пока англичане очищали Тулон, Нельсон успел заслужить уважение и расположение лорда Гуда активностью в исполнении различных возложенных на него поручений. За 6 месяцев он не стоял на якоре и 20 дней. Английская эскадра оспаривала у республиканцев владение Тулоном, а между тем Нельсон беспрестанно был в море: сегодня в Неаполе, завтра у берегов Корсики. Переходя с Корсики до Сардинии, из Туниса в Ливорно, ведя переговоры, сражаясь, не зная ни покоя, ни страха, он выказывал всю смелость, всю энергию своего характера, и без церемоний называл 'политическим мужеством' ту легкость, с какой он впоследствии нарушал конвенции, охранявшие безопасность второстепенных держав. Если Нельсон не был великим политиком, то по крайней мере он всегда был человеком, незаменимым в тех случаях, когда необходимо было действовать быстро и решительно. Зная эти качества, лорд Гуд давно уже предлагал Нельсону променять маленький 64-пушечный корабль на 70-пушечный. Предложение было обольстительно, но Нельсон не мог решиться оставить своих офицеров. Он очень любил их и всегда отзывался о них с особенной похвалой. Странно, что человек, который в некоторых печально известных случаях выказал неумолимую настойчивость, был одарен большой чувствительностью и сердцем, способным любить. Даже та деспотическая, неограниченная власть, какой он был облечен, не могла изменить в нем добросердечности и демократизма в обращении, которые отличали его в частной жизни и в самых мелких служебных отношениях. Достаточно прочесть его переписку, чтобы совершенно в этом убедиться. Там, в самых искренних его излияниях не найдется ни одного места, где бы он жаловался на своих офицеров, на свои корабли и их команды: все прекрасны, преданны, исполнены рвения; и действительно, все делались такими, под влиянием его любезного, внимательного обращения. В этом, впрочем, и заключалось великое искусство Нельсона. Он так умел со всеми обходиться, так понимал способности каждого, что не было такого дурного офицера, из которого бы он не сделал ревностного, часто даже способного служаку.

Время, когда он командовал 64-пушечным кораблем 'Агамемнон', было счастливейшим в его жизни. Тогда он не мог еще предвидеть всей своей будущей славы; но добрая репутация вознаградила уже его старания, и веселый слог его писем того времени составляет разительный и приятный контраст со слогом переписки, тех лет, когда он среди почестей, окружавших его после Абукирского сражения, недовольный самим собой, недовольный другими, всей душой желает славной смерти и, кажется, думает только о вечном покое. В 1794 г., менее окрыленный славой, но более счастливый, довольный собой, сражаясь в Лионском заливе с бурями, силу которых испытывал впервые, и с самого ухода из Англии почти не чувствовавший под собой земли, он находил восхитительной эту трудную и деятельную жизнь, а душевное спокойствие давало ему силу шутя переносить все испытания. 'Вот уже некоторое время, - говорил он, - как мы беспрестанно выдерживает штормы, но с 'Агамемноном' нам мало до них нужды... Это такой чудный корабль... У нас нет ни одного больного; да как и быть больным в такой лихой команде... А лорд Гуд!.. Какой прекрасный начальник! Все, что он приказывает, так ясно, что нельзя не понять его намерений'. Таким образом, довольный своим кораблем, своей командой и своим адмиралом, Нельсон твердо решил не терять ни одного часа этой войны; и хотя все выгоды, которых он мог ожидать, заключались в приобретении небольших призовых денег тысячи в две фунтов стерлингов; хотя в то время в Средиземном море можно было приобрести более славы, нежели выгод, он весело разделял со своими подчиненными все лишения, сохраняя свое слабое здоровье среди непогод и трудов, действовавших на людей самого крепкого сложения. Казалось, что французский флот осужден на долгое бездействие; Тулонский пожар очистил моря, и Нельсон готовился уже искать на твердой земле занятия своим 'синим курткам'; он хотел вести их в траншеи, в атаки крепостей, намереваясь пристыдить 'красные мундиры', которые республиканцы выгнали из Тулона.

И точно, оставив Тулон, лорд Гуд спешил обеспечить новое убежище для своего флота. Ему давно уже хотелось овладеть Корсикой, которую старик Паоли возмущал своими происками. Еще во врем пребывания в Тулоне, лорд Гуд уже вел переговоры с Паоли, но они кончились неудачным нападением на город Сан- Фиоренцо. Паоли обещал возмутить жителей, и заставить их принять протекторат Англии; но за это требовал, чтобы лорд Гуд выгнал французов из крепостей, которые они занимали в северной части острова. Нескольких кораблей было недостаточно, чтобы овладеть такими недоступными местами, каковы Бастия и Кальви, и притом в Тулоне лорд Гуд был слишком занят для того, чтобы замышлять новые предприятия. Но по очищении Тулона адмирал имел в своем распоряжении все средства для правильной осады, и вдобавок 2000 солдат, сделавшихся совершенным стеснением для эскадры. Уговорившись с генерал-майором Дондесом, он решился предпринять завоевание, которое должно было вполне вознаградить Англию за потерю Тулона. Войска были высажены в заливе Сан-Фиоренцо; позиции, защищавшие город, взяты одна за другой, без помощи английских генералов, наперекор их мнению, и Бастия, атакованная морскими солдатами и частью корабельных команд, сдалась после нескольких дней осады. Адмирал Мартен, вышедший из Тулона, тщетно пытался оказать помощь Кальви; этот город защищался несколько долее, но обложенный войсками, перешел под власть англичан, и французы были совершенно изгнаны с Корсики, которую, правда, им вернули их блестящие победы после итальянской кампании.

Нельсон лично распоряжался осадой Бастии и принимал деятельное участие в осаде Кальви. На одной из батарей, устроенных против этого города, он лишился правого глаза. Эта рана заставила его просидеть дома только один день; однако, как он сам тогда писал: 'На волос ближе, и мне бы снесло голову'.

Отец Нельсона, человек с умом строгим и религиозным, глубоко уважаемый Нельсоном, писал ему: 'Воля Провидения, исполненная мудрости и милосердия, ослабила поразивший тебя удар. Да будет благословенна Рука, Которая, как я твердо верю, сохранила тебя для того, чтобы ты в течение многих еще лет был орудием в исполнении добра, Ею предначертанного, и примером для своих товарищей. Конечно не от меня, мой милый Гораций, ты можешь ожидать опасной лести, но признаюсь, я иногда утираю радостные слезы, слыша, с каким уважением произносят твое имя. Пусть Господь сохранит, направит и поможет тебе в твоем стремлении ко всему полезному и благому!.. Я знаю, что военные по большей части фаталисты; конечно, это верование иногда может быть полезно, но христианин не должен дозволять ему заглушать упование на Промысел, управляющий судьбами нашего мира. Верь мне, что будущность твоя в руке Божьей, и что каждый волос на голове твоей изочтен. Что касается меня, то я не знаю истины утешительнее этой'.

Какая возвышенность мыслей в этих словах, где чувствуются и умиление и покорность! Чувство долга не оставило здесь места для робких наставлений, какие могла бы извинить родительская привязанность. Благородный старец не говорит своему сыну: 'Береги свою жизнь!..' Но, подняв к небу взоры, не теряет надежды, как сам он выражается в одном из следующих своих писем, что Господь защитить сына его 'от стрелы летящие во дни, и от вещи во тьме преходящие'{7}. Это именно тот вдохновенный и твердый язык церкви, теперь уже ослабевший, но бывший в течение двух столетий вернейшей опорой британской государственности. Конечно, на протяжении долгой и кровавой войны англичане не были, как это иногда говорится, хорошо отлаженными машинами; они с тем же рвением, как и французы, сражались за