имя ваше оживляет каждого. Общий кризис близок. Дай Бог только, чтобы он был к нам добр'. Генерал Сен-Сир получил следующие инструкции: 'Овладеть Неаполем, удалить Двор, рассеять и уничтожить неаполитанскую армию прежде, чем русские и англичане успеют узнать, что военные действия начались'.

Через несколько дней после отправления этих инструкций, 17 сентября 1805 г., Наполеон послал Вилльнёву повеление - со всем союзным флотом сняться с якоря, идти, во-первых, к Картахене, чтобы соединиться с контр-адмиралом Сальседо, а оттуда к Неаполю, чтобы высадить там войска, находящиеся при его эскадре, в подкрепление генералу Сен-Сиру. 'Я желаю, прибавлял император, - чтобы везде, где встретите неприятеля, слабейшего силами, вы бы не медля нападали на него и имели с ним решительное дело... Вы должны помнить, что успех предприятия зависит более всего от поспешности вашего выхода из Кадикса. Мы надеемся, что вы сделаете все, что от вас зависит, чтобы поскорее это исполнить, и рекомендуем вам в этой важной экспедиции смелость и наивозможно энергичную деятельность'. С Вилльнёвом император не боялся переборщить. В его глазах этот адмирал принадлежал к числу тех людей, которые нуждаются скорее в шпоре, чем в узде. Притом, предписывая Вилльнёву это пагубное движение, Наполеон был уверен, что чрезвычайное малодушие не позволит ему на это решиться, и потому секретно отправил из Парижа вице-адмирала Розили, которому приказывал, если он найдет союзный флот еще в Кадиксе, принять над ним начальство, поднять адмиральский флаг на грот-брам-стеньге корабля 'Буцентавр' и отослать во Францию вице адмирала Вилльнёва, чтобы дать отчет в предшествовавшей кампании.

Адмирал Декре, искренно любивший Вилльнёва, дрожащей рукой написал это последнее приказание. Он, обладавший такой легкостью пера, таким чистым и ясным слогом, раз двадцать перемарал и перечеркнул пять или шесть последних строчек, которыми возвещал несчастному адмиралу его отрешение и намерение императора. Менее чем всякий другой, он мог надеяться, что какой-нибудь счастливый случай выручит Вилльнёва прежде получения этой депеши, потому что сам он нисколько не сомневался насчет положения соединенного флота. 'Я верю, - говорил он императору, - в действительную силу кораблей Вашего Величества, и в той же степени уверен в тех кораблях Гравины, которые были уже в море; - но что касается прочих испанских кораблей, которые в первый раз выйдут из порта, дурно вооруженные, под командой неопытных капитанов, то признаюсь, я не знаю, что можно осмелиться предпринять на другой день вступления под паруса с этой многочисленной частью союзного флота'.

Военный совет, созванный Вилльнёвом перед выходом из Кадикса, объявил то же мнение, что и морской министр. Адмиралы: Гравина, Алава, Эсканьйо и Сизнерос, коммодоры: Макдонель и Галиано были в этом совете представителями испанской эскадры. Со стороны французов присутствовали контр-адмиралы Дюмануар и Магон, капитаны Космао, Местраль, Вилльгри и Приньи. Они единогласно объявили, 'что корабли обеих наций бoльшей частью дурно вооружены, что многие из этих кораблей не имели случая обучить экипажи свои в море, и что трехдечные корабли: 'Санта - Анна', 'Райо' и 74-пушечный 'Сан- Жусто', вооруженные на скорую руку и только что вышедшие из гавани, хотя и могут, в крайности, сняться с якоря вместе с флотом, однако не в состоянии принести в бою ту пользу, какой можно было бы от них ожидать, если бы они были снаряжены должным образом'. Такова была при всем том преданность этих великодушных людей, что несмотря на печальные предчувствия, они все преклонились, как некогда храбрые капитаны Турвилля, перед этим не допускающим возражений аргументом: 'Повеление короля - атаковать'. Но Турвилль имел перед неприятелем славную невыгоду малочисленности; Вилльнёв, напротив, имел в этом отношении бесплодное превосходство.

'У англичан, - говорил император, - очень поубавится спеси, когда во Франции найдется два или три адмирала, которые желают умереть'. Никто более Вилльнёва не был готов на такую жертву; он был бы счастлив, если бы этой ценой мог купить надежду сохранить свой флот. 'Но выйти из Кадикса, - писал он адмиралу Декре, - не имея возможности тотчас же пройти в пролив и притом с уверенностью встретить весьма превосходного неприятеля, значило бы все потерять. Я не могу думать, чтобы Его Величество захотел подвергнуть большую часть морских сил своих такому отчаянному риску, который не обещает даже славы'. К несчастью и эта последняя нерешительность должна была скоро исчезнуть. Вице-адмирал Розили прибыл уже в Мадрид. В дороге у него поломалась карета, и он задержан был этим случаем до 14 октября, а между тем Вилльнёв узнал о его прибытии в Испанию{75}. Известие это поразило Вилльнёва в самое сердце. 'Я бы с радостью, - писал он морскому министру, - уступил первое место адмиралу Розили, если бы только мне позволено было оставить за собой второе; но для меня невыносимо потерять всякую надежду доказать, что я достоин лучшей участи. Если ветер позволит, я завтра же выйду'. В эту минуту его уведомили, что Нельсон отослал 6 кораблей в Гибралтар. Он немедленно пригласил к себе на 'Буцентавр' адмирала Гравину, и после минутного с ним совещания сделал флоту сигнал: 'Приготовиться к походу'.

В продолжение двух месяцев с французских, а еще более с испанских кораблей дезертировало множество матросов. Некоторых из них поймали на улицах Кадикса, перед самым снятием с якоря, но большое число успело уже скрыться в окрестностях, так что к 19 числу немногие команды оказались в полном составе. Однако в 7 часов союзный флот начал сниматься; в половине девятого об этом дано было знать Нельсону, который находился тогда со своей эскадрой в 50 милях к WNW от Кадикса. Зная, что Вилльнёв будет иметь возможность от него уйти, если прежде его поспеет к проливу, он не медля взял курс в этом направлении. Большому флоту не легко выходить из Кадикса: за шесть лет до Вилльнёва адмирал Брюи употребил на это три дня. Штиль и противное течение скоро остановили движение союзной эскадры, и 19 числа не более 8 или 10 кораблей успело выйти за черту рейда. На другой день легкий ветерок от SO помог выбраться и остальным 19. Погода была превосходная, но в ночь небо заволокло тучами, и все, казалось, предвещало шторм от SW. Впрочем, довольно было нескольких часов умеренного ветра, чтобы Вилльнёву выбраться поболее на ветер от Трафальгара, а там шторм от W или SW, не только не мешал, но еще благоприятствовал бы его намерениями. В 10 часов утра последние французские и испанские корабли были уже вне кадикского рейда. Английский флот держался в виду мыса Спартель, сторожа вход в пролив. Тогда Вилльнёв, решась уже более не отступать, написал адмиралу Декре последнюю свою депешу: 'Весь флот под парусами... Ветер SSW, но я полагаю, что это только утренний ветерок. Усмотрено нами 18 неприятельских судов; следовательно, по всей вероятности, жители Кадикса скоро дадут вам знать о нас... Этот выход внушен мне единственно желанием следовать намерениям Его Величества и употребить все усилия к тому, чтобы исчезло неудовольствие, возбужденное в нем происшествиями последней кампании. Если настоящая экспедиция удастся, я с радостью готов верить, что иначе и быть не могло, и что все было рассчитано как нельзя лучше, к пользе дела Его Величества'.

XV. Выход соединенного флота 20 октября 1805 года

Итак, Вилльнёв снялся с якоря и шел сражаться; но шел без уверенности. Над этой храброй, преданной эскадрой витала опасность гибели; адмирал страшился этого, хотя не мог дать себе ясный отчет в своих опасениях. Конечно, немалое влияние на него имело воспоминание об Абукире; но что в его депешах всего чаще составляет предмет его жалоб? Недостаток морского навыка в офицерах и матросах, недостаток военного опыта у капитанов, недостаток слаженности при маневрировании. Без сомнения, эти жалобы были основательны и важны; однако было зло еще более существенное, зло, которое Вилльнёв никогда не старался исправить, и на которое еще в 1802 г. так ясно указал знаменитый инженер Форфе. Вот что писал он в одной брошюре, на которую в эту эпоху обратили так мало внимания: 'на самом деле одна артиллерия может решить вопрос превосходства на море. Забавно слушать иногда, как часто и долго рассуждают и спорят из-за того только, чтобы определить причину превосходства англичан!.. Четырех слов довольно, чтобы ее указать... У них корабли хорошо организованы, хорошо управляются, и артиллерия их хорошо действует... У вас же - совершенно противное!.. Когда у вас будет то же, что у них, вы в состоянии будете им противиться... вы даже побьете их'. Действительно, кто захочет представить себе разрушительное действие массы металла, общий вес которой часто простирается до 3000 фунтов{76}, выброшенной в пространство со скоростью 500 метров в секунду, и встречающей внезапно на пути своем проницаемую преграду, которая при ударе раздирается, и расщепляется на обломки еще более гибельные, чем сами ядра, - кто это себе представит, тот поймет всю грозную силу первых залпов линейного корабля. Вместо того, чтобы рассеивать эту неодолимую силу, как делали тогда французы{77} в надежде, что она встретит в пространстве чуть видную цель, как например, снасть или даже стеньгу, англичане лучше рассчитывали и избирали цель более приметную - батарейную полосу неприятеля; они усеивали телами убитых