настаивать, хотел сам защищать бедного старика. Нельсон, бледный, молчаливый, слушал его. Внезапным усилием воли он превозмог свое волнение. 'Ступайте, милостивый государь, - отрывисто сказал он молодому офицеру, ступайте и исполняйте ваши обязанности'. Не теряя еще надежды, Караччиоло просил лейтенанта Паркинсона попытаться упросить леди Гамильтон; но леди Гамильтон заперлась в своей каюте и вышла для того только, чтобы присутствовать при последних минутах старика, тщетно взывавшего к ее человеколюбию. Казнь совершилась как предписал Нельсон, на фрегате 'Минерва', стоявшем под выстрелами корабля 'Фудройан', и граф Турн рапортовал о ней адмиралу, как бы желая свалить на кого следует ответственность в этом деле. 'Честь имею уведомить его превосходительство адмирала лорда Нельсона, - писал он, - что приговор над Франческо Караччиоло был выполнен сообразно предписанию'. Тело Караччиоло висело на фока-рее фрегата 'Минерва' до заката солнца. Тогда веревка была обрезана, и труп, недостойный погребения, брошен в волны залива. Свершив этот акт жестокости, Нельсон вписал его в свой дневник между прочим, как бы самое обыкновенное обстоятельство.
'Суббота, 29 июня. Ветер тихий. Облачно. На рейд пришли португальский корабль 'Рэнья' и бриг 'Баллон'. Созван военный суд. На неаполитанском фрегате 'Минерва' судим, осужден и повешен Франческо Караччиоло'.
Какое странное заблуждение заглушало тогда в Нельсоне человеческие чувства? Какое кривое зеркало могло превратить для его взоров это убийство в акт военного правосудия? Кто понуждал его взять в свои руки суд и расправу неаполитанского двора? Кто разрешил ему лишить королевского милосердия старика, которого оно, может быть, пощадило бы? К чему такая опрометчивость, такая пагубная поспешность; к чему это бесполезное убийство? Бесчисленные казни, последовавшие затем в Неаполе, возбудили негодование всей Европы; но этот печальный эпизод более всех прочих омрачает участие Нельсона в неапольских происшествиях. Фокс первый указал Парламенту на эти злоупотребления властью, из-за которых позорное пятно, вследствие беспримерного нарушения доверия, легло даже на Британский флаг. Нельсон чувствовал, куда метил Фокс, и хотел оправдаться, но его друзья задержали и не пустили в ход его оправдания.
'Мятежникам, - говорил Нельсон, - даровано было только перемирие; а всякий договор такого рода может быть прерван по желанию той или другой из договаривающихся сторон. Предположим, что в Неапольский залив пришла бы французская эскадра: неужели французы и мятежники хоть на одну минуту почтили бы заключенные условия? Нет, нет, сказал бы французский адмирал, я пришел сюда не для того, чтобы быть зрителем, но чтобы действовать. Английский адмирал поступил точно так же: он объявил, что прибытие английского или французского флота было происшествием такого рода, что оно разрушало всякий предварительный договор, потому что ни английский, ни французский адмиралы не могли бы оставаться в Неаполе сложа руки. Вследствие этого я предложил кардиналу передать французам и мятежникам от моего и своего имени, что перемирие прервано уже одним тем, что перед Неаполем находится британский флот; что французов не будут считать даже военнопленными, если они через два часа сдадут замок Санто-Эльмо нашим войскам; но что касается мятежников и изменников, то никакая власть не вправе посредничать между ними и их милостивым монархом, и они должны совершенно положиться на его милосердие, ибо никаких других условий им даровать нельзя. Кардинал отказался скрепить эту декларацию своим именем, и я, подписав ее один, отослал к мятежникам. Только после этого они вышли из своих фортов как надлежало мятежникам и как надлежит, надеюсь, всем тем, которые изменят своему королю и своему отечеству - чтобы быть повешенными, или иначе наказанными, по усмотрению их государя'.
В глазах лорда Спенсера причины, приведенные Нельсоном в свое оправдание, казались столь же чисты и безукоризненны, сколь были успешны принятые им меры.
XXI. Возвращение королевской фамилии в Неаполь. Прибытие Нельсона в Ярмут 6 ноября 1800 года
Еще в апреле месяце 1799 г. Трубридж, относясь с усердием к делу неаполитанской монархии, хотел чтобы Фердинанд IV лично возвратился в Неаполь; но Нельсон лучше знал короля обеих Сицилий. 'Откуда у вас берутся такие идеи? - писал он Трубриджу, - народ, преданный королю, непременно взялся бы за оружие, и король с необходимостью должен был бы стать во главе своих подданных, а что касается этого - я вам ручаюсь, что он на это ни за что не согласится'. Итак, в то время как нужно было сражаться, чтоб возвратить себе королевство, Фердинанд IV находился в отдалении от своей столицы. Он должен был туда возвратиться для того только, чтобы подать знак к новым беспорядкам. Оставив королеву в Палермо, Фердинанд IV 5 июля прибыл в Неаполь на неаполитанском фрегате, в сопровождении английского фрегата 'Сигорс'. Все, чего мог добиться от него капитан Фут, и то уже как милости за свои личные заслуги, это - утверждение капитуляции Кастелламаре. Та же, которую заключили с гарнизонами Кастель-Ново и Кастель - дель-Ово, была отвергнута королем и сокрушена последовавшим манифестом.
Между тем как все это происходило в Неаполе, союзные войска в соединении с десантным отрядом, высаженным с английских кораблей, овладели Санто-Эльмским замком, и освободили заложников - последнюю надежду республиканцев. Вслед за тем они осадили Капуа и Гаэту. Но в этот момент лорд Кейт вышел из Средиземного моря в погоню за адмиралом Брюи и звал эскадру Нельсона на защиту Минорки, которой угрожала опасность от оставшихся в Картахене испанских кораблей. Несмотря на предписания лорда Кейта, Нельсон не хотел оставить берегов Италии прежде, чем не возвратит все государство королю, который пожаловал его герцогом Бронтским. Хотя на Минорку не произведено было никакого нападения, однако Адмиралтейство строго порицало Нельсона за его неповиновение лорду Кейту. Притом в Англии все знали, до какой степени Нельсон был подчинен влиянию неаполитанского двора.
Как только Гаэта и Капуа сдались, Нельсон, встревожась своим небрежением к участи Минорки, послал большую часть своей эскадры к Порт-Магону, а сам с королем Фердинандом воротился в Палермо. В то время все главные деятели Республики - генерал Скинани, Спано, Масса и Элеонора Фонсека были уже казнены. Этторе Караффа, Габриеле Мантонэ, Доменико Чирилло, маркиза Сан-Феличе последовали за ними на виселицу, уже после отправления короля. Агенты, которым король передал свою власть, жестоко мстили за непризнание его прав. В несколько месяцев их страшное усердие пролило более крови и стоило более слез, чем сама междоусобная война. Не внимая никаким мольбам, Фердинанд подписывал их ужасные постановления: 'Король в душе превосходный человек, - писал Нельсон, - только трудно заставить его в чем-нибудь переменить мнение. Не понимаю, почему манифест о всеобщем прощении, подписанный уже три месяца тому назад, еще не обнародован?.. Нельзя же однако отрубить голову целому королевству, будь оно все составлено из мятежников'. Наконец эти наказания приняли такие размеры, что сам капитан Трубридж, корабль которого Нельсон оставил в Неаполе, начал бояться, не слишком ли далеко зашло правительство в возмездии. А между тем, капитан Трубридж, как сам он выражался, 'имел сердце не более нежное, чем другие'.
Правительственный комитет, учрежденный Фердинандом в Неаполе под названием Королевской Юнты, несмотря на дарованные ему полномочия, не совсем еще был удовлетворен. Он настоятельно требовал удаления кардинала Руффо, утверждая, что кардинал был только помехой к скорейшему восстановлению порядка. Король тогда не имел времени разбирать подобные требования, и юнте пришлось отстранить своими средствами препятствия, чинимые ей кардиналом. Должно быть, она в этом совершенно преуспела, потому что через месяц после отъезда короля в Палермо, Трубридж писал Нельсону, что до 40000 семейств оплакивают каждое хоть одного родственника, заключенного в темницу. 'Пора, писал он, - обнародовать всеобщее прощение. Я говорю это не потому, что я думаю, что уже довольно примеров; но судопроизводство здесь так мешкотно, что вместе с преступниками и невинные трепещут при мысли, что им придется так долго ждать приговора в темнице. Имения якобинцев продаются здесь по самой низкой цене, а покупают их, по большей части, королевские агенты'.
Трубридж был связан с Нельсоном тесной и искренней дружбой. Он был человек суровый, но благородный и пользовавшийся в английском флоте заслуженным уважением. Нельсон имел к нему полное доверие, и позволял ему в отношении к себе такую откровенность, какой бы он ни за что не потерпел в другом. Как только французы очистили Рим и Чивита-Веккию, - последние пункты, занимаемые ими в Италии, - Трубридж был послан осаждать Мальту. Он всем сердцем желал увлечь с собой Нельсона и оторвать его от обольщений двора.
'Простите мне, милорд, мою откровенность, - писал он ему, - поверьте, что только искреннее мое уважение к вашей особе дает мне смелость говорить вам о таком предмете. Я знаю, что вы не находите никакого удовольствия в карточной игре. Зачем же вы жертвуете вашим здоровьем, вашим благосостоянием, склонностями, деньгами, словом всем среди этого гнусного вертепа?.. Вы не знаете,
