разглядывала картины, на которых было изображено нечто непонятное. «Чудны дела твои, господи», — усмехнулась я, ловя в объектив фотоаппарата очередной шедевр.

Решение запечатлеть сюжеты некоторых картин пришло ко мне сразу: если сама я не сильна в трактовке сюрреалистических символов, то вполне могу попросить об этом своих друзей-художников. Эта работа просто зачаровала меня: с полотна смотрела вдаль черноволосая смуглая девушка, похожая на Алену, а совсем непримечательный мужичок стоял на возвышении и произносил какую-то пламенную речь. По характерным признакам я догадалась: «Наполеон». Не коньяк, конечно, а историческое лицо. Но никакого ключа к разгадке мне это знание не давало, потому что убийца на полотне изображен не был.

Я прошлась по комнатам: ни сигарет, ни бутылок из-под «Наполеона» (в данном случае имелся в виду коньяк) не было и здесь. Оставалось только любоваться набросками и почти законченными картинами, фотографиями, на которых Филипп был запечатлен вместе друзьями по художественному училищу. «Стоп! Наверное, хотя бы с кем-то из них Филипп должен был поддерживать какие-то отношения. Не зря же эти фотографии украшают убогие стены мастерской», — резонно рассудила я, стараясь переставлять ноги аккуратно, потому что на полу была такая же неразбериха, как и везде.

— Да, действительно, раньше брат очень тесно общался с ними со всеми. И дома у нас они часто собирались, но потом… — с сожалением вздохнула Алена, когда я задала ей этот вопрос, — Филипп все чаще стал подрабатывать в разных местах, времени на картины оставалось все меньше.

Я еще раз внимательно посмотрела на фотографии: чаще всего Туманов был запечатлен с одним высоким юношей и белокурой девушкой. «Шерше ля фам? — подумала я. — А это не тот ли коварный соперник, которого я ищу уже второй день?» Но Алена тут же заметила мои недвусмысленные взгляды и опровергла домыслы:

— Это Боря Корнеев с женой. Мы познакомились очень давно, когда Филипп еще в художественной школе учился. Борис немного постарше его, но, по-моему, картины брата ему очень нравились. Полгода назад он даже хотел устроить выставку в своем собственном зале, но Филипп почему-то заупрямился и отказался. — Аленка в недоумении пожала плечами. — До сих пор не пойму, почему. С Борисом они тогда крупно поссорились и перестали общаться, даже не разговаривали. Правда, на похороны пришел, — тихо добавила она.

Все было как-то печально, но довольно интересно. Жаль, конечно, что настоящую причину ссоры брата с другом Алена Туманова не знала, но я вполне способна докопаться до нее сама. «То, что Корнеев появился на похоронах, может говорить как о его причастности, вроде того, что человек „косяк“ за собой чувствует, — решила я, — так и о том, что он забыл все обиды, которые нанес ему уже умерший человек». Но в наше время совсем немногие обладают добродетелью прощения, так что, наверное, глупо тешить себя напрасными надеждами на такое чудо.

Так как проверка алиби Бориса должна была стать моим следующим шагом, я постаралась получить от Алены максимум информации о нем. Как оказалось, он не только долгое время работал вместе с Филиппом на поприще сюрреализма, но даже спонсировал их совместные проекты.

— Так кто все-таки из них писал? — не выдержала я.

— Оба. Вместе придумывали сюжет, рисовали эскиз, потом по очереди поправляли уже сделанное. У родителей в то время денег едва хватало Филиппу на эту квартиру и учебу в художественном училище, а я только начала работать. Так что помощь Бориса пришлась весьма кстати: он ввел брата в круг местных художников и даже на первых порах сам подыскивал для него дополнительный заработок.

— А что потом? — спросила я, стараясь ничем не выдать своего нетерпения и не расчихаться от вездесущей пыли, до нашего прихода ровным слоем покрывавшей все поверхности огромной квартиры, а сейчас поднятой с «насиженных» мест.

— Не знаю, я никогда не лезла в их дела. Просто однажды Филипп заявил, что больше не хочет видеть Корнеева в нашем доме. Я тогда как раз очень сдружилась с Наташей, его женой, и, честно говоря, совсем не понимала, чем была вызвана такая перемена настроения. Но все-таки пришлось с этим требованием смириться, чтобы сохранить мир в нашей семье. С Наташей мы еще несколько раз встречались на нейтральной территории, но потом как-то все само собой прекратилось.

С каждой минутой Борис Корнеев и его жена все больше интриговали и занимали мое воображение. «Чем же старый друг не угодил Туманову? — задумалась я, вглядываясь в фотографии на стенах. — И почему же он тогда не убрал их?..» Неожиданный разрыв дружеских отношений определенно выглядел очень странно, и в самое ближайшее время я решила заняться разработкой этой версии преступления.

Вообще-то бывает, что рассорившиеся возобновляют общение, тут все зависит от серьезности повода ссоры. В данном случае никто ничего не знал, поэтому мне предстояло по крупицам собрать воедино все факты. Можно назвать положительной предпосылкой то, что Филипп не выбросил старые фотографии, где снят с Борисом и его женой. Значит, он не оставлял надежду на примирение, вряд ли ему хотелось любоваться на лица своих врагов в своей собственной мастерской. Впрочем, примирения так и не произошло, а вот на похороны Филиппа Корнеев все-таки явился.

— Алена, а где мне можно найти Наташу Корнееву? — Я достала блокнот и собралась записать адрес.

Девушка уставилась на меня широко открытыми глазами, но задавать лишних вопросов не стала.

— Обычно я ей на работу звонила — она в аптеке провизором работает. Сейчас я поищу ее телефон.

Алена сдвинула в сторону какие-то коробки, смахнула пыль со стола и вывалила на него содержимое своей сумочки. Один этот жест уже говорил о многом: люди неорганизованные и взбалмошные редко наводят порядок в собственном ридикюле. Я просто ахнула — столько косметики, носовых платков, блокнотов, расчесок, таблеток и бумажек всевозможной величины не поместилось бы и в моей спортивной сумке! Но Туманову такое обилие вещей ничуть не удивило.

Она долго перекладывала с места на место все это барахло и в конце десятой минуты наконец радостно повернулась ко мне, держа в руке нечто весьма ветхое:

— Нашла! Вот, пожалуйста.

Хм, может быть, даже такой затрепанной бумажке найдется какое-нибудь применение, но таскать ее с собой только из-за записанного на ней телефонного номера я совсем не собиралась. Поэтому, переписав в свой блокнот все цифры, я снова протянула этот раритет Алене:

— Спасибо. Возьми, может быть, пригодится.

Она с готовностью протянула руку и снова засунула бесценную реликвию в свою модную сумку. Честно говоря, я никогда не догадывалась, что столь красивые вещи могут скрывать в себе так много хлама.

Пока Алена ставила чайник на кухне, я еще раз решила пройтись по комнатам, надеясь выцепить своим зорким оком что-нибудь интересное. Рассматривая стены на уровне глаз, я неожиданно споткнулась обо что-то и чуть не взвыла от боли. Мало того, что связки растянуты, не хватало мне еще перелома! Я в ужасе плюхнулась на диван и ощупала многострадальную конечность. Но, кроме усилившейся боли, никаких повреждений не обнаружила.

Бросив испепеляющий взгляд на злополучный предмет преткновения, я скривилась — так и есть, стремянка. Впрочем, попадись мне на пути что-то другое, я бы даже удивилась. С твердым намерением впредь быть осторожнее и почаще смотреть под ноги, я медленно продолжила свой рейд по просторам трехкомнатной квартиры.

В спальне было немного почище, чем в других комнатах, служивших непосредственно мастерской: кровать была застелена пледом, а на столе вперемешку с красками и кистями валялись диски, аудио — и видеокассеты и футляры от фотографической пленки. Видимо, кроме своей основной функции, спальня еще выполняла функцию хозяйственную, была чем-то типа кладовой.

На подоконнике стояли уже успевшие запылиться несколько шкатулок, не до конца разрисованных диковинными птицами и русскими красавицами. Этот стиль настолько отличался от сюрреализма, что я поначалу даже засомневалась — действительно ли сам Филипп рисовал эти картинки. Но, присмотревшись внимательнее, отметила довольно характерные для его манеры детали. Давно известно, что талантливый человек обычно бывает талантлив во всем.

Так что вполне закономерно: если Филипп хорошо рисовал, наверняка он еще и пел или занимался фотографией. Надеясь на досуге просмотреть содержимое пленок, я побросала их в свою сумку — вполне возможно, что некоторые из них он отщелкал буквально в последние дни жизни, так что изображения еще